Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2005
Из цикла «Предпоследние дни» * * * Ну, затуманилась осень! Синицу в руках Грея, вдоль моря вослед журавлям побрела, Плачет, считая ворон, и на мокрых лотках В гроздьях последних последняя мокнет пчела. Лакомка-осень, а что, немудрящая песнь Резвой синички может достать до нутра. Вот и листва пообвыкла шептать: «Даждь нам днесь», – В лад немудрящему: «Пить!..» – и вороньим: «Пора!» Долгая осень, ведь память твоя коротка – Вся изошла горечью поздних кострищ В ясную высь, где в последнем забвеньи рывка В мертвую петлю последнюю ринулся стриж. * * * И ни алтаря, ни места злачного, Ни сверчка, ни щуркиного зова… Нынче небо не для ложа брачного Припасает кружево подзора. И мелькает, в память часа оного, Быстрый лучик – старческая спица… Явор, сколько золота червоного У тебя осталось – откупиться? Паутинок вкрадчивыми нитями Льнут воспоминания пустые… Девочка, надежны ли хранители Тайн – листвы завалы золотые?.. * * * Когда настигнет смерть, взлечу и объявлюсь В местах, где про меня давно забыли, В тоске ища примет любовной юной были, Забавной и болезненной, как флюс. А может, отрясти налипшие миры, Не дожидаясь часа объявленья, И, начисто забыв о правилах игры, Пуститься в осень белого каленья! Взлететь зияющими маршами моста Над рельсовым нытьем гулящей прозы И отогреть окоченелые уста Предзимней розы. * * * Я хотела бы припомнить Вкус терновой сливы терпкий, Всеохватный, словно темень Над селом, как жженье полдня За селом, где в лад биенью Пульса – стрекоты обочин… Я хотела бы строенье Дня хранить, но день непрочен, – То ли я была рассеянна, То ли он скучал на полке… Дней веселые осколки Жалят в тернии осеннем. Из цикла «Апокриф на песке» * * * В квартире, где некогда некий спился моряк, В том городе – некогда гавани среди бурь, Где плещутся гаммы да волны меж передряг, Я жить принялась и взялась провещать лазурь. Заблудшая чайка садится на мой балкон, И голуби гадят, приваженные к жилью, Орешина ветви раскинула в семь окон, Семь нот нашушукала в птичью галиматью. Залив, где уже не плывут ни на запад, ни В полдневные страны трехмачтовые суда, Продутых причалов тасует впотьмах огни, Над ним, горделива в печали, тверда звезда. Что было – расскажут, что будет – гадают, но Не ведают жители города слова «есть». И говором с гонором в кухонное окно Комета из тьмы на хвосте переносит весть. А я воздеваю ладони – они легки – За всех, кто богат или беден, а всё угрюм; За все города, где заблудшие моряки, Божбой громыхая, сошли в распоследний трюм. * * * Покуда ангел море не зажег, Гуляй песка пружинящею кромкой, Осаживая дерзостный шажок Шлепком волны, негаданной и громкой. Доселе вынимают якоря Матросы, и мудрует кружевница… И задешево спалит все моря Не то что ангел – вешняя синица. Еще планета мнит, что не стара, Простает путь седому непоседе, И вечны три: дом, дерево, гора, – Вняв бессловесной ангелов беседе. И океан, взлохмаченный, как пес, Спешит во мглу, в мороке несусветной Учуяв неуступчивый утес, Прищур огня да голос безответный. * * * Papitio Ulysses, ты – Одиссеев кораблик? Взгляд Персефоны из черных объятий Аида? Ты-то порхала, а мы наступаем на грабли, Теряем лицо – для сохранения вида. Трачены молью льняные – ну как их?.. – ефоды, Крашенки луплены, текст заучили калеки. Вроде стоят, уменьшаются лишь теплоходы: В небе, неспешные, меркнут – быть может, навеки. Алая краска засохла на гвоздике в ранке, В яме полощется свет, запевают кларнеты… Papitio Ulysses, мумия бабочки в рамке, Что-то ты, парусник, знаешь, наперсник планеты?.. * * * Бурана завеса Сегодня, как плащ за спиной. Воскресная месса Заверена твердью земной. Монах безымянный, Могил именитый гранит; И рынок румяный Во все колокольцы звонит. И хвалим тя, Боже, Что не полагал нам черты, Что ныне мы вхожи В чертоги Твоей суеты, Где тихо в бочонке, Блажен, кто еще не женат; Где с визгом девчонки Вцепились в пеньковый канат, Где меж облаков Их оборки мелькают пестро; Где рыбных лотков Окровавленное серебро. * * * – Откуда тихий свет и чистота? – То рана в средоточье живота. Как рай, моя жемчужина светла: Я перламутром грязь обволокла – Из бездны покаянные слова… Твоя, поэт, молитва такова.