Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2005
Благодаря любезности и дружескому участию славистки Марии Дзаламбани, живущей в городе Равенна и работающей в городе Форли, я имел возможность в апреле этого года в течение десяти дней путешествовать по Италии, читая лекции о современной русской литературе в различных университетах этой дружественной нам страны. Если это кому интересно, то вот они, мои, извините за выражение, апрельские тезисы.
1. Моя страна Россия в ХХ веке испытала множество приключений, главным из которых было то, что она дважды меняла свое название.
2. Перед тем как приехать к вам, я вернулся в Москву из Парижа, с 25-го международного Салона книги, где Россия была почетным гостем. Многих, в том числе и меня, поразил несомненный успех русских: на всех круглых столах, на всех выступлениях залы были битком набиты. И в основном французами, а не “русскоязычными”. Раньше советская пропаганда твердила о том, что на Западе только убивают, грабят, воруют, угнетают трудящихся, продают наркотики и танцуют рок-н-ролл. Поэтому русские были уверены, что там – рай. В представлении многих западных средств массовой информации в нашей нынешней стране только убивают, грабят, воруют, угнетают трудящихся, продают наркотики, ставят памятники бандитам и танцуют казачок. Поэтому французы были приятно поражены, увидев двуногих интеллектуалов, знающих, кто такие Андре Жид, Кафка, Джойс и Бальзак.
3. В России сейчас трудная, малопредсказуемая жизнь, но это – жизнь РЕАЛЬНАЯ, как во всех других цивилизованных странах. А не миракль и мираж, как это было при Советах, когда мы действительно были оторваны от всего остального мира, действительно существовали в каком-то призрачном измерении, почему-то именуемом социализмом.
4. Не исключено, что все наши Russian adventures напрямую связаны с русской ментальностью. Почему городской сумасшедший Циолковский изобрел космический аппарат, почему вершиной российского втомобилестроения является итальянский “Фиат”, почему английская механическая блоха, которую подковал умелец Левша, перестала плясать, – все это тайны. Их и пытается раскрыть русская литература.
5. Почему 70 лет коммунизма не погубили русскую литературу, а только укрепили ее, – тоже загадка. Пастернак, Ахматова, Булгаков, Зощенко, Маяковский, Платонов, Солженицын, Шолохов – звезды первой величины, однако существует много других имен, менее известных или почти неизвестных на Западе. Например, Леонид Добычин. Или Даниил Хармс, написавший первую в мире абсурдистскую пьесу “Елизавета Бам” за двадцать пять лет до “Лысой певицы” Ионеско и “В ожидании Годо” Беккета. Или Антон Сорокин, “гений Сибири – новой Америки”.
6. Кто такой Максим Горький, знают все, но никто не знает, что такое “социалистический реализм”.
7. Аксенов, Ахмадулина, Белов, Битов, Вознесенский, Владимов, Войнович, Евтушенко, Трифонов, Шукшин – эти имена возникли, лишь только свирепая сталинская зима сменилась хрущевской “оттепелью”.
8. 1968-й – год “братской помощи Чехословакии”, после чего все иллюзии о построении “социализма с человеческим лицом” рухнули. Альтернативная культура становится массовым явлением. Наш маразм был не сравним с обстановкой в других странах обширной коммунистической империи. Если бы в СССР была такая же степень свободы, как, например, в Венгрии или Югославии, то, может, никакой перестройки не было бы и все мы до сих пор жили бы под коммунистами. В России не писатель занимался политикой, а политика писателем.
9. САМИЗДАТ – ТАМИЗДАТ. Альманах “Метрополь” с его негласным лозунгом “Будьте реалистами, требуйте невозможного” – поучительный опыт ЗДЕСЬИЗДАТА и невозможности найти компромисс с системой.
10. – Рабинович, это правда, что вы ругали советскую власть? – Я? Да пошла она на …, эта ваша советская власть, чтоб я ее еще и ругал!
11. Однако наступили новые времена, и теперь уже власть послала писателей по тому же адресу. Дикий книжный рынок дикого капитализма, борьба за выживание, роль традиционных “толстых” журналов в российской словесности.
12. Совсем новые имена писателей и поэтов, уверенно заявивших о себе в последние двадцать лет. Что делают писатели предыдущих поколений. Слухи о смерти русской литературы сильно преувеличены, потому что в России никогда не перестанут пить водку и читать книги.
13. К вопросу о практической пользе изучения русского языка. Если весь мир – всего лишь огромная деревня, как утверждал канадский мыслитель Маршалл Мак-Люэн, то Россия – стоящий на отшибе дом, где всегда что-то происходит. То свадьба, то пожар, то веселье, то печаль. Хочешь не хочешь, а в России жить ЖУТКО ИНТЕРЕСНО.
14. На майке, которую некогда прислал мне глава легендарного “Ардиса” Карл Проффер, был изображен бородатый Лев Толстой, занятый созданием своего очередного шедевра. От этого важного занятия его отвлекают соблазнительные полуголые красотки, роящиеся в его голове. “Русская литература лучше, чем секс”, — сурово отвечает им классик. И я с ним на сей раз согласен.
Во Флоренции слушали меня хорошо. Было много первокурсников. Студенты сидели, притихнув, как мыши. Но, кажется, улыбались робко в подходящих местах. Профессор Стефания Паван пишет работу об Иосифе Бродском, аспирантка Валентина Росси лично знает питерскую поэтессу Елену Шварц.
В Болонье университетская гостиница расположена в бывшей тюрьме, закрытой всего лишь лет десять назад. А тюрьма, в свою очередь, находилась на территории монастыря, который когда-то осквернил Наполеон Бонапарт. Зачем и как он это сделал, я так и не смог допытаться у милых дам из университета – Габриэллы Импости и Донателлы Поссамаи. VIGILANDO REDIMERE. НАДЗИРАЯ — ПЕРЕВОСПИТЫВАТЬ. Это изречение тюремных времен специально оставлено на стене университетской гостиницы неизвестно для чего. Болонья так устроена, что в домах на месте первого этажа – уличные лоджии, и можно гулять часами, не промокнув. Однако когда уж тут гулять, если снова идет разговор о современной русской литературе. Студенты и аспиранты. Медленная, нарочито внятная речь на вышеуказанные темы “апрельских тезисов”. Аспирант Алессандро живет в Вероне, и я рассказываю ему, как когда-то писал диалоги двух шутов, Ланса и Спида, для постановки пьесы Шекспира “Два веронца” в театре имени Станиславского. Где Георгий Бурков, друг Шукшина, играл одного из слуг. Всё было, быльем поросло, но Алессандро знает эти дорогие для меня имена.
В Форли, чудном тихом городке недалеко от Болоньи, я узнал интересную подробность итальянского университетского бытия. Если в других странах количество студентов, изучающих русский, непреклонно уменьшается, то в Италии – наоборот: “на русский” записывается много молодежи. И это – действительно удивительно. В великобританском городе Глазго, например, где работает мой друг и переводчик Роберт Портер, кафедры русского языка более не существует, а в одном из американских университетов студентов заманили только тем, что объявили спецкурс “Вампиры в русской литературе”.
Первую свою лекцию в Форли я должен был читать по-английски не только для студентов, но и вообще для городской общественности, интересующейся Россией. Английский, мягко говоря, не самый мой родной язык, поэтому с раннего утра я, вместо того чтобы любоваться красотами старинного города, сидел перед зеркалом, с “выражением” и гримасами читая по листу все лично мною сочиненное, переведенное и отредактированное доброй учительницей английского Ириной Валентиновной. Терпение и труд ситуацию перетрут. Слушатели меня поняли, и я их, слава Богу, понял. Кто лучший писатель в России, жив ли постмодернизм, существует ли еще свобода слова или всех пишущих скоро посадят – на все эти животрепещущие вопросы я сумел ответить на своем Siberian-English, чем, не скрою, остался весьма доволен. Истинно говорю вам, продолжать учиться английскому, знаете ли, никогда не поздно.
В городе Пиза я читал лекцию для аспирантов и профессуры, отчего мог не ограничивать себя в мыслях и выражениях. Уверяю вас, что здесь, где кафедрой заведует знаменитый Стефано Гардзонио, знают о современной русской литературе пожалуй что и больше, чем на улицах и в отдельных помещениях города Москвы. Задаваемые мне вопросы касались таких тонкостей нашей литературной жизни, что лишь моя многоопытность и сорокалетнее существование в литературе, сопровождаемое встречами и душевными разговорами с писателями разных поколений (о том, чему не учат в Литинституте!), позволили мне дать ответы, полностью эту эрудированную аудиторию удовлетворившие. Аспирантка по имени Джульетта, которая встречала меня на вокзале, сказала, что собирается писать о русской литературе 60-х годов, когда эта литература еще называлась советской. Профессор Гвидо Карпи показал мне Пизанскую башню, в тени которой помещалась моя гостиница, и сказал, что пизанцы всегда отличались буйным нравом, воевали со всем миром и пиратствовали по морям и океанам. Неудивительно, заметил я, ведь и сейчас стены города исписаны экстремистскими граффити националистов и коммунистов, ставящих вместо подписи серп и молот, а также последними словами кроющих новопреставленного Папу Римского. Мы помолчали.
А дальше я поехал в Рим. После чего пересек на крохотном поезде Апеннинские горы и оказался на Адриатическом побережье, в городе, носящем название, приятное русскому уху, – Пескара. По предварительному телефонному сговору в этот поезд села живущая недалеко от Рима славистка Паола Педиконе, и лучшего гида для этого дивного четырехчасового путешествия мне трудно было бы сыскать, ибо Паола знала все. Названия рек, ручьев, деревьев, городов и городков. Ледяные шапки на дальних горах, которые придвигаются все ближе и ближе. Аведзоно, где можно кататься на лыжах круглый год. Гран Сассо (высота 2909 м.), откуда в 1943 году Отто Скорцени вызволил низложенного Бенито Муссолини только затем, чтобы его повесили в 1945-м. Экзотическая местность эта именуется Абруцца, и насельники ее издревле славились как бандиты и разбойники. Теперь, конечно же, остепенились, стали мирными пастухами, рабочими, капиталистами и экскурсоводами. Плодородная долина реки Фучино. Цветет миндаль, цветут абрикосы, вишня, черешня. Удивительно, но все холмистые местности мира напоминают мне мою малую родину – правый берег сибирской реки Е., впадающей в Ледовитый океан. Станция Sulmona оказалась местом рождения поэта Овидия, которого выслали в нынешнюю Румынию, в город Констанца, куда, в свою очередь, террористы угнали в 1905 году броненосец “Потемкин”. Как странно все связано в этом мире, пошлю-ка я открытку на эту тему своему другу, поэту Вл. Sulimon’у в Москву, решил я.
Пескара, родной город Габриэля д’Аннунцио, расцвел в 60-е прошлого века. Сталелитейная, машиностроительная, цементная, пищевая промышленность, майолика да керамика, рыболовецкий порт, бальнеологические курорты и многокилометровый песчаный пляж, где чаек клекот и солнце не заходит никогда, если оно, конечно, есть. Университет здесь – новодел, огромная стекляшка. Студентов много. Профессор Моника Перотто рассказывает мне о новой университетской системе обучения 3+2. Три года – общее образование, два года – аспирантура, специализация. Моника Перотто свободно и весело говорит по-русски.
Хорошего – помаленьку, и я покидаю Италию, еду вдоль ФЕЛЛИНИЕВСКОГО берега, где Лоретто, Анкона и Римини – город, где КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ. И Сан-Лео, замок-тюрьма, где закончил свой путь хорошо известный в России граф Калиостро. А еще – Санта Каза, дом Богоматери, волею Божьей сюда принесенный со Святой Земли, и замок Гридара, освященный именами Паоло и Франчески.
Как странно все связано в этом мире. Пожилой официант, обслуживающий нашу ученую компанию в маленьком трактире города Пиза, на наших глазах опился казенным вином и возопил, выйдя на солнечную улицу: “Жители города и туристы! Мне шестьдесят четыре года. Я пью, курю, жру, сколько хочу, и знаюсь с девочками. А мой папаша не пил, не курил и помер, мля, в сорок шесть лет”. (Устный перевод с итальянского на русский проф. Стефано Гардзонио.) “Это же – мой персонаж!” – тоже хотел было заорать я, но постеснялся.
10–20 апреля 2005 г.
Флоренция–Болонья–Форли–Пиза–Рим–Пескара–Москва