Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2008
Оговорюсь сразу. Я отношусь к тем людям, которые не отличают Chanel от Carden, а Dior от Prada. Я считаю моду ролевой игрой, играть в которую у меня нет ни малейшего желания. Показы, новые коллекции, та или иная форма воротничка – все это условности бренного мира, а мне, конечно же, хочется вон из сферы материального, туда, где чистый эфир, и если искусство – то, чтобы руками не трогать и не дышать. В этом есть огромная доля снобизма, не правда ли?
Ошибочность такого взгляда на мир состоит в том, что не бывает чистого эфира и абсолютных истин, что даже в самой аристократической родословной когда-то ночевал заезжий буржуа, а дистиллированную воду нельзя пить. Ошибочность такой позиции сегодня непростительна вдвойне. При четко заданных правилах игры роль художественной критики и критики вообще сводится к делению всех появляющихся произведений на “искусство” и “не искусство”. Но сегодня от такого разграничения веет пошлостью, потому что границы мира художественного не определены, а значит, каждый раз мы сталкиваемся с уравнением, в котором слишком много неизвестных. Решать это уравнение мы вольны, как хотим, приходя к совершенно разным, даже противоположным ответам. И в любом случае мы будем правы, если доказательство наше будет убедительно. Сегодня, когда некоторые обои милее картин, на них висящих, а некоторые мусорники не считаются художественными объектами только потому, что стоят не в музее, а у его черного хода, границы понятия “произведение искусства” размылись настолько, что их уж не видать.
В такой ситуации мода, быть может, более, чем любая другая область человеческой деятельности, оказывается включена сразу в несколько систем координат. С одной стороны, по умолчанию она уже давно считается искусством, с другой – остается в рамках материальной культуры, имеющей прикладной характер (как строительство домов, производство мебели или посуды). Но есть еще и третья область. В большóй, если не бóльшей мере мода – это светская жизнь.
Есть литература, а есть литературная тусовка, есть кино, а есть фестивальная жизнь. Во всех сферах художественной деятельности данные понятия более или менее четко разграничены. Когда речь заходит о моде, отличить предмет от антуража становится не так просто.
Если бы передо мной стояла задача организовать выставку какого-либо модельера, то первый вопрос, который бы неминуемо возник, был бы “что показывать?”. Можно показать историю развития модельера, то есть костюмы с самого начала его работы. Тогда вышла бы ретроспектива. Можно показать современные модели. Тогда получилось бы что-то сродни статичному показу моды, без манекенщиц и бомонда. Но и в том, и в другом случаях экспозиция осталась бы в рамках демонстрации конкретных моделей.
Кстати, такая выставка проходила в ГМИИ им. А.С. Пушкина в прошлом году. В Москву привозили платья работы итальянского модельера Роберто Капуччи. Он создавал очень интересные модели, которые, правда, нельзя было носить. Его наряды напоминали статуи или архитектурные сооружения. Это были жесткие конструкции, которые можно надеть на каркас и выставить в музее. Но для живых людей они оказались совершенно непригодными, так как сковывали малейшее движение. Такие модели – яркий пример моды как чистого искусства. Когда речь заходит о Шанель, всегда ратовавшей за простоту и удобство женского костюма и при том создававшей стильные вещи, которые пользовались и до сих пор пользуются огромной популярностью, мы оказываемся в точке соприкосновения, в общем-то, трех разных сфер: утилитарно-бытовой, области искусства и светской жизни. И в таком случае приходится выбирать, на что в представлении делать упор.
Полное название выставки, посвященной Габриэль Шанель, звучит так: “Шанель. По законам искусства”. Вчитываешься – и за внешней красотой заголовка проявляется вполне конкретное утверждение. Если знаменитая Коко создавала свои модели по законам искусства, значит, они являлись произведениями оного. Казалось бы, мысль банальная и в обоснованиях не нуждающаяся, ведь Шанель уже давно признана Художником. Но художественное высказывание (а хорошо организованную выставку, на мой взгляд, можно считать художественным высказыванием) часто имеет в своей основе банальную мысль. Вся соль – в доказательстве этой мысли.
Итак, выставка “Шанель. По законам искусства”, проходившая в ГМИИ им. А.С. Пушкина в конце прошлого года, служит доказательством того утверждения, что дизайнер, сотворившая образ женщины XX века, создавала произведения искусства. Доказательство состоит из шести пунктов: красного, белого, золотого, черного, твидового и круга друзей. На столько зон разделена экспозиция. Красный, белый, золотой, черный – основные цвета Шанель. Твид – ее любимый материал. А витрины, посвященные знаменитым людям, с которыми дружила Шанель, вписывают ее работу в художественный процесс XX века.
Один из самых действенных способов доказательства – сопоставление. Сравнивая два предмета друг с другом и находя хоть малейшее сходство, мы начинаем относить их к одной области. Но сопоставлять нужно по какому-либо признаку. В данном случае в основе сравнения лежит цвет. Модели Шанель сравниваются с произведениями мирового искусства по цвету. Конечно, это довольно зыбкая основа: ведь два красных предмета совсем не обязательно похожи. Но тут опять-таки надо оговориться. Мы имеем дело не с научной статьей, а с художественным высказыванием. Художественный мир же чаще всего построен не на логических законах, а на свободных ассоциациях.
Итак, Белый зал музея имени А.С. Пушкина разделен на четыре цветовые зоны, в каждой из которых выставлены произведения мирового искусства и костюмы Шанель, подобранные в одной цветовой гамме, а также фотографии моделей дизайнера, взятые из модных журналов за разные годы. Делая базисом сопоставления цвет, авторы вольны сравнивать что хотят с чем хотят. Поэтому в красной зоне висят и православная икона XVI века “Святой Николай Чудотворец”, и “Портрет Пьера Реверди” Пабло Пикассо, и “Квадратный метр губной помады” Фабриса Ибера. Что такое “Квадратный метр губной помады”? Если взять деревянную основу размером метр на метр и полностью закрасить ее красной губной помадой, то получится именно это – квадратный метр губной помады. Эксперименты с простотой – конек современного искусства. В черной зоне выставлен “Черный металл” Джима Ламби – глянцевый матрац в натуральную величину. В белой – “Сила быть верной тебе” Ани Галлаццио – рыбачья сеть из золотых ниток. А в твидовой – “Вспаханное поле” Дидье Марселя. Последнее – макет вспаханного поля, сделанный из цветной акриловой смолы, занимающий площадь два на три метра, – вполне хватит для средних размеров клумбы. Это, так сказать, пласт современного искусства. А рядом – “Портрет Эрика Сати” и “Портрет Игоря Стравинского” Пабло Пикассо, карандашные рисунки Михаила Ларионова, золотые оклады икон и фотографии самой Габриэль Шанель. Конечно, сопоставляя такое количество совершенно разных произведений из разных эпох, трудно найти сходство между ними. В подобных условиях цвет, действительно, остается более или менее объективным фактором. Но организаторы, следуя линии свободных ассоциаций, дополняют его запахом. Каждому цвету соответствует свой аромат, усиливающий действие визуального общего признака.
Внутри единства, определенного по цвету и запаху, проявляются и другие параллели. Например, белая зона геометрична. Тут все состоит из прямых линий: и живописные произведения, и костюмы Шанель (прямые юбки, однотонные ткани). Красная зона, наоборот, вся из узоров, причудливых форм и ярких выходных платьев с замысловатым рисунком. А в золотой, где оклады икон и церковных книг занимают солидную часть экспозиции, и наряды расшиты крупными камнями, что делает их очень похожими на эти самые оклады.
Можно тянуть ниточки сопоставлений и дальше: в золотой зоне соотносятся предметы православного церковного культа и похожие на них костюмы, расшитые камнями и отделанные мехом. У Габриэль Шанель был роман с Великим князем Дмитрием Павловичем, и в ее моделях появились русские мотивы. Значит, не только цвет объединяет экспонаты. Искать и находить такие неявные параллели можно бесконечно. Чем больше раз приходишь – тем больше смыслов открывается, чем больше узнаешь о жизни Шанель – тем больше видишь. И тут я опять вернусь к своему любимому сравнению: выставка построена по законам произведения искусства, а не основана на музейной (искусствоведческой, исторической…) логике. В подтверждение буду опираться на тот факт, что именно произведение искусства таит в себе нескончаемое количество нюансов, проявляющихся постепенно и по-разному каждому отдельному человеку. Я слышала недовольные отзывы: люди говорили, что здесь нечего смотреть, что всего “полтора платья”. Все это совершенно верно, только концепция устроителей выставки не в том, чтобы показать как можно больше костюмов Шанель, а в том, чтобы вписать ее работы в историю искусства.
Еще одна часть экспозиции доказывает все то же утверждение другим способом. Она вписывает саму Габриэль Шанель в круг поэтов, художников, режиссеров того времени. Пабло Пикассо, Жан Кокто, Поль Моран, Лукино Висконти, Сергей Дягилев – это далеко не все, с кем дружила Коко. В особом разделе выставки представлены фотографии, книги, наброски, эскизы ее друзей. В аннотациях к ним – рассказ о дружбе авторов со знаменитым дизайнером. Кому-то Шанель позировала, для кого-то делала костюмы. Как ее модели вписываются в круг произведений мирового искусства, так сама Габриэль Шанель вписывается в круг тех, кто эти произведения создавал.
В памяти всплывают другие выставки музея им. Пушкина. Во-первых, “Диалоги в пространстве культуры”, проходившие несколько лет назад и также построенные на сравнении. “Умирающий раб” Микеланджело соотносился с “Гражданами Кале” Родена, древнегреческая Дипилонская ваза – с Эйфелевой башней (на выставке была ее фотография), картины Пикассо – с африканскими скульптурами. То была своеобразная искусствоведческая игра. Сотрудникам ГМИИ предложили найти в мировом художественном пространстве произведения, которые ведут между собой диалог. Каждая пара сопровождалась обширной искусствоведческой статьей, автор которой объяснял, почему он выбрал для сопоставления именно данные работы. И хотя не было в той экспозиции ни одного нового предмета, не виденного до сих пор, именно она запечатлелась в моей памяти ярче всех других. Наверное, потому, что в основе ее лежала четкая концепция – не просто показать, а сравнить, выявить смысл в соотношении. Такой же принцип был использован и при создании выставки, посвященной Шанель. Но коренная разница между ними – в форме подачи и методе анализа, способе сопоставления.
Другая параллель – “Энди Уорхол. Жизнь и творчество”. Уорхол, которого музей им. Пушкина представлял шесть лет назад, работал на грани живописи и дизайна. А для любого художника, чьи произведения тяготеют к предметам интерьера, нужна определенная обстановка. Картины Уорхола, висевшие в классических залах, производили совершенно чудовищное впечатление. Большего диссонанса в музейных стенах я не видела нигде и никогда. Произведения с такой силой боролись со средой, что растрачивали на это все свое обаяние. С ней же боролись и зрители, тщетно пытавшиеся абстрагироваться от антуража и сосредоточить внимание на самих картинах. Надо сказать, что ни у тех, ни у других борьба не увенчалась успехом. Когда несколько лет спустя Энди Уорхола выставляли в Третьяковке на Крымском валу, он был на своем месте, в гармонии со средой.
В этом смысле выставка работ Габриэль Шанель сделана намного грамотнее. Интерьер ГМИИ им. А.С. Пушкина закрыт белыми фанерными стенками-перегородками, которые отделяют одну зону от другой, создавая своеобразный лабиринт. Кроме того они как будто сводят окружающее пространство на нет. Белые стены абсолютно нейтральны, на их фоне все смотрится выигрышно.
Но перечисленное – еще не всё. Белые стены, а вместе с ними музыка и свет, создают антураж, тот самый, без которого не существует мода. “Шанель” – это еще и показы, фотосессии, или, в общем говоря, вся та свита, которая делает короля королем. Не будь ее, не было бы и громкого имени, марки, бренда. Как бы четко ни следовала Габриэль Шанель законам искусства. На выставках, предмет которых находится на стыке чистого искусства и чего-то еще, атмосферу приходится генерировать, иначе событие не состоится.
В каждой цветовой зоне есть особое пространство (не больше пассажирского лифта), которое обито тканью определенного цвета и надушено одним из ароматов Шанель. Внутри данного, подсвеченного, пространства играет музыка или раздаются звуки, обычно сопровождающие дефиле. Сюда можно зайти, закрыть глаза, глубоко вдохнуть и мысленно перенестись на модный показ. Поверьте, подобным образом поступили даже такие последние снобы, как я.