Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2010
Там, где
Мария ЗЕЛЕНОВА
Круги рая
“Ад и рай – в небесах”, – утверждают ханжи.
Я, в себя заглянув, убедился во лжи:
Ад и рай – не круги во дворе мирозданья,
Ад и рай – это две половины души.
Омар Хайям
Название выставки “Потерянный рай” отсылает одновременно и к поэме Джона Мильтона, и к произведениям русского и зарубежного рока, которые используют это словосочетание как культурный стереотип, порой и не подозревая об источнике.
Центр современного искусства “Винзавод”, включающий в себя больше десятка галерей, концептуальное кафе, курсы живописи, книжный магазин, ретрофотокабинку и еще много всяких разностей, – подходящее место для экспериментов. Каждый, кто попадает в это пространство, уже становится арт-объектом. Маски, защищающие от гриппа в разгар эпидемии, смотрелись на посетителях особенно сюрреалистично, создавая иллюзию непереносимости то ли всего райского, то ли искусства в целом.
Рай для человека третьего тысячелетия – понятие узкое и в то же время очень общее. И какое-то… несовременное, но своевременное. Собранное здесь, в залах галереи, похоже на имущество, спешно уложенное в новейший Ноев ковчег: иконы, вышивки, скульптуры, офорты, фильмы, детские рисунки, и всё – разных времен и народов. Если пытаться воспринимать все это академически, быстро потеряешься в пестром многообразии. Поэтому посетителю лучше выбрать себе траекторию и двигаться по ней, никуда не сворачивая. А затем попробовать другую. Тогда, возможно, что-то начнет проясняться.
Рай родной, религиозный
Так уж складывается, что мы лучше представляем себе ад, чем рай. Тем больше пространства остается для фантазий об утерянном.
В религиозной традиции фантазию заменяет канон. Там, где трактовка однозначна и исключает множественность интерпретаций, в ход идет разнообразие видов и техник.
Офорты, средневековый гобелен, херувимы конца ХIХ века, найденные на раскопках у озера Селигер, несколько икон. Почти всё – из частной коллекции диссидента, искусствоведа и правозащитника Сергея Григорьянца. Традиционные библейские сюжеты – объединяющее звено выставки, задающее тональность и притягивающее к “райской” теме объекты не столь тематически однозначные.
Рай заморский
Другой вариант обретения рая – практически-экзотический. Желающие прямо здесь, на территории выставки, могут получить видеоурок кундалини-йоги “Как стать ангелом”. Перед экраном заботливо расстелен коврик, на котором, правда, посетители не спешат расположиться.
Еще один вариант подсказывает документальный фильм Д. Хоппера конца 60-х о хиппи. Рай для “детей цветов” – это место, где красивые длинноволосые люди в свободных одеждах предаются свободной любви и свободно употребляют легкие наркотики.
Немного особняком стоит в ряду видеоработ фильм Андрея Лошака из цикла “Профессия – репортер”, посвященный дауншифтингу. Суть этого нового для нашей страны понятия в том, что молодые и социально успешные люди отказываются от карьерного роста в пользу самопознания (или грубее – самокопания). Как правило, это сопровождается отъездом либо в российскую глубинку, либо (и это чаще) в Индию и Таиланд. В теплом климате искать свой рай гораздо комфортнее. Йога и презрение к материальным ценностям отчасти роднят современных дауншифтеров с хиппи 60-х – вот и еще одна “связка”, основание для вольного объединения данных фильмов-объектов.
Телепередача как часть искусства – это очень ново и настолько же спорно. Действительно, в последние несколько лет индийский штат Гоа стал для странствующих интеллектуалов недорогим и удобным местом переживать экзистенциальные кризисы. Однако в искусстве существенно не только содержание, но и – даже, пожалуй, больше – форма. Передача в галерейном пространстве выглядит скорее неорганично: ведь у нее другая, нежели у “законного” артобъекта, функция (в данном случае – просвещать) и заданный телевидением формат. Вопрос о том, возможно ли превратить ее в артобъект, остается открытым.
Рай наивно-авангардный
Рай наивных художников порой выглядит как реализация обывательской мечты: ангелы, кущи, красивые мясистые женщины, диковинные звери. Авторы работ отказываются от мудрствований и глобальных обобщений, будто предлагают нам всем “быть проще” – чтобы рай спустился к нам с небес. По мнению Марины Лошак, “наивное искусство – о правещах, идеально воплощенной натуре”. Квинтэссенция наивного здесь, на территории выставки, – “Сибирская красавица” Елены Волковой, хулиганистая, соблазняющая, пребывающая в полной гармонии с собой и миром Ева. С другим настроением выполнен знаменитый трогательный “Черный лев” Нико Пиросмани с большими, по-человечески грустными глазами.
Приятным подарком для ценителей стали работы авангардистов, сделавших своим принципом поиск возвышенного в обыденном. Иллюстрации Наталии Гончаровой к книге Алексея Крученых “Пустынник” будто выполнены талантливым ребенком в отсутствие матери – безыскусные карандашные наброски. Столь же простодушно и “Изгнание из рая” Кузьмы Петрова-Водкина.
Четкую грань между авангардным и наивным искусством провести бывает довольно сложно. Пожалуй, разница в том, что в первом случае речь идет об осознанной, найденной простоте, а во втором – о неискушенной простоте самого переживания. Как, например, скульптурки деревенского умельца Федора Жильцова, сделанные полвека назад, или более поздние вышивки Ирины Затуловской, где красными неловкими стежками проложено по холстине “Ангел храни тела”.
Павел Леонов – классический вариант наивного художника. Живет в Ивановской области, писать регулярно начал в 71 год, вместо подрамника использует скамейку в огороде. Его полотна – цельный, уютный, немного смешной мир со своей мифологией. Наверное, поэтому наряду с работой “Ангел” в экспозицию включено леоновское полотно “Автор и Зина вышли на спорт”, которое к теме рая имеет отношение довольно смутное.
Многие ждали приезда в Москву полотна Анри Руссо по прозванию Таможенник, чьи работы как раз и демонстрируют экспансию примитива в авангард и в свое время сильно повлияли на наших модернистов – Михаила Ларионова и Наталию Гончарову. Он, как и Леонов, живописью начал заниматься поздно, выйдя на пенсию после долгой чиновничьей службы. Во Франции это явление получило меткое название “искусство семи воскресений в неделю”. Однако по техническим причинам картина Руссо так и не была представлена.
Рай концептуальный
Для советского неофициального искусства тема рая как поиска идеального пространства была животрепещущей. Художники искали это пространство в самых разных местах и с помощью различных стратегий.
Леонид Пурыгин, например, заменил традиционно-идиллические представления о рае шизоаналитическими мифологиями о самом себе, сооружая многочастные алтари с комментариями видений, растительными орнаментами и ироничными психоделичными рисунками. В экспозиции представлен триптих 1978 года с текстом про одно чудесное утро, проведенное с Дмитрием Александровичем Приговым на природе.
Еще один матерый концептуалист Илья Кабаков представил проект локального рая под табуретом, к ножкам которого заботливо прикреплен за ниточки маленький парящий ангел. Кабакова визуально поддержал Тимур Новиков. Его прекрасно-наивные коллажи не факт, что про рай, но явно про что-то неземное, непостижимо-подлинное.
Апофеозом концептуализма на выставке стала неоновая надпись Трейси Эмен “This is another place” – “Это другое место”. Это, пожалуй, самый удачный эпиграф к происходящему и одновременно та тонкая, но прочная проволока, на которую, как бусины, нанизываются все экспонаты. Рай – это не лучшее, это просто другое. И у каждого это другое – свое.
Рай детский и последний
Дети в искусстве – традиционные хранители общечеловеческой, архетипической духовности. Их представления о рае – это совмещение и концептуального, и наивного, и религиозного искусства. Детские рисунки и мультфильм “Рай”, сделанный в детской анимационной мастерской “Винзавода”, вряд ли представляют какую-либо художественную ценность, однако высвечивают еще одну грань заявленной темы.
“Потерянный рай” – огромное лоскутное одеяло из цветных разнофактурных кусочков. Возможно, некоторые из них подобраны недостаточно тщательно, но всё вместе греет и создает объем.
Так что же такое рай, который мы упустили? Это, по замыслу устроителей выставки, немного хаос, немного балаган, немного лавка чудес. Что-то сумбурное, многоголосое и чуточку инфантильное. Так ли уж отличающееся от нашей действительности?
∙