Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2002
Прошлым летом Самарская губерния праздновала свое 150-летие. В жаркие июньские дни, к которым было подмешано так много волжского солнечного желтка и, казалось, ни капли мандельштамовского “зловещего дегтя”, проходили и представительная научно-практическая конференция, и вернисажи, и “интерактивные” дискуссии с участием весьма обширной аудитории. Город “фестивалило”. Под громкой рубрикой “Из века XX в век XXI” нашла себе приют скромная тема
“Хаос и гармония”, на которую охотно откликнулись и отечественные ученые, и приезжие знаменитости, и отцы города. Были среди участников встреч поэты и писатели — вечные дети четырех сторон света.
Теперь, после потрясшей весь мир сентябрьской катастрофы в Америке, с новой силой тянет рассуждать о конце света, о том, что несет человечеству век XXI. Припоминается также библейское: под солнцем есть время для всего, в том числе и для того, чтоб собирать и разбрасывать камни. Чем как не “разбрасыванием” занимается самоуспокоенное прогрессивное человечество, чем как не “собиранием” — отдельный человек, художник? И будем надеяться, что до настоящего апокалипсиса еще далеко. Есть время прислушаться к чаяниям нынешнего гражданина мира, к живому, пока звучащему слову писателя. Пусть с трудом нам верится в идею райских кущ как в руководство к действию. Василий Аксенов, автор “Ожога”, “Острова Крым”, “Московской саги”, “Кесарева свечения”, дарит нам не руководство, а очередную анти-антиутопию: человеческие опасения, долгосрочный прогноз, надежду.
Всего лишь два дня — из многолетней самарской эпопеи…
День первый
“Самара в контексте мировой культуры”
“Хаос и гармония” — одна из тем будущих дискуссий, которые у нас еще состоятся, но я тем не менее начну и буду ближе к хаосу. Как возникла моя самарская жизнь…
Вы знаете, что одна из рубрик самарских фестивалей, происходивших в течение ряда лет, с начала 90-х, звучала так: из века двадцатого в век двадцать первый. И вот этот век наступил, многие из нас до него дожили. Как всё началось? Как и все хорошие, плодотворные начинания, само по себе, безо всяких резолюций. “Самаритянин” Владимир Андреевич Виттих*, с которым мы познакомились ни много ни мало тридцать три года назад на джаз-фестивале в Таллине,— веселое, надо сказать, было время: он играл там со своим квартетом, а я освещал эти события для журнала “Юность”,— так вот, он постоянно что-то придумывает для Самары. И попутно с его придумками кое-что перепадает и его друзьям. Однажды он предложил мне организовать — громко звучит — “Аксёновские чтения”, и в 1993 году я приехал из Америки в Самару, чтобы просто с друзьями повидаться, но был поражен интеллектуальным уровнем обсуждений и дискуссий.
На следующий год мы уже приехали сюда втроем. Тема новой конференции и семинаров называлась “Русская эмигрантская литература Третьей волны”; были еще Войнович и Попов, который тоже затесался в эмигрантские писатели,— из Красноярска же… Тут, возле здания Филармонии, тогда стояли пикеты с плакатами “Чонкинцы, убирайтесь из Самары со своей протухшей бочкотарой!”. Я даже подошел и спросил: “Ну что вы так зверитесь-то?..” Со временем постепенно наша идея стала, с одной стороны, развиваться, а с другой — вырождаться. Всё стало приобретать характер какого-то этнографического фестиваля с привлечением детей и народных ансамблей. Или же рок-фестиваля с расширенным составом исполнителей. Я запомнил одну ночь: на главной площади города, где стоит огромный чугунный Куйбышев в фуражке, выступал специально прилетевший на чартерном самолете из Англии рок-бэнд “Юрайя Хип” — вот до чего уже дошло!.. Площадь битком набита молодыми людьми, пускаются фейерверки, неистовство какое-то. Губернатор и мэр, то есть Константин Алексеевич Титов и Олег Николаевич Сысуев, одновременно оказались на сцене с гитарами и что-то пели, правда, их не было слышно. Музыкантов было слышно, а политиков — почему-то нет. Тут выскакивает маленький Андрей Макаревич и на пальцах показывает “виктори”! Словом, всё это имело совершенно постмодернистский контекст, какое-то странное выражение чисто зрительного порядка. И тут мне пришло на ум, что, кажется, это конец. Но это был не конец, всё продолжалось еще года два.
Между собой мы говорили, что надо бы наши встречи несколько сузить. И в рамках всеобщих действ обозначить свой круг тем. Тут возникло название: “Хаос и гармония” — это всем показалось интересным. Мы решили пригласить выдающегося нашего физика Роалда Сагдеева, руководителя Космического института, с которым мы нынче живем в одном городе (он, между прочим, мой одноклассник, мы вместе в первом классе учились). Женат он на внучке генерала Эйзенхауэра, такая вот история… Словом, мы придумали “ядро” участников будущих встреч. Как вдруг очередные самарские выборы не приносят желаемого результата, а приносят, наоборот, нежелаемый — всё куда-то катится и… исчезает совершенно бесследно.
После этого, не знаю, как другие, но я испытывал настоящую самарскую ностальгию. Неужели так всё и кончилось? Но вот опять, усилиями того же Виттиха, разрабатывающего модели управления в условиях свободного “рынка”, мы снова здесь. Первое впечатление после трех лет отсутствия, что Самара в наше неустойчивое время находится в устойчивом состоянии набирания качества. Я не скажу, что оно какое-то ошеломляющее, это качество, но тем не менее город цивилизуется, улучшается. А ведь я помню, как по всей знаменитой многокилометровой набережной были разбиты все фонари — какая-то прямо у молодежи ненависть к фонарям, как в Петербурге к телефонам-автоматам, когда провода в будках чуть ли не зубами перегрызали. Над Волгой в то время стояли два полусгоревших коммерческих киоска, между ними шла вооруженная борьба, стены обливали бензином и поджигали. Ненависть распространялась также почему-то на баскетбольные площадки, они были под постоянной угрозой: уж сетку-то обязательно срежут или сорвут, но ухитрялись перегнуть еще и кольца — раскачивались на них подобно обезьянам, что ли? Я даже сказал об этом Сысуеву, ведь сам мэр был заядлым баскетболистом. На следующий день произошли изумительные, чудодейственные трансформации: сетки висят, площадка разлинована… Сейчас в Самаре трансформации не чудодейственные, а нормальные. Та же набережная выглядит уж просто как “Champs Elysees”, бульвар с открытыми кафе — сидят себе спокойно люди, потягивают пиво… напитки всякие… Оказывается, тут прошла борьба между двумя компаниями, и “Кока Кола” то ли победила “Пепси Колу”, то ли наоборот. Теперь в сумерках светят мягкие западные рекламы, повсюду новые, стилизованные постройки в духе “начала века”. Даже спуск от гостиницы “Три вяза” к Волге выглядит как-то иначе. Вообще все эти волшебные спуски к Волге наконец начинают приобретать желаемый вид. Получается, что Самара в какой-то степени — зеркало новой России. Ну что Москва? В Москву хаотично или же во многом искусственно накачивается гигантский капитал, а тут, в Самаре, улучшения именно нормальные, естественные. И здесь, конечно, колоссальный интеллектуальный и профессиональный потенциал, вышедший из режима секретности и теперь функционирующий как открытая система. И промышленность после спада, связанного с развалом Союза, тоже постепенно начинает функционировать — авиация, космос. Мы все действительно — в двадцать первом веке…
Но заметили ли вы временную разницу, черту перехода? Я не заметил. Меня поражает странная успокоенность человечества. Смена веков всегда сопровождалась мыслями о катастрофе, была создана целая русская культура Апокалипсиса. Наши символисты в конце девятнадцатого века каждый вечер смотрели на небеса, пытаясь расшифровать их знаки, они предвкушали перемены и не боялись перехода человечества в иную стадию. На этот раз переход из одного века в другой происходит без всякой эсхатологии, так, как будто мы уже овладели всеми тайнами Вселенной, которые будто бы просто не можем пока сформулировать. Мы успокоились. И, говоря “мы”, я имею в виду также себя… Нам кажется, что прогресс будет постоянным — начиная с паровой машины, через век Вольтера, мы всё прогрессируем и прогрессируем. Вот дошли до Интернета. А что в нем такого особенного? По-моему, какой-то интернетовский миф сейчас прогрессирует. Это же просто информационная система коммуникаций, а нам подсовывают миф виртуального существования, чуть ли не чуда. Но у меня бывают такие моменты, когда мне кажется, что этот самый прогресс может пойти вспять. И компьютеры наши затянет паутина, и космос наш будет забыт, он, кстати, вообще буксует — где эти 2001-го года Космические Одиссеи, предсказанные Кларком и Кубриком? Их нет, и когда они еще будут! Мы зависли на нефтяном крючке, не видим альтернативного источника энергии. Почему вдруг погибла столь развитая античная цивилизация, где уже была изобретена паровая машина? Конечно, есть масса объяснений, в том числе и марксистского плана, которые ничего не объясняют. Но это на самом деле таинственнейший процесс — почему вдруг всё двинулось обратно? Есть точка зрения, что если бы античный прогресс сохранился, то человечество полетело бы в космос на пятьсот лет раньше. Однако этого не произошло. Города были разрушены, бесчинствовали орды варваров, все погрузились в застой средневековья, длившийся тысячу лет. Тысячу!
Не знаю, сколько может продолжаться застой нашего воображаемого будущего — может, до следующего тысячелетия, может, сто лет… Нельзя быть такими самоуверенными, как мы. Мы должны ощущать опасности мира. Без этого не может осуществиться и наше Возрождение. А мы сейчас в стадии Возрождения — Россия, во всяком случае, Самара. Через все препятствия, через все идиотизмы нашей жизни мы в этой, я надеюсь, стадии. Хотя нельзя забывать, что Возрождение было лозунгом фашистских и коммунистических утопий двадцатого века. Там тоже существовал лозунг национального возрождения — и в Италии, и в Германии, и в России. Чем это кончилось, всем известно. Чтобы предотвратить сползание ренессансных утопических теорий к новым диктатурам, нужно развивать либерализм, господа! Новую либеральную среду как открытую систему — решительный и стойкий противовес тенденциям закрытого общества. Идти в сторону общества открытого…
День второй
Интерактивный “круглый стол” “Проблемы века”
Давайте посмотрим, в каком мире мы сейчас находимся и в каком окажутся идущие вслед за нами. И каково будущее человеческой расы? В мире происходят постоянные изменения политического, экономического, научного порядка, которые так или иначе подлежат предсказуемости. Они статистически предсказуемы. Мы можем представить, что среди главных угроз человечества — угроза исламского фундаментализма и фанатизма, выражающаяся во всё возрастающем жертвенном терроризме. (Выступление состоялось 10 июня 2001 года, за три месяца до сентябрьских событий в Америке.— Ред.) Это очень серьезная проблема. Или проблема нефти как тормоза развития. Из-за нефти, этого “ископаемого”, мы находимся в стадии стагнации. Не можем улететь дальше нашей Солнечной системы, развивать двигатели. “Боинг-747” изобретен сорок лет назад и продолжает летать на той же приблизительно скорости. Или “Конкорд”, летающий по-прежнему… с утомительным однообразием. Здесь мы хотя бы в состоянии предположить, что и как будет. Но мы можем только почувствовать некоторые метафизические изменения, которые, как мне кажется, у нас на носу. Изменения самой человеческой расы. Человечество подходит к тому моменту, который прочувствовал — без всяких доказательств — гениальный Кьеркегор, когда упал в обморок… окончательный… Он сказал: “Бомба взорвалась — пожарище следует”. Никто не расшифровал этой фразы. Но то же предчувствовал и Ницше. Мне кажется, что человечество, быть может, в силу немыслимого развития генетики или же вследствие развития изящных искусств, достигающих порой совершенно непостижимого уровня, подходит к новой, последующей фазе. Той самой, предсказанной Ницше стадии “u..bermensch” (“сверхчеловек”, но не “суперменш”!), на которой все мы станем другими. Ницше не говорил, какими — лучше, или хуже, или более нравственными. Другими. Поэтому в своих размышлениях мы должны постоянно учитывать этот метафизический фактор, он существует.
Все-таки не до конца ясно: в чем, собственно, заключается путь человека? Но если еще имеется у нас возможность читать священные книги, нужно прочесть их сейчас иначе, не так, как мы читали раньше, попытаться по-новому понять скрытую в них непостижимую метафору. Эти попытки должны постоянно продолжаться, в них и заключается секрет творчества. Ведь нельзя же сказать, что человечество будет всегда. Вот с астероидами в ближайший миллион лет что-то там будет происходить — это уже предсказано. Но мы не знаем, что будет с человечеством, уцелеет ли оно вообще. Вполне вероятно, что оно проживет миллион лет и один день, а может, десять миллионов и один день… Путь человечества — аллегорический путь того самого Адама, или, наоборот, Адам — это и есть путь, исчисляющийся огромным числом лет. В свете этой грандиозной хронологии мы не видим никакого противоречия между теорией эволюции и идеей творения. В каком-то смысле можно представить, что Адам когда-то был динозавром, то есть прошел эту фазу и тем самым как бы наметил весь смысл своего существования как самоусовершенствования на пути возврата к идеалу, то есть к выходу из времени. Ибо время — это и есть изгнание.
Не идем ли мы из материального мира, через биологию, в которой ДНК является формулой изгнания из рая,— обратно, в нематериальный мир? Так сказать, в райские кущи… Так или иначе пусть всё движется своим чередом. Волга течет, а Самара процветает как мирный объект.
Подготовка текста С. ВАСИЛЬЕВОЙ
* Директор Института проблем управления сложными структурами РАН.