Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2009
ПИСАТЕЛЬ–ПРАЗДНИК
Михаил ВЕЛЛЕР
Классик и Кумир
Естественность аксеновской интонации была даже не поразительна – была абсолютна. И было в ней всегда нечто шкодное.
В середине семидесятых – уже все заткнуто глухой серой подушкой, уже любое мыслие было инакомыслием – в “Литературной России” вдруг появился кусок аксеновского текста, и выглядело это так, как если бы Майкл Джексон своей лунной походкой затесался на плац с парадирующими шеренгами. Но стихи – какие средь этой прозы торчали стихи!
Сквозь миндали летят удоды,
И Поженян, как друг природы,
Кричал: “Гори, моя звезда!”
И провожали пароходы
Совсем не так, как поезда…
В этой интонации были – свобода, ирония, ехидство, веселье: неподцензурность. Это приводило в экстаз читателей и в бешенство – литературных чиновников. Ясное дело, в конце концов Аксенов очутился за границей. Это у нас было отработано на диво: шаг влево, шаг вправо – и ты уже не здесь.
Министерство литературы СССР было устроено так, что находилось в оппозиции к читателям. В неофициальной табели о рангах, по гамбургскому счету, Аксенов был писателем страны номер раз. В официальной – его с трудом признали “мичманом” среди литературных адмиралов. Так и писали. Поэтому некому было отметить официально, как блестяще записал Аксенов после первых молодежных повестей. Сочетание живой разговорной интонации, уличной лексики, молодежного стиляжьего сленга с броской метафорой, яркой краской, изящной эстетикой построения фразы – было характерно для него. “Косматое солнце взошло, как отрубленная петушиная голова над забором”. Эдакий экспрессионизм далеких двадцатых. Поколение шестидесятников заваливало пустой ров советской литературы, вырытый сталинскими пятилетками; литературное мастерство мейнстрима набиралось с нуля, по новой.
В рубежном шестьдесят восьмом году Аксенов опубликовал в “Юности” рубежную для себя вещь – “Затоваренную бочкотару”. Хотя первый столб этого рубежа был вбит раньше – в шестьдесят четвертом: рассказом “Победа”. Остранение, парадоксальный узор, королевство кривых зеркал социалистического реализма. Изящная многозначность вызвала верховное эхо: “Скатертью дорога-а…”
Эмигрантская проза Аксенова необыкновенно характерна. Здесь надо понять что. В 1980 году из Советского Союза уезжали только в один конец и навсегда. Франция была дальше Марса, США – загадочнее Туманности Андромеды. Печататься на родине ты уже не будешь никогда. И тогда что-то происходило с писателем. Подсознательный и бессознательный прицел на контакт с читателем сбивал внутренний камертон. И возникал редчайший парадокс: американская литература на русском языке и на русских реалиях. Сама ментальность героев, стилистика их поступков, манера решения проблем – были не русскими. Американский русский писатель Аксенов – п’геинте’геснейшее явление. “Остров Крым” достоин внимательнейшего психологического и литературоведческого анализа под этим углом зрения.
…Когда в тесном и теплом кругу я впервые оказался за одним столом с Аксеновым, двадцатый век уперся в ограничительную черту, и свободы было столько, что не унести в одиночку. Я смотрел на друзей с завистью и негодованием: они обращались к нему на “ты” и называли “Васей”!.. мелочь пузатая… И когда при следующей встрече Классик и Кумир словесности нашей Василий Павлович Аксенов обнял меня как-то дружески и на “ты” завел разговор о разных разностях – меня долго еще не покидало ощущение, что он обознался, что меня не за того принял.
Боже мой! Это его мы цитировали в школе, это по нему я писал курсовую работу в университете… Вася был инстинктивно мудр и не смешивал личное со славой.
∙