(Олег Лукошин. Капитализм)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2011
Алена Бондарева родилась в поселке Саянск Зиминского района Иркутской области, живет в Москве. Окончила Литературный институт имени А.М. Горького. Регулярно публикует книжные рецензии в периодической печати.
Алена БОНДАРЕВА
Капитализм & рок-н-ролл
ОЛЕГ ЛУКОШИН. КАПИТАЛИЗМ. – М.: АСТ, АСТРЕЛЬ,
ПОЛИГРАФИЗДАТ, 2011.
Если бы у нас был соцреализм, то Олег Лукошин стал бы его пламенным певцом. Однако времена нынче не те. Поэтому Лукошин со своей повестью-комиксом «Капитализм» (давшей название всей книге), историей в стиле хард-рок «Судьба барабанщика», мрачным сочинением «Дороги, которые нас выбирают», а также рассказами в духе рок-н-ролла вынужден называться писателем левацкого толка и терпеть всяческие нападки со стороны литературного сообщества.
Сам автор заявляет, что пишет «для народа, а не для писателей». И всех несогласных с его взглядами отправляет туда же, куда был послан герой Максим в первой главе «Капитализма», а именно «на хер».
Впрочем, резкость Лукошина объяснима радикальной идейностью, которая по нынешним временам, как ни крути, а все-таки редкость, потому уважения заслуживает.
«Капитализм» читателя интригует, начиная с подзаголовка: повесть-комикс, не в том смысле, что с картинками, а в том, что учение Маркса (которое, к слову сказать, у героя и так в однотомном сокращенном издании), изложенное Лукошиным в вольной форме, проиллюстрировано житием Максима весьма красноречиво.
Лукошин пишет иронично, едко и афористично, использует всевозможные игровые элементы. В его текстах масса литературных аллюзий, переосмысленных цитат и сюжетов. Поэтому начало повести воспринимается, как стилизованный под платоновскую манеру постмодернистский стеб… Впрочем, уже через несколько страниц становится понятно, что автор против капитализма выступает на полном серьезе и сопереживает своему персонажу вполне искренне.
История проста. Семья выгоняет Максима, и тот пускается в путь, претерпевает трудности, очаровывается и разочаровывается в людях. Сначала бомжует, потом связывается с бандой, стоит на шухере, затем и сам «деньгу заколачивает». Но после решает, что дурное это дело – нечестным способом промышлять. И встает на трудовой путь. Работает сборщиком помидоров, рикшей, ходячей рекламой (человеком-сосиской), продавцом видеотехники.
В описании Максимовых скитаний Лукошин более чем традиционен, и, думается, сознательно напирает на знакомые читателям классические сюжетные повороты, ведь именно благодаря им повесть цепляет. Это своего рода «Как закалялась сталь», только со смещенными акцентами и очень ироничная.
Максим болеет за народ, ненавидит толстосумов и постепенно зреет для борьбы. «Капитал» Маркса ему вместо Библии, а Великий Капиталист вместо беса. Последний то и дело увещевает: «Прими капитализм в душу свою, смирись с ним, как с необходимостью, и узнаешь, какими ослепительными красками засверкает для тебя жизнь! Все так делают и все счастливы». А Максим это цитатами из «Капитала» кроет. И еще больше взращивает в себе классовую и социальную ненависть. «Продаюсь, – вертелись мысли, – угасаю. Пытаюсь вырваться из капиталистической клети, а все равно закрыт в ней на замок, состою в услужении, и спасения не видно. Что делать? Кто виноват?»
Впечатление создается двоякое. С одной стороны, ненависть и раздражение Лукошина понятны.
Что конкретно удручает писателя, более точно сформулировано в «Дорогах, которые выбирают нас». Постулат незамысловатый и, прямо скажем, спорный: большие капиталы в нашей стране честным путем не заработаешь. Вот и герои «Дорог…», простые работяги, нанятые для строительства коттеджа, удавили прибившегося к ним мужичка, а деньги, найденные при нем, закопали, чтобы потом поделить. В итоге перессорились, поубивали друг друга, а выживший, следовательно, самый везучий, забрал себе все. И при этом, знай, приговаривал: «Дороги, они гадкие. Дороги, которые выбирают нас. Думаете, сила воли есть или осознание какое-то, чтобы выбрать верную, ту, которая наверняка приведет к достатку и счастью? Черта с два! Нет такой силы и осознания такого. Выбрал тропинку, делаешь шажочки, а что там в конце будет – неизвестно».
Таким образом, получается, что виноватых нет. И проклятые вопросы, еще раз озвученные Максимом, по-прежнему остаются без ответов.
Но, с другой стороны, пламенное противостояние Лукошина вызывает некоторое недоумение. Да и сам он проговаривается: «Мычать и работать. Мычать, работать и быть позитивным. Я отрицаю капитализм, потому что он противоестественен человеческой природе! Потому что он позволяет одному человеку эксплуатировать другого, позволяет издеваться над ним, позволяет его ставить в положение слуги и даже раба. Капитализм приятен только тем, кто владеет. У нищих и бесправных капитализм не вызывает ничего, кроме омерзения» (запомним это место). И дальше: «Честный и ответственный, думающий и понимающий человек никогда не сможет согласиться с догмами капитализма, потому что догмы эти надиктованы дьяволом». Вообще персонажей Лукошина все время кто-то соблазняет. И если у героев что-то не получается или получается, да не так, они сами или автор приговаривают, мол, это от лукавого.
Согласитесь, странное заявление. Ведь тогда выходит, что индивидуальная воля Лукошиным вообще отрицается. И проблема не в том, кто кого эксплуатирует (по бесовскому наущению или без), а в том, почему одни люди достаточно легко (и фактически добровольно) становятся рабами других. Деньги? Вряд ли, человека свободного ни за какие купюры не заставишь ползать перед кем-либо на коленях. Он будет жить на копейки, но достоинства своего попрать не позволит. И тут, как говорится, хоть капитализм, хоть социализм, результат один. А вот то, что «нищие и бесправные», которые по каким-то причинам не смогли обеспечить себе нормальную жизнь, чувствуют «омерзение» – так это совсем другой разговор. «Так вы что, не читали, – спрашивает один из персонажей рассказа «Помню тебя, Сейфуль-Мулюков», – постановление Верховной Хунты Капиталистической Стабильности о том, что неудачниками следует считать всех, кто не занимается коммерцией?» – весьма однобокий подход. Ведь в жизни часто оказывается, что «неудачниками» людей назначает никакая не «Верховная Хунта» – а они сами: не доучились в институтах, поленились искать хорошую работу, оказались слабы духом.
Ясно, что Лукошина бесит тот беспредел, который происходит в России, он, в общем-то, всех нормальных людей заставляет сокрушаться. Однако не очень понятно, почему условия свободной конкуренции и более складной жизни, чем, скажем, лет двадцать назад, у писателя вызывают такое буйство.
Не исключено, что дело и в рок-н-ролльной закваске Лукошина.
Мэшап «Судьба барабанщика», якобы писанный в соавторстве с Гайдаром, – один из самых слабых (так же неудачен бредовый рассказ «Жареные негры с кетчупом») и, к сожалению, длинных текстов сборника. Чего тут только нет: убийства, чернуха, сатанисты, белые, пролетарии, хард-рок, дьявольские посланники и, конечно, Ритм, который должен освободить отца юного барабанщика, сидящего в тюрьме за растрату, но освободить почему-то из метафизического плена. Ибо папа не кто иной, как Прометей прикованный, жаждущий дать людям огонь. Повесть достаточно неровная и очень нелогичная, чересчур перегружена событиями, в итоге ни к чему не ведущими. Да и характер главного героя необоснованно противоречив. Например, мальчика до последних страниц совершенно не волнуют смерти его друзей (особенно не затрагивает их причина), хотя персонаж рисуется нам простым и приятным мальцом. В общем, отменный трэш у Лукошина получился – но это, скорее, претензия к содержанию.
Другое дело – сам герой, школьник, мечтающий быть ударником в серьезной группе. Собственно, он больше ничем и не занимается, кроме фантазирования и долбежки по барабанной установке. Примерно то же происходит с персонажами рассказа «История неудачника (Им мог бы стать и ты)». Эти, правда, сами не играют, только слушают, но тоже не особо проявляют себя в реальной жизни.
Сначала отец крутит пластинку «Deep Purple» и особенно песню «Child In Time», все о чем-то жалеет, тоскует, впрочем, слов не понимает, ему просто нравится музыка, в итоге спивается и решает повеситься, напоследок встречается с сыном и дарит ему любимый диск. Тот тоже погружается в слушанье, так же впустую растрачивает жизнь… и передает по наследству заезженную запись уже своему ребенку…
При таком пассивном (я бы даже сказала, невероятно инфантильном) подходе достаточно странно хотеть чего-то большего. Рок-н-ролл – это, конечно, здорово и весело, но лет до 20-25, а потом должна наступить пора взросления и переосмысления. Впрочем, отрекаться от музыкального драйва никто не требует. Нет ничего дурного в том, что любовь к ритму и громким басам остается до более зрелого возраста, хуже, если подростковый протест против всего мироустройства, как правило, сопутствующий этой юношеской тяге, не проходит.
Ведь, кроме недовольства, злости и мощного заряда ненависти, Лукошин пока предложить ничего не может. Его Родя (герой переписанного на иной лад «Преступления и наказания») решение своих проблем по-прежнему видит не в том, чтобы уйти с рынка, где он работает торгашом, и найти другое, более денежное место, а в том, чтобы кокнуть старуху-узбечку (хозяйку, в варианте Лукошина выступающую в роли процентщицы). Да и Максим, помыкавшись, приходит к мысли о революции. Но мысль эта слепая. Потому что, как надо жить, похоже, и писатель, и его герой представляют слабо. Главное – разрушить старое, переубивать всех капиталистов. «Не будет больше эксплуатации! Новый мир будем строить! – шепчет в финале Максим. – Свободный, справедливый!» Но какой именно? Ответа нет, только общие слова.
Поэтому запал Лукошина, как короткий электрический заряд, уходит в никуда. Ведь пустить красного петуха в России дело не хитрое. Только как быть после – вопрос более сложный. И базаровщина, согласно которой нужно сначала расчистить место, а потом уже придумывать, что строить, тут не уместна. Все-таки о живых людях говорим.