Ф р а г м е н т ы
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2002
Мы освоили Землю экстерном, уложившись в семилетку. Помню первый чартерный рейс на берег турецкий… Год 92-й, на борту нечего пить, кроме квелой “Буратины”… Загранпаспорт чист, как простыня…
Теперь не так: паспорта проштемпелеваны до крайней корки. А все равно – снега сойдут, полоска взлетная оттает… потянет по миру – хоть на последние, сэкономленные на школьных завтраках, носках, горжетках. Мы не можем, не должны слечь за железным занавесом! Мы не имеем права оставить планету в покое – без себя, без Русского Путешественника! А Русский Путешественник – совсем не то, что путешественник, скажем, не русский, который выдвигается постфактум, в гроб сходя, перемещаясь пугливыми группами в одинаково бледных, как больничная пижама, коттоновых ветровках немецкой фирмы “Йорн” и в соответствующих старшинству шортах до пяток. Нет! Русский Путешественник выходит в свет уже при жизни, тратит все на “горящие” путевки. Он влетает в мир молодцеватый, озорной, деятельный. Он в плавках прыгает с балкона на балкон, ползет, неумолим, по водосточным трубам. Ему что Суахилия, что Бенгалия по колено, он бодр и добр. Он в этих странах действующее лицо, он не в музей приехал, а за две-три недели прожить жизнь по полной программе: если надо, отсидеть в тюрьме, возглавить восстание пеонов, навести конституционный порядок.
Играй, гормон! Вот он плывет за буйки с твердым намерением разобраться в коренном отличии мулатки от креолки, тайки от майки. Русский Путешественник – он как с цепи сорвался. Да так оно и есть! Мы не сидим на приколе, нас водила молодость! Всегда в погоне, у костра, у заброшенной штольни. Помню, под Тындой: идет такой навстречу, тайгу пылесосит. “Ты кто?” – спрашиваю. “Я – нация повышенной миграции”, – отвечает один за всех.
И что правда, то правда. Потому что знает нация, ученая нация: пока ты в пути, в отъезде, в кругосветке – не так опасно, голыми руками не возьмут. Утром явятся на дом с понятыми, скажут: “Выходи с вещами”, – а тебя нету, след простыл, ищи свищи… где-то далеко… проскакал на розовом коне… разбудил цивилизацию боем ее богемских хрусталей…
Поэтому – поехали. Все равно куда – в Монтре, в Дерибрюхово… Поехали! У нас нет другого способа остаться в живых.
Анапа-92
Решительно прав полковник Брежнев
А все-таки она уже не вертится, у нее другой имидж. Был я на Малой Земле. Земля действительно малая… и неподвижная. Слева – жовто-блакитные погранзаставы стерегут Крым и ковбаску. Справа – под Сочами дикий “стингер” на бреющем отсекает Сандро от Чегема. Россия между, как шагрень, полоска сжатая, с Понтом. Я был на Малой Земле – звучит не менее гордо, чем Человек или Трансвааль; по ряду технических показателей даже более гордо и – безусловно – таинственней: легко “сокрыться от твоих пашей”, ибо полный отруб от цивилизации. К примеру, транспорт: сходя с авиарейса в Геленджике или Анапе, народ рефлекторно тянется на стойбище автобусов… А там только застарелый кровоподтек мазута да багажная упряжка облезлых дворняг коцает косточки от абрикосов. “Икарусы”, добрые мадьярские “Икарусы”, вымерли, как динозавры, они ушли в автобусный парк юрского периода. В обилии наличествующие таксеры охотно разъяснят, что общественный транспорт упразднен как пережиток августовской революцией, когда настала эра частного извоза. Кое-где разобрана, в остальном заросла сорняком железная дорога. Флот, в прошлом по праву присущий воде, угнан на металлолом для последующего обмена в турецком Трабзоне на турецкие сигареты “Дымок”. Междугородный телефон, хоть пока еще не вид транспорта, но тоже приводится в действие только хитроумным жетоном местной заточки, который выдается за ударную отработку на прилежных виноградниках.
Однако минусы сепаратизма суть его же плюсы: все, что на малой земле производится, надлежит здесь же и съесть. Отсюда детские цены и стойкий понос нетренированных северян, подсевших в этом сезоне на банановую диету, а к алыче неготовых.
В общем, от Анапы до Новороссийска удобнее всего на гужевом. Каких-то шестнадцать часов, зато ощущения грибоедовские, а навстречу сплошь лица, которые еще в прошлом веке казались исполненными пушкинского романтизма, но теперь мы точно знаем, что это бросовые дезертиры с окружных кавказских войн – десять тысяч официально зарегистрировано в Сочи, остальные рассосались с южных гор до северных морей, воистину, как хозяин. Местные кустари-филологи придали данному типажу ласковое имя “ассириец” – так мог бы называться первый, допустим, пилотируемый корабль на Венеру или шагающий бульдозер. Это не только символично, это лафа альвеолам. Ясно, что мирная малая русская земля от Сочи до Анапы – обетованная, этническая куча мала, мозаика, где каждый строит из себя кореняка. Ассирийцам по роду оппонируют кубанские казаки – еще с печоринских эпох. Теперь они со штабом в Краснодаре, с реагированием быстрым. В папахах не помещаясь в “жигули”, они прибывают в разобранном виде, как всадники без головы, уже на месте привинчивая устрашающие свои кумпола и оперяясь грозными хлыстами. Недавно рейдом потряс регион атаман Нагай и триста его кубанцев. Был слух, что ассирийцы утопили в колодце казачку четырнадцати лет. Позже не подтвердилось, но самосуд возник. Под горячую руку досталось психотерапевту Кашпировскому, который на летней эстраде готовился дать смертельный бой подростковому энурезу, но казаки приняли его за главаря-люцифера и нагайками разметали участников коллективного гипноза. Только атаман Нагай схлынул – вспомнили о своих правах греки. Они выждали некоторую паузу с IV века до нашей эры, когда имели здесь кое-какие селения, Горгиппию в том числе. Ныне ту Горгиппию отрыли, но выяснилось, что жить в ней некомфортно, как во всякой груде щебня, и археологические рудименты пошли на продажу: по сходной цене можно прикупить фрагмент древнегреческого ночного горшка и даже нос от какого-то неопознанного божества, явно не Аполлона.
И все-таки нация курортников цепко держит численное лидерство. Релаксацию они совершают неистово, каждый день жадно доживая до фильтра, как будто это последнее лето, – такие уж времена с сорванной резьбой… Все нынче фаталисты, все немножко брежневы с его рисковым десантом на Малую Землю. Щедрость их бесшабашна – нефтяник из Ямбурга отдал свой пропахший метаном миллион за макаку для дочки – мы рукоплескали, мы, как дети, радовались всему, даже отработанному топливу снующих чаек – ведь не фугасы же!
Повидавшему сей кустарный Вавилон смешны серьезные расчеты столичных комбинаторов. История течет доморощенно, неподотчетная казацкая нагайка свищет над ловко пригнувшимся ассирийцем, Украина контрабандой тащит горилку, русские подвозят бензин, камыш шумит в Керченском проливе, и деревья, со своей стороны, гнутся… Се есть прообраз грядущего почкования на Южноуральскую, Астраханскую, Приморскую и так далее республики; только там без абрикосов, без алычи, без здешней самобытной культуры, которая свелась к двум очагам: дельфинарий и непосредственно комплекс-мемориал “Малая Земля”, куда не только не заросла, но расширилась народная тропа. Юннаты освежают каждый экспонат, гвоздики вечно-красные, экскурсии бесперебойные. Караулы жгут дозорные костры – не идет ли либерал с диверсией? На русском Кавказе бережно, не замай – ни одного переименования, ни одного снятого с постамента вождя. Хотел к местной культуре подсоединиться Макаревич, но, невзирая на престижные пятизначные цены, билеты были раскуплены слабо, концерты пришлось отменять, бард элегично сидел на песчаном пляже – бриз колебал струны его невостребованной кифары. У ног расстилалось море. Море, про которое никак не скажешь – земля. Объект космополитический. И нашим, и вашим. И ласкает Турцию, и стопы омоет Констанце, и лечебным йодом обдаст открытую грузино-абхазскую рану.
Поэтому море безразмерное, а земля малая. И с каждым днем все меньше.
Cyprus-93
Бермудский треугольник отдыхает
Виза не нужна. Теплая одежда тоже. Аномальность такая, что гнет рецепторы. Все дикости мира спрессованы в точку.
Движение левостороннее. Руль, однако, одесную. В электрической розетке три дыры. Деньги самые дорогие на земле, местный фунт по два доллара с гаком. Расстояние – в милях, вес – на слух, в логарифмической линейке нет нулей. Алфавит перетасован из кириллицы с латиницей. Кипрское письмо – справа налево, а то и бустрофедон. Что такое бустрофедон?! Это когда одна строка справа налево, другая слева направо, а ты сам угадывай, какая – куда! Дозвониться, даже если в соседний номер отеля, только по сотовой, через космос… Так они друг с другом общаются, хотя при местных расстояниях достаточно мегафона. Вопреки наружной кучерявости ведут себя по-скандинав-
ски вяло. Несмотря на море, самое дорогое блюдо – рыба. “Да” на местном диалекте будет “не”. Спасибо – “эвхаристо”, хотя, по большому счету, – не за что.
Ни шагу без экзотики… Все опутано новейшими мифами: “А вы слыхали?! Кипр куплен нашими! Кругом виллы, инкомбанки, братва! Апельсины растут прямо на проезжей части! Падают всеми плодами куда подставишь! Инкубатор любви! Ведь не куда-нибудь, а на Кипр вышла Афродита – девушка с пышными волосами и царственным взглядом – вышла, пошла, как цапель! И до сих пор идет!”
Верные принципу все, даже самое хорошее, испытывать сперва на себе, мы решили туда выдвинуться. И что же?!
Много, много пыли из ничего. И апельсины, в общем-то, зеленые, хотя те, кто преодолел этот плодово-ягодный парадокс, уверяют, что есть можно… И Афродита, если это была действительно она, то лучше не надо… И “Инкомбанк” встретишь на каждом углу, но не только его. Вот за такую оффшорность любят Кипр не только русские, но и вообще каторжники. Например, англичанин Энтони из Бирмингема, беглец от британской полиции, пристроился здесь сезонным механиком и довольно успешно (для себя) сдавал нам на прокат мотоциклы “Судзуки”. Два первых сразу распались на составляющие, едва выехав на кипрское шоссе, которое тоже явно подвергалось шествию энтузиастов. А может, нарочно ухудшено под наше – видел я, как экскаватор тупо молотил асфальт, превращая его в прорусское ложе. Третий мотоцикл был разобран пожилым киприотом где-то на окраине острова; дед затормозил возле нас, о чем его не просили, достал из бурдюка кучу гаечных ключей и, не говоря по-английски ни слова, развинтил наш “Судзуки” до последней косточки, пока не нашел то, что искал, – деталь, на мой взгляд, вполне годную. Дед, кстати, тоже так считал, потому что взял ту деталь, бережно завернул в виноградный лист и укатил, оставив нас с грудой разобранного металлолома в самом дальнем углу Средиземноморья, откуда крестоносцы когда-то штурмовали гроб Господень. В путеводителе я позже вычитал, что киприоты всегда готовы приходить на помощь.
Но выбор для ночевки у нас был, и мы его сделали – апартаменты Ричарда Львиное Сердце в средневековом замке, где он, не сумев взять Иерусалим, сумел зато взять в жены какую-то Беренгарию Наваррскую. В подвале замка-музея мы постлали надувной матрасик на надгробие тамплиера. Можно было воспользоваться древнегреческим акрополем неподалеку, в Куриуме, там тоже неплохие плиты, на тыщу лет постарше крестоносных, но мы язычникам предпочли христиан – как истинные дети Серафима Саровского. Камней на Кипре действительно много, гораздо больше, чем деревьев и людей. Лежание на местных пляжах доставляет ровно столько релакса, сколько лежание на орудиях пролетариата.
Теперь о празднике вина, про который нас всю дорогу предупреждали в Москве, – дескать, назюзюкаетесь. Оказался халявой только по форме, отнюдь не по цене. Раньше, в дорусскую эру, праздник действительно был дармовым, но теперь все так хитро устроено, что за каждую склянку, бадейку, дегустацию надо уплатить. В итоге с лихвой перекрыта реальная стоимость сомнительного на вкус и тяжелого на завтра кипрского алкоголя. Но наших это разве остановит? Блаженно счастливые – других счастливых лиц на том празднике не наблюдалось – с двумя-тремя видеокамерами на шеях лежали наши вдоль аллей муниципального парка, плавно переходящего в зоопарк, но даже звери чурались такого перегара. Кстати, к этому дню в Лимассоле львов уже победили.
Было так. Прямо к нашему приезду из лимассольского зоопарка сбежали четыре льва. Весь Кипр оказался на осадном положении, пляжи закрыты, рестораны пусты – впрочем, по причине московских цен, двадцать долларов омлетик, в рестораны и так никто не ходит. Во время львиного побега кругом на тротуаре валялось надкусанное, возможно, человеческое мясо. Полиция, которую и прежде редко кто видел, на эти дни совсем куда-то испарилась. Все стали ждать дружественных англичан – ведь до шестидесятого года Кипр был английской колонией, это потом настала независимость. И действительно, на пятый день осады из Лондона прилетел какой-то сэр Чарли. Весь в колониальном хаки, с тугим ягдташем, он прошагал один по пустынному Лимассолу – гулкие выстрелы его винчестера возвестили об очередном освобождении страны от хищников. Видя такую эффективность сэра, его попросили заодно освободить северную часть острова от турок, но сэр отказал с типично английской трактовкой: какой же остров без спорных территорий?!
Борьбе за воссоединение частей острова с особым энтузиазмом предаются приезжие, и зачастую из России, правозащитники. Они приезжают семьями, полным, так сказать, шалашом. Отстоят утречком с плакатом у демаркационной линии, а потом весь день свободен – плещись. Чем в ту пору занимается местное население, выяснить почти невозможно… Прячутся по сотам? Телефонная беспроволочная связь на Кипре достигла размаха, не объяснимого с точки зрения здравой нужды. “Надо же куда-то вкладывать излишки! – тяжело вздыхают аборигены. – А что вместительнее космоса?” Мысль ловить рыбу или оросить выжженную землю не находит спроса на рекламном острове в 9 тыс. кв. км блефа. Разве у нас абсурда меньше?! Разве у нас дороги лучше?! Отчего бы нам метрополию не раскрутить? Неважно, какая, но другой такой не знаю! Меньше света! Больше мифа!
И все само приложится, нанижется. И девушка с пышными волосами, прекрасная, как юная Людмила Зыкина, выйдет в бикини к нам из Волги – зализывать наш кипрский провал.