Отрывок
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2004
1927, № 2. Николаю Бухарину 39 лет.
За сутолокой больших и малых дел, которые до краев наполняют дни – а иногда и ночи, – не успеваешь следить за другими “фронтами”, расположенными несколькими этажами повыше “политики цен”, местного бюджета, китайской гражданской войны, английских происков, сырьевой проблемы и тому подобных вещей, которыми “наш брат-мастеровой” (“мастеровой революции”) занимается, так сказать, “по долгу службы”. Но иногда приходится запускать глаз и в эти области. И – нужно признаться – не всегда находишь там, “наверху”, жемчужные зерна.
В последней книжке “Красной Нови” я наткнулся на стихотворение “Российское” П. Дружинина.
О, Русь чудесная! Жива ты,
Как живы русские блины.
Твои соломенные хаты
Овсяной тайною полны!
Никому, конечно, невозбранно и в прозе, и в стихах возвеличивать в патриотическом азарте “русские блины” (тем более что этим ремеслом занимаются все “русские” трактирщики в европейских городах), а равно воспевать мистические тайны, сработанные “неведомым богом” из овса (материал, как раз подходящий для определенного сорта потребителей “тайн”). Ведь еще Щедрин отмечал: кому нравится конституция, а кому – севрюжина с хреном. От этой, как теперь выражаются, “установки” зависит и восприятие “России”: кому оная страна представляется через призму советской конституции, а кому – через призму блинов. Это дело вкуса, темперамента, мозгов, наконец – чорт возьми! – желудков. Так что блины, так блины. Но вот что я прочитал не без изумления дальше:
Своя земля как кладень древний,
Над ней кочует свет и мрак.
И в каждой хате есть царевна,
И в каждой улице дурак.
На них цветные сарафаны
И залихватские штаны…
На кой же чорт иные страны,
Кромя советской стороны!
И я люблю тебя такую
С тоской и горечью полей
И не отдам твою тоску я
За всех заморских журавлей.
Правда, с автором можно согласиться только насчет изобилия дураков, но отнюдь не насчет царевен, которые в свое время были немного перестреляны, отжили за ненадобностью свой век да и потеряли популярность в народе. Правда, катастрофически быстрый переход от “блинов” к “штанам” плохо “мотивирован”. Правда, вышеупомянутые “сарафаны” и “залихватские штаны” в сочетании со словами “о любви к отечеству и народной гордости” весьма напоминают гейневских Карпулинского и Вашляпского (“Ты горюешь по отчизне из-за шапки и халата!”). Правда, последняя строфа “формально” является переложением детского стихотворения:
Однажды немец, таз куя,
Сказал жене своей тоскуя:
“Задам рабочим таску я
И разгоню свою тоску я”.
Правда, наконец, что по-русски нельзя сказать: “В каждой улице дурак” и что это не мешало бы знать автору “Российского”. Но все это сущие пустяки по сравнению с лозунгом, непосредственно “базирующимся” на “сарафанах” и “штанах”:
На кой же чорт иные страны,
Кромя советской стороны!
Это уже не только “национальная ограниченность”. Это просто-напросто шовинистическое свинство. В “старое, доброе время” выдающуюся роль в деле кристаллизации российской националистической идеологии играл, как известно, квас. Отсюда – “квасной патриотизм” – выражение, которое считалось бранным в устах всякого мало-мальски прогрессивного человека. Теперь, на десятом году диктатуры пролетариата, как видим, место кваса с успехом заняли блины. Воистину, “коль славен наш господь в Сионе!”
Могут сказать о некоторой дозе иронии у идеолога блинов, штанов, царевен и дураков. Слушаем-с! Но ирония-то эта – ирония юродствующих. Это юродство входит, как составная часть, в совокупную идеологию новейшего национализма “а la moujik russe”: “мы-ста по-мужицки, по-дурацки” и т. д., и т. п. Эта “древляя” юродствующая идеология для конспирации напяливает на себя “советский” кафтан. Но одно только словосочетание: “кромя советской стороны” выдает сразу всю свою фальшь, натасканность, неискренность, внутреннюю противоречивость.
На кой же чорт иные страны!
Нельзя ли поосторожнее, господа неумеренные потребители блинов?..
Вышеприведенные лирические “изъяснения”, несмотря на свое, так сказать, интимно-физиологическое содержание, имеют крупное общественное значение: это, повторяем, целая идеология. С легкой руки Сергея Есенина*, этой “последней моды” дня, у нас расползлось по всей литературе, включая и пролетарскую, жирное пятно от этих самых “истинно русских” блинов. Между тем есенинщина – это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания явление нашего литературного дня. Есенин талантлив? Конечно, да. Какой же может быть спор? Но талантлив был и Барков, этот прямой предшественник пушкинского стиха. Талантлив в высокой степени “академик” И. Бунин. Даже Мережковскому нельзя отказать в этом свойстве. Есенинский стих звучит нередко, как серебряный ручей. И все-таки в целом есенинщина – это отвратительная, напудренная и нагло раскрашенная российская матерщина, обильно смоченная пьяными слезами и оттого еще более гнусная. Причудливая смесь из “кобелей”, икон, “сисястых баб”, “жарких свечей”, березок, луны, сук, господа бога, некрофилии, обильных пьяных слез и “трагической” пьяной икоты; религии и хулиганства, “любви” к животным и варварского отношения к человеку, в особенности к женщине; бессильных потуг на “широкий размах” (в очень узких четырех стенах ординарного кабака), распущенности, поднятой до “принципиальной” высоты, и т. д.; все это под колпаком юродствующего quasi-народного национализма – вот что такое есенинщина. (…)