В несколько строк
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 1997
В несколько строк
Е. М. БАТЛЕР. МАГИ. М., Ассоциация Духовного Единения «Золотой Век», 1997. Тир. 1000 экз.
Иногда скучно, иногда увлекательно автор повествует о Заратустре и Симоне Маге, Пифагоре и Христе, Моисее и Мерлине. Он формулирует десять составляющих реконструированного варианта мифа о маге: таинственное происхождение, знамение перед рождением героя, угроза его жизни во младенчестве, посвящение в тайну, длительное путешествие, магическое соперничество, преследование, решающая сцена, необычная смерть и воскресение. Сведения известные дополнены новыми деталями. Рассказ о Соломоне, поднимающемся в небеса, спускающемся на морское дно и сошедшем с ума от любовной страсти, неожиданно отсылает и к лермонтовскому «Демону», и к его куда более популярному двойнику, народному романсу «Очаровательные глазки».
Михаил БУЛГАКОВ. ДНЕВНИК. ПИСЬМА. 1914—1940. М., «Современный писатель», 1997. 5000 экз.
Сборник объединил подробно прокомментированные письма и дневник писателя, а также автобиографическую прозу и устные рассказы, записанные Е. С. Булгаковой. Возможно, наибольший интерес вызовут в обилии подобранные фотографии — любительские снимки красноречивее и убедительнее любых комментариев.
И. АННЕНСКИЙ. МАГДАЛИНА. Поэма. М., «ИЦ-Гарант», 1997. 1200 экз.
Драматическая поэма, на заглавном листе которой автор указал: «Начата весной 1874 г. Кончена осенью 1875»,— впервые печатается по автографу и рукописному списку, хранящимся в РГАЛИ. Как можно понять из датировки, это еще не тот Анненский, что любим читателями, обретший себя после знакомства с французской поэзией. Остается догадываться, какой духовный подвиг следовало совершить, чтобы стать самим собой. И если громоздкая форма поэмы и непривычный лад стиха заставят испытать разочарование, то пространная статья публикатора будет прочитана с интересом. Что делать, иногда в культуре важней примечания, чем текст, примечания породивший.
Сьюзен ЗОНТАГ. МЫСЛЬ КАК СТРАСТЬ. Избранные эссе 1960—70-х годов. М., Русское феноменологическое общество, 1997. 3000 экз.
Мы живем на развалинах культуры, в какой-то части не сбывшейся, в какой-то пока становящейся, что делается совершенно ясно, когда листаешь книги, прежде от нас закрытые. Отмечаешь даже без горечи, со спокойствием: это безнадежно запоздало (так запоздало эссе Сьюзен Зонтаг «Хепенинги: искусство безоглядных сопоставлений»), об этом думать рано (в «Заметках о кэмпе» подчеркивается: вкус к кэмповому искусству — особого рода дендизм, эстетизм. Какие тут нужны комментарии? Взгляните вокруг…). В своей последней книге В. Б. Шкловский вздыхал: что-нибудь почитать перед сном… Мопассана? Нет, ни к чему. Лескова? «Он уже не в моей жизни». Состояние культуры и состояние человека иногда странно повторяют друг друга, зеркальны.
Сергей ПЕТРОВ. ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ. Спб., «ЭЗРО», 1997. Тираж не указан.
Не ведаю, то ли от нашего величайшего богатства духовного, то ли от духовной бедности, а потому подлости, возможно, пребывают в небытии поэты и писатели такой величины, что в государстве более бережном и осторожном, пестующем собственную духовность, они встали едва ли бы не в первом ряду. Мы же воспринимаем почти как должное, что полу-, на треть, на четверть известный при жизни поэт посмертно удостаивается малой книжечки, куда входит всего несколько десятков стихов. Впрочем, об этом уже сказано в одном из немногих стихотворений, опубликованных, еще когда поэт был жив.
Я ханский внучек, маленький малай я,
обличий мне не надобно иных.
И дыбится судьбою Himalaya.
Жизнь — как скопленье пауз ледяных.
Г. АДАМОВИЧ. ОДИНОЧЕСТВО И СВОБОДА. М., «Республика», 1996. 5000 экз.
В сборник вошли статьи, эссе и письма разных лет, стихотворения и рассказы, а также книги «Одиночество и свобода» и «Комментарии» (ее бы стоило перечитать внимательнее. Хотя бы фрагмент, где Адамович рассуждает, можно ли вернуть Россию к прежнему состоянию, с тройками, ямщиками, валдайскими колокольчиками, благообразными мужиками в холщовых рубахах, с гимназистками, гуляющими под руку, с монастырями и усадьбами, воскресить «святую Русь»,— слова, взятые в кавычки самим Адамовичем. Что следует сделать, превращая подобный проект в действительность? «Надо было бы сжечь почти все книги, консервативные или революционные — все равно, закрыть почти все школы, разрушить все «стройки» и «строи» и ждать, пока не умрет последний, кто видел иное. Надо было бы на много лет прервать всякую связь с зараженным миром, закрыть все границы; это бред, конечно, это невозможно, но я говорю предположительно… После этого, когда улетучится всякое воспоминание об усилиях и борьбе человека,— да, тогда, пожалуй, можно было бы попробовать святороссийскую реставрацию. В глубокой тьме, как скверное дело». Сказано предельно просто. Почему же торопливо возводят храмы, если строительство не терпит спешки, почему публично призывают к покаянию, если не каждому есть, в чем каяться, и винят в наиболее страшном и нелепом прегрешении, в том, что ты жил в свой век, избывал отпущенный жизненный срок со своей страной? Потому ли, что насаждающие скороспелое благолепие не читали того же Адамовича? Либо они вообще не умеют читать?)
ФУЛКАНЕЛЛИ. ТАЙНЫ ГОТИЧЕСКИХ СОБОРОВ. [Б.м.] «REFL-book», «Ваклер», 1996. 10 000 экз.
Большинству читателей имя, а вернее, псевдоним Фулканелли стал известен из вышедшей в 1960 году книги Луи Повеля и Жака Бержье «Утро магов», но это было не началом, а концовкой истории. Человек, называвший себя Фулканелли, исчез задолго до того. Был ли он и вправду одним из величайших адептов алхимической науки, нашедшим философский камень и получившим в награду бессмертие, о том нет никаких сведений, а лишь глухие намеки. Определенно можно утверждать только, что существуют две книги, в которые (по словам знатоков) он вложил свою мудрость. «Тайны готических соборов», зашифрованы ли в ней алхимические знания либо толкуется только о средневековой архитектуре, равно заслуживают пристального интереса и из-за материала, здесь собранного, и из-за доступности изложения, и из-за позиции автора, не навязывающего собственной точки зрения, но убедительного даже в деталях. Что до судьбы Фулканелли, она осталась загадкой: человека, по слухам, владеющего философским камнем, после второй мировой войны искали американская и французская разведки, искали безуспешно. Вероятность, что Фулканелли преобразился и живет где-то рядом, рождает самые фантастические мысли.
Георг ТРАКЛЬ. СТИХОТВОРЕНИЯ. ПРОЗА. ПИСЬМА. Спб., «Симпозиум», 1996. 1000 экз.
Последние несколько лет стихи австрийского поэта стали у нас объектом старательного перевода. Причиной тому и трагическая судьба Тракля, ранняя кончина, очень похожая на самоубийство, и тональность его поэзии. Недаром он признавался в письме, что чувствует «странный озноб превращения, телесно ощутимый до невыносимости, видения мрака, вплоть до осознания собственной смерти, восторги, вплоть до оцепенелости; и протяженное видение грустных сновидений». Стихи Тракля интересны и тем, что у них чаще всего несколько вариантов, встречаются и 1-я, и 2-я, и 4-я редакции. Поэт считал: раз от раза уничтожая личное, он постепенно приходит к универсализму. Но не освободиться от впечатления — наслоение варианта на вариант походит на приумножение компьютерных файлов, остающихся в памяти машины равноправными. Инвариантность стихов плюс пристрастие к наркотикам придают «машинность» и облику Тракля, позволяют иначе оценить его поведение, в частности, объяснить нарушение культурных законов, например, инцест не как ужасную случайность, а как мифологические последствия «механистичности», «големичности» поэта.
Аза ТАХО-ГОДИ. ЛОСЕВ. М., «Молодая гвардия», «Студенческий меридиан», 1997. 10 000 экз.
Вторая жена и долголетний помощник А. Ф. Лосева рассказывает о драматической жизни русского философа. Но искренняя интонация повествования контрастирует с абсурдными мелочами, придающими обыденным поступкам загадочную парадоксальность. Чего стоит хотя бы такой факт: в память об отце Лосеву осталась дорогая итальянская скрипка, ее подменили другой, тем не менее Лосев ее бережно хранил до самой смерти. Хранить в память о былом знак знака… Любопытная деталь. И не любопытно ли, что в юности философ вел старательные списки своих платонических влюбленностей, присваивая каждой девушке особый порядковый номер, письма же писал по двадцать, а порою по сорок страниц. Бывало и так: не решаясь передать понравившейся девушке приготовленное письмо, клал письмо в карман тужурки, где их накопилось немало. Впрочем, лосевская личность будто провоцирует странности: собравшиеся на конференцию, посвященную памяти Лосева, отправились на родину ученого, однако там никак не могли установить, какой из стоящих рядом домов занимала семья Лосева, определять взялись при помощи маятника и лозы (так ищут место для колодца). Особенно же поражает умиление, которое вызывает у автора книги то, что знаменитый философ происходил из казаков. Описывается, как проходили торжественные казачьи молебны, в какую форму наряжался маленький казачок и с какой серьезностью отдавал честь новому наказному атаману. Кажется, спросишь у Лосева: «Алексей Федорович, как вы относитесь к философии Платона, музыке Вагнера, математическим выкладкам Кантора?» И услышишь в ответ: «Любо!» Нет, всему существует мера.
Б. ФИЛЕВСКИЙ
∙