Рассказы
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2010
Дарья БОБЫЛЕВА
Люди из коробочки
Рассказы
ГОСПОДИН N И ВСЕЛЕННАЯ
С самого рождения господин N, имя которого мы не разглашаем по этическим соображениям, отличался приземленным складом ума. Вероятно, это было наследственное, поскольку во всей его многочисленной, сливавшейся в единую массу семье только отец имел некоторую склонность к мистике, итог которой был печален. Еще в юности бедняга вбил себе в голову, что умрет в 34 года. Проклятые цифры преследовали его всю жизнь, попадались в номерах домов, автомобилей и лотерейных билетов. В итоге Вселенная сдалась перед его твердой убежденностью, и вскоре после своего 34-го дня рождения отец господина N попал под большую машину с суровым выражением бампера. Говорят, на небесах этот казус вызвал переполох – по крайней мере, встретившие покойного у райских врат ангелы долго мялись и перешептывались. Человеку, как известно, не дано знать свою судьбу, но так как вероятность того, что отец господина N куда-то подсмотрел, исключалась, пришлось его впустить. А господин N остался сиротой и приобрел смутный страх перед мистическими озарениями и походами в обувной магазин, поскольку именно по пути туда отец получил ответ Вселенной.
Детство господина N прошло в целом нормально. Он даже имел шансы, повзрослев, стать товарищем N, перед чем тоже испытывал смутный страх, поскольку его отца звали так же. Страх не имел мистической подоплеки, господин N боялся, скорее, того, что его будут сравнивать с покойным родителем. Тот изучал покрытосеменные растения и за свою недолгую жизнь достиг в этом серьезных успехов. Впрочем, в политике что-то не задалось, и звание товарища благополучно прошло мимо. Будущий господин N писал в тетрадках цифры, которые, к счастью, ни с чем не совпадали, буквы и иногда – неприличные слова, на большой перемене ел в буфете сосиски, два раза в неделю носил в школу вонючие кеды для физкультуры, ничего не понимал в химии и временами был бит по голове учебниками. Школа была хорошая. Однажды, правда, в класс будущего господина N хотели перевести хулигана и двоечника, отчисленного из соседней школы, но накануне своей первой встречи с потенциальными жертвами он в драке получил в лоб чем-то тяжелым – вероятно, железной трубой. После этого он несколько месяцев пролежал в больнице, стал заикаться и был отправлен в коррекционное учебное заведение. Будущий господин N резонно опасался совместного обучения с хулиганом и двоечником, поскольку был скромен и пуглив, поэтому известие о том, что угроза миновала, очень его обрадовало. Подробностями он не интересовался, наивно полагая, что вся эта история не имеет к нему никакого отношения.
Как и все, господин N взрослел не постепенно, а некими толчками. Сначала он внезапно обнаружил, что голос стал произвольно перескакивать с дисканта на бас и обратно, потом удлинились и распушились различные части его тела, а потом нескладного, но вполне созревшего господина N потянуло на приключения. Он попробовал курить в туалете. Вскоре после этого директор выставил в туалетах и за пришкольными гаражами дежурных, а курильщиков стал отчислять. Господин N воспринял штрафные санкции с облегчением, поскольку надписи о вреде курения на сигаретных пачках взволновали его до слез. Знакомство с алкоголем прошло более удачно, но потом что-то не задалось уже не в политике, а в экономике, и пиво стало стоить столько, что господин N вновь перешел на воду. На дискотеках он почти не появлялся, так как не умел танцевать, а одноклассники не настолько его любили, чтобы научить хотя бы паре движений. Таким образом, никогда не бывая пьяным и разгоряченным танцами и близостью потных разнополых тел, господин N не участвовал и в драках. Несколько раз молодые люди из соседних подъездов пытались побить его по собственной инициативе, но ноги у господина N были длинными, как у бабушки по материнской линии, и бегал он быстро. Еще не остывшая тяга к приключениям иногда требовала выхода, отчего господин N томился. Однако скука была единственной проблемой, от которой он страдал в опасный подростковый период, принесший его ровесникам много неприятностей, а для некоторых окончившийся совсем прискорбно.
Вообще в жизни господина N было немного сильных потрясений, и одно из них, разумеется, пришлось на юность. Оно было вызвано робким дружелюбием соседки по двору, которую звали Настя – имя настолько распространенное, что скрывать его по этическим соображениям бессмысленно. Настя была настолько же не избалована вниманием противоположного пола, как и сам господин N, поэтому избрала его как наиболее доступный объект. Она стала каждый день с ним здороваться, одолжила учебник для подготовки к экзамену и посоветовала знакомого стоматолога. Ободренный этими знаками внимания, господин N влюбился. Он вновь начал томиться, но уже по другим причинам, а вид Настиного неровного пробора – она была значительно ниже его ростом – вызывал у него длительное замирание в районе желудка. Господин N стал часто задумываться, чрезмерно потеть и несколько раз забывал пообедать. В один прекрасный день, ковыряя вилкой котлету, поджаренную специально для него бабушкой, которая была обеспокоена ухудшением его аппетита, господин N решил пригласить Настю на свидание.
Он старательно причесался, приобрел розу в хрустящей целлофановой упаковке и пришел к парковому фонтану на полчаса раньше назначенного времени. Глядя на толпы гуляющих, он представлял, как заметит среди них Настино коричневое пальто, потом она подойдет ближе, и он различит на нем пуговицы, и наконец расстояние между ними сократится достаточно для того, чтобы он вручил ей розу. Что делать дальше, он не знал, и на него нахлынул с детства знакомый смутный страх. От мысли о том, что ему, возможно, придется поцеловать Настю в сухие губы, у господина N судорожно сжались пальцы на ногах. Потом он представил себе, как при передаче розы у него дрогнет рука, и целлофановый кулек упадет на асфальт, что будет очень неловко. Последним в череде опасений было то, что Настя откажется продолжать их гипотетические отношения. Само слово “отношения” особенно пугало господина N.
Потея и притоптывая правой ногой, господин N около часа стоял у фонтана. Настя на свидание не пришла – ее не отпустила мама, потому что пригласила на этот вечер гостей, бывшую однокурсницу и ее сына, который недавно съездил в Германию и стал там католиком. За этого сына Настя спустя полгода вышла замуж и тоже стала католичкой, а потом они уехали, только не в Германию, а в Польшу.
Говорят, именно эта история привела отца господина N, вынужденного наблюдать за его жизнью, в такое возмущение, что его чуть не выгнали с небес за непристойное поведение. Впрочем, достоверно нам это не известно, так что не будем распространять слухи.
После благополучного избавления от любви господин N, за неимением других вариантов, посвятил все свое время учебе. От скуки он перечитал многие учебники по несколько раз, благодаря чему в его молодой памяти отложились целые абзацы. Это радовало маму господина N и давало ему определенные преимущества, включая возможность поступить в известный университет с длинной аббревиатурой в названии. Перспектива подробного изложения абзацев из учебника перед профессорами, увенчанными заслугами и очками, скрывающими суровый взгляд, настолько взволновала господина N, что он опять стал забывать обедать. Лето в тот год выдалось до треска сухое и жаркое, и за неделю до экзаменов университет с длинной аббревиатурой озарил ночь красивым пожаром, который потом долго показывали в новостях. Господин N воспринимал новости спиной, готовясь в углу гостиной к поступлению в вызывающее меньше волнений учебное заведение.
В этом заведении он получал специализацию, точное назначение которой не было известно никому, включая даму, набиравшую текст для дипломов. Господин N сохранял нейтралитет в отношении алкоголя, табака и девушек, которые могли не прийти на свидание, что было замечено его однокурсницей, одаренной практической сметкой, грудью и толстой косой. Однокурсница многозначительно смотрела на него на лекциях и обсуждала с подругами, а затем взяла в оборот. Господин N пришел в такое замешательство, что немедленно женился на ней. На свадьбе он обнаружил, что ее крупная грудь, запакованная в белоснежную ткань и слегка обсыпанная веснушками, в целом ему симпатична, и успокоился. Господин N даже изменил своей многолетней привычке и выпил шампанского, которое вызвало у него приступ икоты и неожиданный прилив храбрости. А единственный гость, общение с которым в этом состоянии могло бы привести к конфликту, всю свадьбу простоял в пробке, вызванной столкновением трамвая с цементовозом.
Начало брачной жизни господина N, традиционно окруженное коробками с сервизами на 12 персон и новым постельным бельем с цветами и лебедями, омрачил только спор с супругой относительно “медовой” поездки. Супруга предложила на выбор две южные страны, но скромной и пугливой душе господина N были чужды густонаселенные пляжи и активные подкопченые аборигены, о которых он получил некоторое представление из телевизора. Несколько ночей господин N провел в отлучении от солидного тела жены и опасениях, что террористы украдут у него кошелек или продадут фальшивое золото. Затем две южные страны начали между собой небольшую темпераментную войну, а господин N с супругой поехали в белый загородный пансионат с обильной пресноватой пищей и липовой аллеей, навевавшей смутные воспоминания о классике.
Потеря девственности и юности привела господина N в состояние полной душевной гармонии. Стареющая и переживающая мама через сложную цепочку знакомых устроила его на работу в небольшой кабинет, полный бумажек и горшков с растением “тещин язык”. Работа отличалась стабильностью и возможностью сослаться на плохое самочувствие, если утром нежелание покидать безопасную квартиру становилось особенно сильным. В квартире сделали ремонт, и старые цветы и вертикальные полосы на обоях сменились новыми. Супруга фанатично варила супы и каши, а по вечерам, как в юности, обсуждала господина N с подругами. Господин N процветал. Он даже чуть не приобрел машину скромной расцветки, хотя транспорт смущал его из-за трагических и полностью ложных воспоминаний детства. Воры, перепутавшие его жилище с сияющими апартаментами соседей по лестничной клетке, избавили господина N от денег на машину, видеооборудования и дедушкиных золотых запонок, а его супругу – от свежепойманной шубы.
Нельзя сказать, чтобы друзья господина N до хрипоты спорили о том, чем объяснить многочисленные совпадения, уберегавшие господина N от крупных и мелких житейских встрясок, – удивительным невезением или, напротив, везением. Его друзьями могли считаться лишь два человека, их место проживания вынуждало поддерживать школьные связи. Они были не способны спорить до хрипоты и никаких совпадений не замечали, поскольку жизнь господина N не была настолько интересна, чтобы следить за ней, не отрываясь. Не замечала совпадений и мать господина N, поглощенная любовью к его длинным ресницам и родственному запаху. Между тем, самолеты, в которых господин N мог бы, но боялся полететь, падали, важные люди, знакомство с которыми могло бы привести его к новой заменчивой должности, заболевали и переезжали, и даже тренажерный зал, в который он мог бы пойти, но боялся перенапрячься, в один прекрасный день закрылся из-за финансовых неурядиц.
Опасность подкралась к господину N со стороны супруги. Бессознательное утомление прожитыми годами, некоторое время копошившееся у нее внутри, привело ее к мысли об обзаведении ребенком, который бы копошился снаружи. Господин N пришел в смятение. Из телевизора и наблюдений за жизнью во дворе он знал, что дети – это хлопотно, шумно и опасно. Сначала его будет волновать, успешно ли разродится набухающая супруга. Потом он будет по ночам вскакивать в холодном поту на страшные крики и тихий скрипящий кашель. В детском саду бесплотного пока отпрыска поджидают агрессивные воспитательницы, болезни и, возможно, даже обвал ветхого потолка – телевизор часто докладывал спине господина N о подобных историях, демонстрируя синяки, плач и оторванные детские ноги. Дальнейшая жизнь господина N-младшего разветвлялась лабиринтом роковых случайностей и опасностей, от которых не могли уберечь даже родные стены с цветами и вертикальными полосами.
Смятение сменилось безмолвным отчаянием. Господин N оставлял на полированных поверхностях мокрые отпечатки ладоней, плохо понимал содержание газет и искал утешение в шуршащих бумажках на работе. Искать утешения в супруге, давшей волю своему организму, было теперь опасно. Однако супруга, взяв господина N однажды в оборот, с тех пор не отпускала его, следя, чтобы каждое его движение совпадало с планом, набросанным еще в аудиториях института. Чтобы убедиться, что он не увильнет, она отправила его на обследование интимного характера. Господин N покорно приготовил приличные трусы, поскребся в ванной колючей мочалкой и лег спать, чтобы на следующее утро отправиться к одному из заведующих размножением.
И вот тут нервы покойного родителя господина N сдали. Последней каплей послужило то, что возраст господина N как раз совпадал с цифрой, на которой была основана его нумерологическая одержимость. Презрев все небесные законы и образно пообещав вздрючить сына, он тайно покинул рай и явился господину N во сне. Создав соответствующую атмосферу в виде грозы за приоткрытым окном, трепещущих занавесок и отсутствия верхнего света, отец господина N уселся на стул и несколько раз тяжело вздохнул, привлекая к себе внимание.
– Сын мой, – замогильным голосом начал он. – Не кажется ли тебе странным, что в нашем районе не осталось ни одного обувного магазина?
Господин N с облегчением выдохнул, заметив в высказывании тени отца характерное для сна отсутствие логики. Он решил, что это прочитанный некогда томик Шекспира спустя годы вырвался на свободу, и стал ждать, когда видение отца сменится чем-нибудь более приятным.
– Сын мой, – стараясь сохранить замогильный тон, продолжал отец господина N. – Если тебе не жаль гибнущих на войне темпераментных жителей южных стран, может, ты пожалеешь хотя бы моего будущего внука?
И, не сдержавшись, отец господина N вскочил со стула, хищно спикировал на кровать сына и посвятил его в главную нумерологическую тайну, открытую им уже по прибытии на небеса. Суммы чисел в дате рождения господина N, номере его медицинской карточки, телефона, школы, дома, в котором он жил, паспорта и всех автобусов в районе, а также многочисленные совпадения размеров одежды, обуви и имен окружающих неопровержимо свидетельствовали об одном: господин N управляет Вселенной. И все эти тридцать лет его отец, сидя в раю, проводил вычисления и мучился от стыда за своего пугливого и скромного сына, использовавшего свои феноменальные возможности исключительно для избавления от всего волнительного. Отец господина N был уверен, что сам бы он на его месте развернулся, отменил войны и вылечил человечество от рака и заболеваний, передающихся половым путем. Но, увы, в отношении него Вселенная ограничилась большой машиной с суровым бампером, посланной в мистически удачный момент.
– И что же мне делать? – почтительно выслушав родителя, спросил господин N.
– Захоти! – взревел родитель. – Захоти свернуть горы, прославиться, объездить мир, получить прекраснейших женщин и внимание прессы!
Господин N на мгновение задумался. И затем впервые за 34 года решительность исказила черты его лица.
– Но папа, – сказал он. – Так мне гораздо спокойней.
Призрак потерял дар речи, в гневе достал из серванта несколько хрустальных бокалов, разбил их об стену, выругался страшным голосом и вернулся в рай, предварительно стерев из небольшой памяти своего сына все, что успел наговорить, поскольку знать свою судьбу, как известно, неприлично. На небесах ему сделали выговор и строжайше запретили впредь заниматься поисками совпадений в числах, чему он с радостью подчинился.
А господин N, проснувшись, помнил лишь, что ему приснилось что-то неприятное и пугающее. На протяжении всей дальнейшей жизни сны ему больше не снились – ни цветные, ни черно-белые, в существование которых упорно верят некоторые люди. Житейские треволнения и впредь обходили его стороной, падая на голову кому-то еще, и даже жена, мучимая отсутствием детей, ушла от него к другому. По прихоти господина N, о которой он так никогда и не узнал, этим другим оказался водитель того самого цементовоза, врезавшегося в трамвай. Водитель любил рассказывать об этой аварии до самой старости, умалчивая о том, что в момент столкновения от страха и неожиданности чуть не откусил себе язык.
МЫСЛИТЕЛЬНИЦА М И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
Имя мыслительницы М мы не называем потому, что оно нам неизвестно. Плод мысли не имеет имени, а ряд вполне определенных обстоятельств привел к тому, что до нас дошли только результаты столкновений и пересечений слов и образов, которые она с бильярдной ловкостью перекатывала в своей пушистой на висках голове. Автора результаты потеряли по дороге, о чем будет рассказано позже.
Мыслительница М появилась на свет с цепким умом и неудачной половой принадлежностью. Это сочетание не дало ей добиться в чем-либо абстрактных высот, упоминаемых в биографиях. Цепкий ум хватал любое событие или явление, приблизившееся к пушистой голове мыслительницы М, и долго вертел его, мял и подбрасывал, прежде чем позволить утвердиться в себе окончательно. Сначала он охватил мамину синеватую грудь, пеленки с уточками, решетчатую загородку кроватки, не допускавшую соприкосновения мыслительницы М с крупными досками паркета, потом, постепенно, всю комнату и расплывчатого папу, иногда возникавшего в дверях. Из-за необходимости ощупывать умом каждый предмет мыслительница М была несколько заторможенным ребенком, а позже ее стали называть вдумчивой и серьезной. Она напряженно вдумывалась во все, что возникало на ее жизненном пути, и, вытянувшись из розового овала с короткими конечностями в небольшую женщину, пришла к неутешительному выводу.
Мыслительница М поняла, что приступила к жизни неподготовленной. Стоило ей достаточно хорошо вдуматься во что-нибудь, как оно уже оказывалось в прошлом. Люди вокруг брали и выбрасывали жизненные предметы спонтанно, не ощупывая их умом и часто ошибаясь с выбором. Мыслительница М ошибок почти не допускала, внимательно изучая все варианты, но неизменно опаздывала, отставала и хмурила высокий художественный лоб, вновь оказавшись в рядах младшего поколения, в то время как ее собственное бездумно прыгало в следующий этап. Спохватиться и прыгнуть с громким кудахтаньем опоздавшего вслед за ними мыслительница М не могла. Главным ее страхом, помимо мохнатых бабочек и крупных собак, была неопределенность. Мыслительница М не знала, что Вселенной на самом деле управляет господин N – ангелы скрывали этот факт ото всех, чтобы сохранить видимость хаоса. Поэтому жизнь казалась ей похожей на табло вечной игры “Поле чудес” с загаданным словом “метоксихлордиэтиламинометилбутиламиноакридин”, где открытые буквы “х” и “э” были тем, что успел ощупать и определить ее ум, а за темными квадратами ждала пугающая неопределенность.
Унять цепкость своего ума и принять невдумчивую жизнь с неправильно выбранными одеждой, профессией, печеньем к чаю, людьми и курсами лечения мыслительница М при всем желании не могла. Постоянное ощущение неопределенности сделало бы ее нервной, а ум, который никогда не подвластен человеку полностью, напал бы на нее саму. Мыслительница М много думала, в частности, о том, что следует открыть школу для нерожденных детей, где бы их готовили к жизни. Но, к сожалению, предложений в этот период времени ангелы не принимали.
Плоды размышлений имеют свойство растворяться под натиском новых мыслей или куда-то закатываться, как хранящиеся в пакете поздние яблоки, которых сначала всегда бывает больше. Мыслительница М пробовала сочинять рассказы и стихи, чтобы вплести в них свои выводы. Но герои и рифмы путались под ногами, требуя внимания, а цепкий ум подсказывал, что текст хорошо держится только в том месте, куда впечатана мысль, а по краям расползается. Тогда она решила просто записывать выводы и умозаключения, не снабжая их занимательным фоном. Он был нужен только для того, чтобы утешить не умеющего так глубоко вдумываться читателя и избавить его от комплекса неполноценности, а единственным читателем, которому предназначались записи, была сама мыслительница М. В процессе учебы она писала в толстых клетчатых тетрадях, предпочитая холодные тона обложек, а затем в жизнь человечества вторгся компьютер. К радости и удобству мыслительницы М, он становился все меньше и меньше, сжавшись в конце концов до микроскопического карманного животного. Мыслительница М всегда носила его с собой, а по ночам клала на прикроватную тумбочку – на случай, если плод размышлений созреет во сне.
Постоянная мыслительная деятельность не помешала нашей героине, пусть и с некоторым опозданием, обзавестись покладистым супругом. Он слегка пах мужчиной, ходил на работу, менял лампочки, ругался с компьютером и был беспомощен в выборе одежды. Мыслительница М выбрала его по зрелому размышлению, хотя это был довольно легкий выбор между наличием этого мужа и отсутствием любого. Супруг миролюбиво понижал голос, разговаривая со своей небольшой женой, и считал ее пушистую на висках голову и привычку долго рассуждать, выжевывая предмет разговора до полной потери вкуса, трогательными. Иногда он приносил домой знаки особого внимания к мыслительнице М, но так как он был человеком невдумчивым, его выбор обычно оказывался неверным и долго пылился на полке.
Когда мыслительница М однажды утром обнаружила убедительное доказательство своей фертильности, она не отправилась к врачу с целью вернуть себя в прежнее состояние, поскольку несколько лет назад пришла к выводу, что совету плодиться и размножаться действительно стоит следовать. Исследуя свои ощущения при контакте с супругом, котятами и родителями, она заключила, что симпатия притупляет страх смерти, и чем она сильнее и ближе к понятию “любовь”, тем заметнее эффект. Таким образом, наличие потомства при условии, что оно будет хорошо себя вести, гарантировало мыслительнице М несколько бесстрашных лет.
Однако мыслительница М не стала сразу же звонить маме, как обычно поступают ее коллеги по физическому состоянию. Сохранив в себе ощущение первооткрывателя, она приступила к реализации блестящей идеи, пришедшей к ней год назад, ночью, когда супруг прижимался к ее правому боку и ворковал.
Вынув из-под мягкой подушки микроскопический компьютер, она включила его и твердой рукой с короткими красными пальчиками напечатала:
“Дорогая дочь! Сегодня я обнаружила, что мы случайно начали твою жизнь. Исходя из собственного опыта, я считаю, что обязана подготовить тебя к ней. Пока ты созреваешь, я определю за тебя явления, из которых состоит жизнь, и, таким образом, ты сможешь использовать ее максимально эффективно. Возможно, ты сначала сочтешь это проявлением деспотизма и родительского гнета, но о том, что такое деспотизм и родительский гнет, я расскажу тебе позже”.
Мыслительница М решила победить пугающую неопределенность для одного человека – победить ее для всех возможным не представлялось, потому что, в отличие от господина N, мыслительница М не была всемогущей. Вместо того, чтобы сосредоточиться на подготовке крошечных тряпочек и капризах, она сосредоточилась на определении жизненных явлений для своей дочери. Сидя в очереди к врачу, среди круглых женщин, пахнущих тестами на беременность, мыслительница М торопливо набирала текст:
“Жизнь – это шар для хомячков. Хомячки – маленькие несущественные создания, которых иногда сажают в шар. Нас тоже посадили в шар, но он гораздо больше, и стенки у него упругие, как мой живот сейчас. Мы отталкиваемся от стенок и летаем внутри шара, пока в конце концов не пробьем его и не улетим неизвестно куда. Об этой неизвестности я, к сожалению, пока ничего тебе сказать не могу. Но я точно знаю: если жизнь – это огромный шар для хомячков, то каждый его участок можно пролететь несколько раз, и ничто не теряется навсегда. Что касается линейного восприятия жизни, то это одна из страшных ошибок человечества, которые…”
К сожалению, мы располагаем лишь некоторыми обрывочными записями мыслительницы М, но и по ним можно судить о том, как тяжело и продуктивно ворочались мысли в ее пушистой голове. Снаружи казалось, что она поглощена наблюдением за процессами, происходившими несколько ниже. Ее поведение не выглядело странным для родственников и супруга, который стал еще миролюбивее. Единственным капризом, который позволила себе мыслительница М, был полный отказ от общения с коллегами по положению – она опасалась, что их образ мыслей, увековеченный противоположным полом в анекдотах, может оказаться заразным. Мыслительница М ела фрукты, гуляла на свежем воздухе, с отсутствующим видом проходила осмотры и уделяла микроскопическому компьютеру значительно больше внимания, чем покорному супругу. Каждый вечер, убедившись, что супруг находится по другую сторону двери и занят там своей жизнью, мыслительница М, стесняясь и глядя себе в район пупка, быстро зачитывала написанное за день.
“Нельзя сказать, чтобы я верила в умственные способности эмбриона, – сочла нужным объяснить она в своем пособии по определенности. – Однако я не могу не воспользоваться вероятностью их наличия. Некоторые дают эмбрионам слушать музыку. Музыка – это…”
В течение нескольких месяцев мыслительнице М казалось, что неопределенность терпит поражения по всем фронтам. Она была почти уверена, что ее дочери не придется жить с опозданием, ощупывая унаследованным цепким умом темный окружающий мир. Мыслительница М определила для нее все крупные вещи, с которыми была знакома. У нее болела правая рука и немного слезились глаза, но последнее, возможно, было от апельсинов, которыми ее кормил супруг, сменивший мужской запах на цитрусовый.
“Любовь – вещь, придуманная для того, чтобы человек не так часто пугался смерти, – записывала мыслительница М. – Человек, которому чужой шар для хомячков кажется ценнее своего, счастлив, потому что избавлен от страха. Об этом написано много книг. Книги – это стопки бумаги, скрепленные обложкой и содержащие определенную последовательность слов. Чем больше выдержка слов, тем больше вероятность, что они составлены в правильной последовательности”.
Переведя в спокойные и взвешенные слова счастье, покой, удовольствие, горе, одиночество и другие явления, расплывчатость которых некогда причинила ей немало неудобств, округлая мыслительница М однажды ночью покрылась мурашками и небольшим количеством пота. На поверхности мыслительной смеси, кухонно бурлившей под ее художественным лбом, вдруг блеснуло осознание, что она дала созревающей дочери описания, но забыла про инструкции. К обретению тех или иных жизненных предметов вела различной длины последовательность действий, и, не зная ее, будущая дочь была обречена копаться в неопределенности. Действий было значительно больше, чем явлений, они зависели от конкретных ситуаций, и, оценив масштабы своего промаха, мыслительница М ощутила подергивание в правом глазу.
“Сейчас я расскажу тебе, как надо вести себя в жизни, – быстро печатала мыслительница М, сидя на одиноко сияющей в ночи кухне и поджимая под себя холодные ноги. – Пролетая каждый участок шара, нужно выполнить некоторые действия, чтобы получить приятные воспоминани, или, возможно, счастье. Первым участком будет детство. В нем следует любить конфеты и мороженое, которые приятнее есть перед обедом, ходить после дождя в резиновых сапогах по лужам, мечтать перед сном как минимум 40 минут, собирать улиток и гусениц, разглядывать узоры на обоях, чтобы запомнить их…”
Пытаясь объять необъятное, мыслительница М несколько раз принималась плакать и утешалась фруктами. Каждый раз за едой она вспоминала новые необходимые действия, и фрукт, поврежденный укусами, оставался истекать соком на кухонном столе. К утру мыслительница М решила, что ограничится инструкциями к детству, а описания дальнейшей жизни сделает потом, в процессе формирования дочери уже вне ее живота. Она заранее разграничила время, определив, что утром будет читать потомку старые записи, а вечером отпечатывать итоги более поздних размышлений. Умиротворившись, она заснула, положив голову на стол среди недоеденных фруктов.
Это стало первым событием, серьезно поколебавшим спокойствие супруга мыслительницы М. Его скромный твердый ум начал старательно сопоставлять хроническую вдумчивость жены, ее верность микроскопическому компьютеру и погруженность в себя. Из себя мыслительница М выныривала обычно встревоженной, уходила на кухню, и оттуда доносилось характерное щелканье. Супруг поделился симптомами со старшим поколением и Интернетом, но они успокоили его историями о заполненных потомством женщинах, которые все отведенные месяцы спали на ковре, съели всю соду в доме или читали исключительно Вальтера Скотта. Подумав, супруг заменил апельсины более представительными грейпфрутами, стал чаще выгуливать мыслительницу М по дорожке вокруг дома и благодаря этому подружился с одним собаководом, который одолжил ему дрель. С помощью дрели супруг мыслительницы М начал придавать квартире вид семейного гнезда, в котором имеется птенец. Он надеялся таким образом порадовать округлую жену, но она не оценила его усилий. Торопливо срывая плоды размышлений, которые теперь казались ей грейпфрутами, мыслительница М писала заметки о том, как переносить справедливый родительский гнев или стыд от учительского выговора, почему необходимы тайники с фантиками и зачем общаться с тихими сверстниками, которые кажутся неинтересными, но могут оказаться равными по цепкости ума. О более крупных и значительных вещах она также старалась не забывать, хотя чувствовала, что мысли текут все более расслабленно, а для того, чтобы насмешить серьезную мыслительницу М, теперь было достаточно названия южноамериканского озера Титикака.
“Детство – единственный участок, на котором время можно тратить, не опасаясь последующего сожаления. Используй эту возможность максимально и старайся потратить как можно больше времени. Компьютерные игры могут сделать дальнейшую жизнь, а также обязательные мечтания перед сном, слишком скучными. Поэтому лучше играть в куклы, смотреть телевизор, читать любую подвернувшуюся книгу и, что самое главное, обращать внимание на ненужные мелочи и запоминать их”.
Фраза о мелочах долго не покидала голову мыслительницы М, хитро переливаясь и ожидая обдумывания. Мыслительница М даже занялась вязанием маленькой кривой шапочки, потому что рукоделие давало правильное направление не только ее красноватым пальцам, но и мыслям. Шапочка набирала ряды, умиляя мыслительницу М и ее супруга. Старшее поколение, заметив похвальную наклонность, одарило мыслительницу М шуршащим пакетом с разноцветными клубками. Принимая подарок, мыслительница М долго смотрела на клубки, чувствуя, что вот-вот поймет нечто огорчительное.
Жизнь предстала перед мыслительницей М состоящей не только из явлений, событий и действий, но еще и из конкретных, осязаемых предметов – клубков, шапочек, грейпфрутов, чашек, деревьев, компьютеров, домов, ночных бабочек, утюгов, ватных палочек и катышков пыли под кроватью. Мыслительница М уделила в своих записях внимание только крошечной части этих предметов, да и то в основном используя их в качестве примеров и иллюстраций. В то же время без четких описаний и инструкций жизнь в окружении неопределенных вещей становилась сложной и даже опасной, особенно на участке детства, на пояснения к которому мыслительница М потратила все последнее время.
Она не успела достаточно глубоко вдуматься во все это. Мысль о неопределенном горячем утюге привела мыслительницу М в такой ужас, что она упала в литературно необходимый обморок.
Старшее поколение и совершенно потерявший спокойствие супруг доставили мыслительницу М в соответствующее учреждение. Уже по пути туда, под хрустальное позвякивание в ушах мыслительница М быстро записывала в микроскопический компьютер, без которого она отказывалась покидать семейное гнездо, сведения обо всех предметах, на которые падал взгляд. Первый предмет не подходил под эту категорию, поскольку это был утюг, редко встречающийся в транспорте.
“В чашку наливают жидкости, часто горячие, поэтому ее не следует брать в руки, не изучив содержимое, – записала мыслительница М, увидев вывеску кофейни. – Чашка со свежим чаем может доставить большое удовольствие, если его сначала понюхать и пить не спеша. Избегай чашек с отбитыми ручками или треснувшим краем, чтобы не обжечься и не порезаться. Ожоги, порезы и простуды сделают тебя объектом пристального внимания родителей, что может быть противно чувству детской независимости”.
Профессионально пахнущий врач выразил неудовольствие тем, что мыслительница М продолжает вести записи во время осмотра.
– Но я должна рассказать своей будущей дочери о свойствах цветка, – возразила она.
Врач длинно засмеялся и продемонстрировал на экране аппарата УЗИ непонятные, но неопровержимые доказательства того, что зреющая дочь мыслительницы М является мальчиком.
Месть неопределенности, которая не пыталась сопротивляться натиску мыслительницы М, а просто затаилась, ожидая, когда сработает ее план, была, безусловно, страшна. Жизнь человека мужского пола требовала других инструкций и, что самое главное, во многом была непонятна мыслительнице М. Она совершенно зря оберегала свой цепкий ум как главное оружие в борьбе с неопределенностью – он был ослаблен с самого начала, и это проявилось в том, что мыслительница М спонтанно и необдуманно определила потомство как дочь. Из последних сил вдумавшись в создавшееся положение, мыслительница М отказалась от идеи в спешке переработать свои записи, которые эмбрион вдобавок мог уже запомнить, что гарантировало ему в будущем модные проблемы. Она признала поражение и позволила себе рассеянно думать глупости, которые давно и настойчиво требовали своего законного места в ее пушистой голове.
Микроскопический компьютер с потерявшими актуальность записями мыслительница М забыла в транспорте. Там его нашел приезжий из южной республики, который читал на русском языке медленно и неправильно понимал многие слова. Впрочем, записи мыслительницы М он даже не открыл. Перед тем, как продать микроскопический компьютер другому приезжему, он научился играть на нем в так называемые “Пузырьки”, что позволило ему с удовольствием потратить некоторое количество времени, не использованного в детстве.
∙