Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2007
Никто не любит критику. Особенно поэты. Кроме аргумента “не учите меня жить!” ими довольно часто и уверенно используются еще вот какие: ее (критики) мало, на всех авторов не хватает, кого-нибудь обязательно забудут; она (критика) неправильная, не на том языке говорит, устарела. Вот и приходится самим поэтам становиться критиками и высказываться о сочинениях своих друзей-приятелей-учеников-учителей. Сам не похвалишь, а главное, не объяснишь, чем это хорошо, – никто не похвалит и, уж точно, не поймет.
Никто не любит критиков. Их “темное” дело – критиковать и, возможно, именно тебя, поэта, и, возможно, неадекватно, предвзято, в пользу какой-то партии.
Критики не любят критику. Она делает их уязвимыми. Всякий может ответить, возразить, доказать обратное, просто устроить ругань в общественном месте, а “критик о поэзии”, в отличие от таинственно непубличного “критика о прозе” – вообще животное социальное (как сказал бы Аристотель) и ходит на литвечера, где вероятность наступления всех этих побочных эффектов куда выше, чем вне их.
А еще сами “критики о поэзии” критике неверны, ибо более нее любят все ту же поэзию и выступают как поэты на тех же вечерах, что и “поэты о поэзии”…
…и вот уже нет критиков вовсе. Одни поэты, люди, как они сами говорят, неприятные и неуживчивые, стоят в чистом поле и спорят за место под солнцем.
Помимо поэтов, более известных как критики, и критиков, более известных как поэты, есть еще поэты, более известные как кураторы или культуртрегеры. Именно куратор обеспечивает связь поэта и читателя в прямом эфире. Куратор, гордая и влиятельная птица с полетом высоким и взором орлиным, видит не только настоящее, но и будущее, а также зачастую лучше прочих помнит поучительное прошлое. И именно куратор, блюдущий связь времен, знает, что и поэту тоже нужна критика – для того, чтобы поэт и его тексты вошли в историю литературы.
Поэтому совсем неслучайным кажется то, что истерический во многих отношениях лозунг “У нас нет критики! Но нам нужна критика! Что же делать?” независимо друг от друга и практически одновременно выдвинули два старейших постсоветских литературных проекта – “Вавилон” (вроде бы недавно прекративший свое существование, но уже успевшний реинкарнировать в новый проект “Арго”, с тем же, что и у “Вавилона”, Дмитрием Кузьминым во главе) и “Классики ХХI века” Елены Пахомовой (проект, основанный знаменитым издателем Русланом Элининым на рубеже 1980-1990-х гг., до сих пор реализует многочисленные идеи своего создателя).
У такого сходного интереса двух очень непохожих кураторов к критике о поэзии есть несколько причин. С одной стороны, усталость от поэзии в чистом виде. С другой стороны, после столь высокой оценки внутреннего развития русской поэзии 1980-2000-х годов, каковая существует ныне, можно уже наконец приступить к адаптации поэзии и литературы в целом к сильно изменившимся за это время социокультурным условиям. А если говорить проще, то средь бела дня ходить с фонариком, искать Человека, то бишь Читателя, которого, очевидно, поэзия потеряла, но, кажется, снова хочет найти.
Проекты Кузьмина и Пахомовой стартовали практически вместе – на то и придуман Всемирный день поэзии, 21 марта этого года по календарю ЮНЕСКО, чтобы в-честь-для-ради него начинать что-то, чего еще не было, но очень надо, чтоб было. Так, непосредственно в этот день в одном из корпусов РГБ были объявлены результаты инициированной в рамках проекта “Арго” премии “Мост” за “критику о русской поэзии”. А буквально в тот же час в салоне “Классики ХХI века” начался первый вечер из цикла “Критический минимум”.
В том же марте в библиотеке имени Тургенева начались заседания дискуссионного клуба “День второй”. На них ведущие Дмитрий Кузьмин и Глеб Морев (главный редактор журнала “Критическая масса”) предлагали Совету экспертов высказываться на актуальные темы современной литературной ситуации. Эксперты сначала оглашают приготовленные к заседанию реплики по теме, потом полемизируют друг с другом, слушатели в это время восхищенно или не очень внимают им и имеют возможность высказаться. Также, как правило, приглашаются на заседания “Дня второго” поэты – немножко почитать стихов в качестве иллюстрации к теме дискуссии. Одной из главных особенностей клуба является то, что практически все достаточно широко заявленные темы так или иначе затрагивают поэзию.
Для январского выпуска рубрики особенно интересна тема одного из прошедших заседаний “Дня второго” – “Сегодняшний дискурс о поэзии – что это такое?”. На нем эксперты связали имеющийся, по их мнению, сильнейший кризис критики о поэзии со стремительной деградацией российской гуманитарной культуры в целом. Критика, по их мнению, так и осталась на позднесоветском уровне, не сумев понять важнейшие для современности контексты неподцензурной русской поэзии и зарубежной поэзии второй половины ХХ века, а также проигнорировав достижения мировой гуманитарной мысли последних десятилетий. В результате создалась ситуация, в которой поэт зачастую оказывается умнее и образованнее критика, не умеющего адекватно проанализировать и оценить то, что делает поэт. В прямой связи с этим так неслучайны результаты критической премии “Мост”: лучше всего о поэзии смогли высказаться сами поэты. По крайней мере так сочло жюри, состоявшее из Дмитрия Александровича Пригова, Марии Степановой и Алексея Парщикова, а также Екатерины Дёготь (арт-критика), Бориса Барабанова (музыковеда) и Алексея Медведева (кинокритика).
Именно высокий уровень гуманитарной культуры поэтов-критиков заставил идеолога премии Дмитрия Кузьмина усомниться в том, что такая критика выполняет главную свою функцию – а именно “наводит мосты” между поэтом и читателем. Но каким, спросим и мы, читателем? Гуманитарно подкованная молодежь, жаждущая прикоснуться к современной поэзии, – вот кто читатель такой критики, призванной донести до него слегка облегченную версию научного филологического анализа. Тогда не стирается ли граница между критикой и наукой? Подобная критика сразу просится в учебник или сборник научных работ по истории литературы рубежа ХХ-ХХI веков. Но нужно ли это литературной критике как живому и очень тесно смыкающемуся с эмоциональным познанием мира и искусства процессу?
Совсем иную критику и совсем иного читателя видят перед собой организаторы проекта “Критический минимум”. Пять поэтов, пять-семь критиков – и так по кругу: каждый критик – о каждом поэте. Само название проекта многозначно и несколько лукаво. Каждому критику дается действительно очень мало времени для собственного высказывания. Но критиков много, так что по сравнению с очень разреженной в действительности критической ситуацией, когда поэтов море, а критиков – бедная лужица, получается умышленный перевертыш. В результате октябрьский вечер проекта длился три с половиной часа чистого времени. При этом в коротком перерыве практически никто не ушел. Красноречивое свидетельство, не правда ли?
Что может так заинтересовать зрителя в подобном формате, причем зрителя очень разного, – от самих поэтов, критиков, филологов до самых обыкновенных библиотечных читателей?
Формат “КМ” лукав прежде всего тем, что прийти на вечер можно, чтобы послушать интересных поэтов, а получить гораздо больше желаемого. На каждом вечере проекта выступают пять поэтов, по признанию организаторов, тщательно и любовно подобранных именно так, чтобы каждая творческая индивидуальность, от поэтики до манеры живого чтения, была в чем-то контрастна остальным, и в то же время сопоставление разного может обнаружить сходное. И, действительно, для завсегдатая литвечеров одно лишь перечисление участников встреч (Станислав Львовский, Юлия Идлис, Глеб Шульпяков, Вера Павлова, Мария Галина, Дмитрий Тонконогов, Анна Русс, Виктор Куллэ, Александр Кабанов и многие другие) прозвучит как композиция искусного ди-джея в хорошем клубе. Уже сам подбор авторов в анонсе вечера интригует потенциального посетителя, и даже если не все пять авторов ему интересны, то ради трех из пяти он точно пойдет. А посмотрев на то, как это делается, придет на следующий вечер, даже и не заглядывая в список поэтов.
Потому что поймет: суть проекта – не только и даже не столько в сопоставлении поэтических стратегий приглашенных авторов. Но в том, что именно с этими авторами делают приглашенные критики. “А судьи кто?” – спросит испуганный поэт. Судьи – те, кто вершит судьбы, а именно – все-таки в некотором количестве существующие критики, пишущие более-менее регулярно о поэзии в самых различных изданиях. Так, “старожилами” проекта можно считать Евгению Вежлян, Людмилу Вязмитинову, Данилу Давыдова, Юрия Ракиту, Юлию Качалкину и Сергея Арутюнова.
Чемпионат по поэзии послужил своеобразной предысторией “Критического минимума”. Именно это яркое шоу пробудило во многих его зрителях и участниках тоску по спокойному умному разговору о поэзии в академическом пространстве, без шума и дыма. И в то же время стало очевидно, что поэзию можно представить так, чтобы было очень увлекательно. Но как представить критику? И как превратить мастеров письменного труда в профессионалов устного жанра?
Оказалось, это не так сложно – надо просто отдать им внимание зала. Ибо на сцене перед публикой даже у критика есть только два выхода – провалиться сквозь землю (но пол библиотеки им. Чехова не настолько древний) или показать лучшее, на что ты способен.
Не будем также забывать, что любой критик, как и читатель, отдает предпочтения одним авторам и зачастую игнорирует других, иногда это производит впечатление литературной борьбы различных лагерей, иногда на то есть и совершенно субъективные причины. Организаторы проекта Елена Пахомова и Андрей Коровин, по их словам, напротив, именно того и добиваются. А еще – представить критикам весь спектр, обратить их внимание на то, чего они не видели раньше.
В результате от культурного шока и нехватки времени критикам все-таки приходится импровизировать. А нет ничего более живительного для общения с залом, нежели импровизация, причем искусная. За пять минут многого не скажешь, уходить в дебри построчного анализа тоже не получится, да и конкуренты поджимают – легкие сливки очевидных наблюдений может снять выступающий до тебя. В такой ситуации критик может отличиться от других только при одной стратегии поведения – призвать на помощь все свое собственное поэтическое мышление (раз уж все равно все стихи тоже пишут) и заговорить языком образов.
Законодателем и первооткрывателем этого жанра на “КМ” стал Сергей Арутюнов. Его яркий, совсем не академический имидж, экспрессия и пластичная красочная образность, казалось бы, прозаических критических выступлений, а также умение через фразу выдавать поражающий лакомых до вкусного слова зрителей афоризм побудили и остальных критиков держать планку. Так и получилось, что полный зал с неменьшим удовольствием, чем поэзию, слушает критику на стихи. Потому что критический дискурс становится изоморфен и конгениален поэтическому и обращается к читателю-зрителю на том же общедоступном образном языке.
Это поистине салонное состязание в остроумии, однако, ничуть не мешает достижению основной цели коллективного мозгового штурма – собрать достаточно полный спектр мнений действующих критиков о данном авторе. С шуточками-прибауточками, с молодецким посвистом и ассоциативными экскурсами в историю литературы, с ностальгическими воспоминаниями о ранних этапах творчества поэта и эмоциональными “нравится – не нравится” на горящих глазах публики происходит литературный процесс.
Субъективная, импрессионистическая устная критика, произнесенная перед залом со сцены, за пять минут обнажает механизмы формирования литературных репутаций. И в определенном смысле смелость критика, принимающего участие в проекте, даже выше смелости поэта, соглашающегося на публичную экзекуцию, исход которой неизвестен. Тем более что поэту предоставляется право на критику ответить.
“Критический минимум” действительно амбициозен (ведь если есть какой-то “минимум”, значит, в уме всегда держим “максимум”). Таким максимумом для проекта должны стать коллективные сборники (возможно, с их мультимедийной версией) по итогам одного-двух литсезонов, где подборки поэтов сопровождаются краткими высказываниями критиков о них. Так мы получим авторитетную “устную” версию истории русской поэзии рубежа XX-XXI веков, реализуется мечта Бориса Дубина о том, чтобы разговор о литературе не был привязан к новостной ленте, а салон “Классики ХХI века” лишь подтвердит свое футурологически-оптимистическое название.
Все, что ни делается в литературе, делается во славу Читателя. Вольно или невольно. И должны появляться новые инициативы по стимуляции критической активности (хоть путем награждения критиков профессиональными премиями, хоть обещанием им звездного сценического статуса), – тем более это важно Читателю, который в идеале может и не подозревать об этой внутренней работе литературной системы, но хочет получить экспертные мнения о том продукте, который он держит в руках при посещении книжного магазина. А на каком языке ему объяснят, что такое хорошо и что такое плохо в современной поэзии (а значит, и определят дальнейшую его читательскую судьбу), решает Критик.