Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2014
Георге-Вадим Тиугеа (р. 1979) − руководитель департамента международных отношений института «Ovidiu Sincai» (Бухарест).
Период, начинающийся с декабрьской революции 1989 года и краха коммунистического правления, в Румынии принято называть «переходной эпохой», отмеченной превращением страны из тоталитарного социалистического государства в капиталистическую демократию. Если говорить о вехе, завершившей этот период, то, по мнению большинства румынских ученых, ею стало 1 января 2007 года, когда страна вступила в Европейский союз. Однако, принимая во внимание все, что происходило в Румынии после этого события, в том числе негативные проявления мирового финансово-экономического кризиса, который разразился в конце 2008 года, можно считать, что мы по-прежнему находимся в фазе транзита, о чем свидетельствуют многочисленные особенности румынской политической, экономической, общественной жизни.
Конечно, если сравнивать нынешнюю Румынию с Румынией образца 1989 года, то нетрудно увидеть множество отличий, в том числе и поразительных, которые позволяют нам утверждать, что в целом переходный период вроде бы оказался успешным. Тем не менее подобные выводы, в последние годы с воодушевлением рекламируемые официальной пропагандой, причем независимо от политической окраски государственной власти, будут весьма поверхностными. Углубившись в детали, мы с удивлением обнаружим, что в действительности изменилось не так многое, а то, что все-таки стало другим, не всегда менялось в лучшую сторону.
Кто-то, вероятно, скажет, что столь сложный транзит просто не мог претендовать на большее, поскольку некоторые изначальные препятствия, которые обществу приходилось преодолевать, не поддаются полному искоренению. Примером может служить укоренившаяся социальная психология, зацементированная долгими годами коммунистического правления и приучившая несколько поколений румын мыслить в патерналистской манере, особенно в областях, затрагивающих взаимоотношения личности и государства. Конечно, все это верно, но, оглядываясь на путь, пройденный страной за минувшую четверть века, трудно игнорировать тот факт, что на нынешнее положение вещей самым решительным образом повлиял также и выбор, который в разные моменты истории приходилось совершать румынским лидерам и их согражданам. Эти последствия, как предложил венгерский политолог Аттила Аг[1], лучше всего оценивать по состоянию трех главных сфер: политики, экономики, общества.
Политический транзит: от однопартийности к множественности групп давления
Наиважнейшим полем транзита стала сфера политики, где происходило взаимодействие элит, групп интересов, партий между собой, а также с внешними политическими акторами в лице иностранных государств, международных организаций, корпораций и так далее. В данном отношении главным новшеством стало повсеместное упразднение монополии коммунистической партии в отношении выработки государственной политики и управленческой деятельности.
Формально Румынская коммунистическая партия (РКП) была распущена вечером 22 декабря 1989 года официальной прокламацией Фронта национального спасения (ФНС) − главной политической силы, рожденной в ходе революции. В отличие от других стран региона, смена режима в Румынии сопровождалась кровопролитием: 1104 человека были убиты в ходе ожесточенных столкновений с подразделениями армии и тайной полиции, продолжавшихся вплоть до казни четы Чаушеску 25 декабря 1989 года. После этого символического рубежа ФНС удалось установить свой контроль над страной и обеспечить порядок. Вскоре в Румынии начали действовать несколько политических партий, среди которых оказались три исторические партии межвоенного периода: правоцентристские Национал-либеральная партия (НЛП) и Национальная крестьянская партия (НКП), а также левоцентристская Социал-демократическая партия (СДП).
Тем не менее на административном уровне прежние структуры РКП продолжали функционировать под прямой опекой ФНС и его лидера Иона Илиеску. Победители избегали резкого разрушения коммунистической монополии из-за опасений потерять власть и спровоцировать анархию, чреватую для страны большими проблемами. Со временем ФНС превратился в полноценную политическую партию, унаследовав от коммунистов административные рычаги, но отрицая наличие каких-либо формальных связей с РКП[2]. В феврале 1990 года в стране были запрещены любые коммунистические и фашистские движения, но этой новой политической монополии бросили вызов другие политические силы, прежде всего в лице трех исторических партий. Это послужило основанием для первого в посткоммунистической Румынии серьезного политического столкновения.
Переход означал также утверждение политического режима, основанного на разделении властей, которое было санкционировано Конституцией 1991 года, принятой на референдуме большинством в 79% голосов. Румыния перешла от своеобразного коммунистического парламентаризма, где доминировал президент, избиравшийся парламентом («Великим национальным собранием») и одновременно являвшийся генеральным секретарем РКП, к полупрезидентской системе, при которой президент избирается прямым голосованием граждан. Большая часть полномочий исполнительной власти перешла к премьер-министру, назначаемому президентом, и правительству, которое обязано располагать поддержкой парламентского большинства. Парламент стал двухпалатным − в нем был восстановлен сенат, упраздненный в 1940 году, − а срок работы парламентариев сократился с пяти лет, как это было при коммунистах, до четырех. Судебная власть обрела автономию; ее структуры теперь комплектуются либо на основе профессиональных критериев, либо посредством назначения двумя другими ветвями власти[3].
Хотя РКП, ранее бывшая единственной политической партией, прекратила свое существование, большинство ее членов (в 1989 году их было около 4 миллионов) вступили в новые политические образования − особенно в ФНС и наследовавшие ему организации. Три исторические партии в 1991 году объединили свои силы и вместе с рядом общественных организаций образовали Демократическую конвенцию Румынии (ДКР) − политическую коалицию, противостоящую ФНС и бывшим коммунистам. Почти одновременно с этим, в 1992 году, сам ФНС раскололся: сторонники президента Илиеску, так называемые «консерваторы», учредили новую партию − Демократический фронт национального спасения (ДФНС), − позже переименованную в Партию социальной демократии (ПСД). В том же 1992 году этой организации удалось выиграть всеобщие выборы, ненамного опередив ДКР, но не получив абсолютного большинства. Победителям пришлось искать поддержки у мелких националистических партий − таких, как Партия национального единства румын (ПНЕР) и партия «Великая Румыния» (ПВР), − а также небольшой и ностальгирующей по коммунистическим временам Социалистической партии труда (СПТ). Послевыборный альянс проводил «взвешенную» экономическую политику, стараясь сохранить электоральную поддержку рабочих и крестьян.
Остатки ФНС, состоявшие из так называемых «реформистов», перешли в оппозицию: они превратились в третью по значимости политическую силу страны, реорганизовавшись в Демократическую партию Румынии (ДПР), которая пыталась наладить сотрудничество с Демократической партией США. Демократический союз венгров Румынии (ДСВР), представлявший семипроцентное венгерское меньшинство, проживающее в Трансильвании, также перешел в оппозицию. В 1996 году оппозиционным силам в составе ДКР, ДПР и ДСВР удалось завоевать парламентское большинство и выиграть президентские выборы, тем самым обеспечив первую демократическую смену власти в стране.
Вскоре, однако, новое коалиционное правительство столкнулось с жестким соперничеством в собственных рядах; конкурирующие партии и поддерживавшие их экономические группы поделили между собой министерства и их ресурсы. Помимо острых идеологических баталий, ведущихся гласно, политическая борьба разворачивалась и внутри самих партий правящей коалиции. Например, Национальная крестьянская партия, одна из важнейших партий ДКР, делилась на противоборствующие группировки до тех пор, пока не перестала быть дееспособной политической силой. Итогом провальной деятельности правительств 1996−2000 годов стал масштабный социально-экономический кризис[4].
Основную выгоду от политических недоразумений, мучивших правящую коалицию, получили две силы: ПСД, которая смогла выиграть всеобщие выборы 2000 года, вернув Илиеску на пост президента, и сформировать правительство при парламентской поддержке ДСВР, и националистическая ПВР, которая пережила необычайный взлет популярности, превратившись во вторую политическую силу страны. Тем не менее ее поведение в качестве оппозиционной силы не имело ничего общего с собственными же экстремистскими лозунгами, что и позволило этой партии оказаться в союзниках ПСД. Объединившись в 2001 году с традиционной Социал-демократической партией Румынии и приняв ее название, Партия социальной демократии произвела удачный ребрендинг: новую левоцентристскую партию демократической направленности, связанную с европейскими социалистами, возглавил бывший министр иностранных дел и действующий премьер-министр Адриан Нэстасе.
Между тем, оставшиеся не у дел Демократическая партия и Национал-либеральная партия смогли воссоздать оппозицию, образовав альянс «Справедливость и правда» во главе с мэром Бухареста, бывшим министром транспорта Траяном Бэсеску. Этому деятелю в 2004 году удалось выиграть президентские выборы, незначительно опередив Адриана Нэстасе, который с большим преимуществом лидировал в первом туре. И хотя Партия социальной демократии с союзниками смогла победить на парламентских выборах, Бэсеску тем не менее сумел договориться о союзе с ранее поддерживавшей ПСД небольшой Консервативной партией, а также с ДСВР. Это позволило его сторонникам сформировать правительство[5].
Впрочем, сложившаяся коалиция оказалась недолговечной, поскольку недавно назначенный премьер-министром председатель Национал-либеральной партии Кэлин Попеску-Тэричану отказался из-за реорганизации уходить в отставку и призвал к проведению в 2005 году досрочных выборов, которые предоставили бы правящему альянсу абсолютное парламентское большинство. Кроме того, глава правительства выступил против некоторых антикоррупционных мер Бэсеску, защищавших спонсоров ДПР и раздражавших электорат НЛП. Это повлекло за собой распад альянса, хотя Попеску-Тэричану сумел сохранить пост главы кабинета за счет депутатской поддержки со стороны ПСД. Союз между ПСД и НЛП вылился в первую попытку отстранения Бэсеску от должности, имевшую место в мае 2007 года. Но, хотя парламент утвердил это решение значительным большинством, избиратели столь же значительным большинством поддержали президента, позволив ему остаться у власти. В результате этого кризиса часть членов НЛП вышла из состава своей партии и присоединилась к ДПР. Так была образована Демократическая либеральная партия (ДЛП).
В ходе парламентских выборов 2008 года была опробована новая система избрания депутатов и сенаторов: голосование теперь проводилось за конкретных кандидатов, выдвинутых партиями, а не за партийные списки, как раньше. Новшество привело к казусам: например, ПСД, которая заручилась поддержкой наибольшего числа избирателей, получила меньше депутатских мандатов, чем ДЛП. Тем не менее сложная экономическая ситуация и настойчивое желание Попеску-Тэричану сохранить за собой должность премьер-министра в любом межпартийном союзе обусловили образование «большой коалиции» в составе этих двух партий-лидеров. Эмиль Бок, руководитель ДЛП, сделался премьер-министром, а Мирча Джоанэ, возглавлявший ПСД, стал спикером сената.
Однако политическое соперничество между двумя основными кандидатами на президентский пост в лице действующего президента Траяна Бэсеску и Мирчи Джоанэ уже в октябре 2009 года менее, чем за год, разрушило «большую коалицию». Хотя Джоанэ опирался на мощный союз между Партией социальной демократии и Национал-либеральной партией, Бэсеску вопреки ожиданиям смог победить с минимальным перевесом в 70 тысяч голосов. Интересно, что победу ему обеспечило голосование румынской диаспоры в Италии, Испании и Молдове − внутри самой Румынии лидировал Джоанэ. Итоги выборов повлекли за собой раскол в ПДС, что позволило президенту, Демократической либеральной партии и Демократическому союзу венгров Румынии сформировать новое парламентское большинство.
Когда Румыния вступила в полосу экономического кризиса, правоцентристское правительство по согласованию с Европейской комиссией и Международным валютным фондом было вынуждено сократить рабочие места и урезать зарплаты в государственном секторе. Меры жесткой экономии вызвали огромное недовольство в обществе. Пик возмущения пришелся на январь 2012 года, когда массовые акции протеста вынудили правительство уйти в отставку. Новым премьер-министром, впрочем, снова стал представитель ДЛП. Но это правительство тоже продержалось недолго, поскольку формирование нового парламентского большинства, возглавляемого ПСД и НЛП, заставило президента поручить формирование нового кабинета Виктору Понте, представлявшему социальных демократов.
Соперничество между Бэсеску и ПСД достигло апогея летом 2012 года, когда парламентское большинство во второй раз попыталось отрешить президента от должности. В ходе референдума, который должен был закрепить соответствующее решение парламента, не удалось обеспечить необходимой явки избирателей, хотя большинство из тех, кто проголосовал, высказались за отставку Бэсеску. После разбирательств, связанных с оспариванием избирательных списков, Конституционный суд объявил состоявшийся референдум недействительным и оставил президента в должности.
Парламентские выборы 2012 года сокрушительно выиграла коалиция ПСД и НЛП, заручившаяся поддержкой 60% избирателей, в то время как партии, поддерживавшие Бэсеску, были наказаны за суровые меры, отстаиваемые ими в период экономического кризиса. Президент и премьер-министр подписали пакт о «примирении», хотя отношения между ними оставались напряженными. В начале 2014 года глава НЛП Крин Антонеску объявил о разрыве союза с ПСД; это было сделано вопреки тому, что именно он был выдвинут кандидатом в президенты от лица альянса. Это спровоцировало перетасовку правящей коалиции: ПСД в союзе с ДСВР привлекла к сотрудничеству часть депутатов, покинувших НЛП, в то время как сама НЛП пополнила ряды оппозиции, присоединившись к ДЛП.
Частые смены межпартийных альянсов можно объяснить тем фактом, что политические партии, возникшие в Румынии после 1989 года, представляли собой искусственные конструкции, объединявшие представителей различных групп интересов вокруг некой сиюминутной общей задачи. Главными факторами партийной сплоченности выступали личности политиков, которым на протяжении какого-то времени удавалось стяжать народную и внутрипартийную поддержку. Именно такими фигурами были президенты Ион Илиеску и Траян Бэсеску, а также премьер-министр Адриан Нэстасе. После того, как временную задачу удавалось решить, межпартийные блоки или даже сами партии прекращали свое существование, а ситуация на политической сцене радикально менялась. На бумаге всегда сохраняло свою силу противостояние левых и правых, бывших коммунистов и антикоммунистов. Но на деле левые выступали на стороне консервативного и религиозного электората, в то время как правые отстаивали реформистские, светские и прозападные идеалы.
Важную роль в румынской политической системе играет президент. Если первые два президента за годы своего мандата воздерживались от прямого втягивания в политическое противостояние (исключение составляли лишь самые первые годы правления Иона Илиеску), то Траян Бэсеску заявил о себе как о «президенте-игроке». Он извлек немалую выгоду из состоявшегося в 2003 году пересмотра Конституции, продлившего президентский мандат с четырех до пяти лет и расширившего президентские полномочия в отношении системы правосудия. Он использовал весь потенциал своей должности, иногда балансируя на грани законности, пытаясь нейтрализовать политических противников. В эту борьбу были вовлечены и правоохранительные органы, которые подверглись реформированию под предлогом борьбы с коррупцией, но на деле использовались для преследования видных политиков. Тем не менее президентский натиск вызвал мощное противодействие, сплотив против него сильную оппозицию, мобилизовавшуюся после того, как начался экономический кризис.
Если говорить о внешней политике, то в этой сфере все было гораздо понятнее и проще. В 1991 году президент Илиеску предусмотрительно подписал договор о дружбе с СССР, но после роспуска Организации Варшавского договора и распада Советского Союза Румыния решила двигаться на Запад и присоединиться к западным межправительственным организациям. Этот курс считался лучшей гарантией экономического процветания и национальной безопасности страны, в то время как постсоветское пространство рассматривалось в качестве зоны нестабильности и риска. Правда, на этом фронте Румыния проявляла заинтересованность в поддержке только что созданной Республики Молдова и в защите от России, которая по-прежнему считается главной внешней угрозой.
Следуя этой линии, Румыния в 1993 году вступила в Совет Европы и ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Тем самым были продемонстрированы преданность ценностям Западной Европы и долгосрочное стремление страны вступить в Европейский союз. Почти одновременно, в 1994 году, Румыния присоединилась к программе НАТО «Партнерство во имя мира», намереваясь в конечном счете стать членом Североатлантического альянса. На национальном уровне президент Илиеску в 1995 году сумел мобилизовать основные политические силы на подписание Снаговского соглашения, в котором вступление в ЕС и НАТО провозглашалось стратегической целью страны. Все политические партии обязались работать на выполнение этой задачи.
По этой причине внешняя политика Румынии остается почти неизменной независимо от любых перемен в правительстве страны[6]. Она была закреплена установлением в 1997 году стратегического партнерства с Францией и США. Итогом такого постоянства стало вступление Румынии в НАТО в 2004 году и в Европейский союз в 2007-м. Вместе с тем в ходе этих процессов Румынии пришлось отказаться от части своего суверенитета. Одновременно зарубежные акторы стали более ощутимо влиять на ее внутреннюю политику. Это ярко проявилось во время политического кризиса 2012 года, когда президента Бэсеску открыто поддержали Европейская комиссия, канцлер Германии Ангела Меркель и посольство США в Бухаресте. Такое вмешательство способствовало его восстановлению в должности даже вопреки тому, что большинство румынских избирателей отвергли его.
Экономический транзит: кончина индустриального государства
В экономическом отношении главной проблемой для Румынии стал переход от плановой и централизованной экономики к свободному рынку. Многие промышленные предприятия, особенно тяжелой индустрии, в 1990-е годы потеряли традиционные рынки сбыта на Ближнем Востоке, в Африке и Азии. После приватизиции им так и не удалось найти новые пути для реализации своей продукции. Как правило, на начальном этапе приватизационные мероприятия осуществлялись бывшими управленцами коммунистической эпохи, многие из которых были связаны с политической полицией прежнего режима. Осознав, что экономическая среда изменилась, они стремились извлечь выгоду, распродавая вновь обретенные активы по частям и инвестируя средства в прибыльные секторы экономики. К сожалению, этот процесс не был прозрачным; в результате сложилась система, при которой «нувориши» спонсировали политиков (особенно в период избирательных кампаний) в обмен на получение государственных контрактов, обогащавших их фирмы.
Позже правительство попробовало придать приватизационному процессу видимость справедливого действа и начало продавать акции государственных предприятий напрямую гражданам. Рядовые румыны, однако, не слишком разбирались в сути происходящего, и в конечном счете от всей этой политики выиграли все те же «красные директора». Они сколачивали огромные состояния, превращаясь в «магнатов» или «олигархов», покупали или учреждали новые СМИ, помогавшие отстаивать их интересы и влиявшие на политическую ситуацию. В ходе всех этих событий закрылись несколько крупнейших предприятий, многие сотрудники оказались на улице, безработица заметно выросла. Уровень ВВП в 1990-е годы оказался самым низким за полвека[7].
В начале 1990-х годов левое правительство выступало за «постепенный» переход к рынку. Это означало откладывание приватизации на более поздний срок и сохранение государственных предприятий, которым предписывалось производить продукцию впрок − до обретения новых рынков сбыта. Подобный курс сохранял рабочие места, но порождал кризис перепроизводства. Даже существенный рост внутреннего потребления не смог разрешить этой проблемы; предприятия накопили гигантские долги, которые в обозримой перспективе невозможно было погасить. В конечном счете их приходилось продавать, но, поскольку инвесторы не желали получать вместе с активами и долги, это тормозило весь процесс разгосударствления.
После того, как в 1996 году сменился кабинет министров, к промышленному сектору применили «шоковую терапию». Предприятия в спешном порядке распродавались, причем зачастую значительно ниже рыночной стоимости. В некоторых случаях правительственные меры предполагали закрытие нерентабельных заводов, что вело к нарастанию социальной напряженности, особенно в горнодобывающей промышленности. Компенсационные выплаты, полученные бывшими работниками, повлекли за собой не массовое открытие собственного бизнеса, как планировалось чиновниками, а лишь резкое сокращение общей численности работающих.
Предприятия, сумевшие пережить трудные времена (особенно в топливной, автомобильной, химической, текстильной и пищевой промышленности), были приватизированы иностранными инвесторами. Это стало неотъемлемым элементом процесса вступления в НАТО и ЕС: крупные компании из стран, входящих в эти организации, рассматривались в качестве стратегических инвесторов и поощрялись в приобретении наиболее привлекательных объектов. Наиболее явно это происходило в банковском секторе. В большинстве своем банки, возникшие после 1990 года, не смогли стать эффективными из-за нехватки оборотных средств и займов. Постепенно они переходили под контроль иностранных банков − таких, как австрийские «Erste Bank» и «Raiffeisenbank», греческие банки, венгерский «OTP Bank». По сравнению с ними два или три выживших румынских банка, опиравшихся на местный капитал, оказались гораздо менее удачливыми, несмотря на лучшее знание румынского рынка. Иностранные банки делали лучшие кредитные предложения и привлекали больше клиентов. Однако начиная с кризисного 2008 года стало очевидным, что банковские кредиты раньше раздавались слишком легко; теперь многие потребители больше не могли брать денег взаймы, особенно в иностранной валюте[8]. Это привело к замораживанию кредитования, сохраняющемуся до сегодняшнего дня, что повлекло за собой экономический спад.
Если говорить о национальной валюте, то румынский лей в период транзита понес большие потери. Вскоре после того, как в 1990 году национальная валюта стала конвертируемой, лей под давлением экономического спада и нарастающего импорта начал стремительно обесцениваться. Возникшая из-за этого инфляция обернулась массовым снижением покупательной способности населения и сжатием потребительского рынка. Негативные процессы удалось остановить только после 2000 года, когда Национальный банк сосредоточил в своих руках объемы ресурсов, достаточные для выравнивания обменного курса. В 1999 году Румыния была на грани дефолта, поскольку не могла погашать кредиты МВФ, полученные в середине 1990-х. Страну тогда спасла продажа некоторых крупных государственных активов. Новый шок национальная денежная единица пережила в 2008 году, когда лей за два месяца потерял почти 20% своей стоимости. Это оказалось исключительно болезненным ударом для тех, кто кредитовался в иностранной валюте. В дело вновь вмешался Национальный банк, до сегодняшнего дня продолжающий активную политику на финансовом рынке; это − последнее средство, позволяющее государству удерживать ситуацию под контролем.
Определенные улучшения в финансовой сфере обозначились после 2004 года, когда была введена «плоская» шкала подоходного налога, составившего 16% для всех плательщиков. Благодаря этому повысилась собираемость налогов, а объем «теневых» доходов сократился с 50% до 30%. Впрочем, позитивная тенденция угасла в 2010 году, когда из-за кризиса правительство подняло ставку НДС с 19% до 24%.
В сельском хозяйстве, где по-прежнему задействовано 40% румынской рабочей силы, транзит также был отмечен серьезными потрясениями. После земельной реформы 1990 года государственная собственность была возвращена прежним владельцам, обладавшим ею до 1947 года. Это привело к фрагментации земельных наделов и увеличению числа собственников, неспособных эффективно их обрабатывать. Большинство сельских тружеников в поисках иных источников дохода продали свою собственность, а те люди, которые избежали этого, ведут хозяйство себе в убыток. Их последней надеждой выступают европейские фонды, учрежденные в рамках единой сельскохозяйственной политики Европейского союза, но получить к ним доступ довольно трудно: этому мешают дефицит информации и требование местного софинансирования. Успешные примеры в этой сфере остаются очень редкими и не поддаются массовому тиражированию. В то же время государственные ведомства дают обещания, связанные с распределением сельскохозяйственных субсидий, только в предвыборных целях. Общим итогом выступает ослабленная экономика, полностью зависящая от ЕС[9].
Общественный транзит: «коммунистический человек», оказавшийся в условиях «дикого капитализма»
В социальном плане сдвиги, происходившие в экономике в переходный период, заметно изменили состав населения и его демографическую структуру. Столкнувшись в начале 1990-х годов с ростом цен, люди сокращали личное потребление, затрудняя тем самым реализацию румынских товаров, которые нельзя было продать ни внутри страны, ни за ее пределами.
На протяжении 1990-х годов закрытие промышленных предприятий и падение сельскохозяйственного производства породили массовую безработицу. Безработные либо вливались в теневую экономику («черный рынок») и способствовали подъему организованной преступности, либо эмигрировали в западные страны, сокращая размеры местной рабочей силы (после 2002 года, когда было подписано соглашение о свободном перемещении румынских граждан внутри Европейского союза, от 2 до 3 миллионов румын перебрались на Запад). В сочетании со спадом рождаемости эта тенденция привела к общему сокращению численности населения (до 19 миллионов человек в 2011 году по сравнению с 23 миллионами в 1990-м), а также к росту доли пожилых граждан. Помимо прочих факторов, снижение рождаемости было обусловлено и состоявшейся в 1990 году легализацией абортов (при коммунистическом режиме начиная с 1966 года они были запрещены), а также ухудшающейся экономической ситуацией, делавшей воспитание детей все более дорогостоящим занятием.
Это в свою очередь заметно увеличило давление на пенсионную систему: размеры пенсий было все сложнее удерживать на достойном уровне из-за резкого сокращения объема поступаемых пенсионных взносов. Здесь же уместно упомянуть и о распространении профессиональных заболеваний, вызванных чрезмерной эксплуатацией работников, которые ради получения зарплаты, хотя бы отдаленно приближающейся к западным стандартам, вынуждены трудиться все больше и больше.
Отсутствие работы заставляет людей эмигрировать, причем, невзирая на нынешние трудности западной экономики. Хотя румынская образовательная система продолжает выпускать квалифицированных молодых специалистов, череда реформ, направленных на адаптацию ее к рыночным условиям, не принесла результатов. Вместо этого, уровень неграмотности в стране вырос в два раза: с 1% в 1991 году до 2% в 2011-м. Эта проблема особенно очевидна среди наиболее уязвимых меньшинств: например, цыган, которых больше не заставляют, как при коммунистическом режиме, отдавать детей в школы и которые вернулись к традиционной для них дискриминации женщин.
Румынский транзит был также отмечен социальной напряженностью, ставшей результатом ухудшения экономической ситуации. Наиболее неблагополучным оказался горнодобывающий сектор; шахтеры несколько раз затевали крупные беспорядки, которыми в своих интересах пытались манипулировать различные политические силы. Так, в 1990 году горняки буквально разгромили центр Бухареста, включая штаб-квартиры основных оппозиционных партий, желая воспрепятствовать студенческой антиправительственной демонстрации. В сентябре 1991 года они, подстрекаемые консервативным крылом Фронта национального спасения, способствовали падению правительства реформаторов из той же организации. В 1999 году, после масштабной реструктуризации угольной отрасли, шахтеры, несмотря на усилия полиции, организовали 170-километровый марш на Бухарест, остановленный только после того, как на переговоры с ними прибыл премьер-министр. Позже, в том же году, полиция подвергла аресту нескольких профсоюзных лидеров, которых обвинили в подрыве правопорядка.
После того, как завершился период подъема, продолжавшийся с 2000-го по 2008 год и сопровождавшийся ростом жизненный уровень населения, новый экономический кризис породил новые конфликты. Особенно бурная вспышка социального возмущения имела место в январе 2012 года, когда государственные служащие вышли на улицы, выступая против произведенного еще в 2010 году урезания их зарплат на 25%. Поводом для протестов стали также начавшаяся в стране добыча сланцевого газа и продажа недр иностранным компаниям.
Касаясь проблем потребления, можно отметить, что в 2000−2008 годах в стране происходило вызревание среднего класса, который начал обзаводиться недвижимостью, автомобилями, капиталом. Выиграла от этого, в частности, автомобильная промышленность, которую поддержали специальные государственные программы, нацеленные на замену старых, экологически несовершенных машин новыми, более передовыми марками автомобилей. Одновременно расширялись продажи подержанных западных автомобилей, которые обходились потребителю еще дешевле. В стране появились гипермаркеты, пришедшие на смену гастрономам коммунистической эпохи.
Но при этом многие граждане по-прежнему страдают от нищеты, особенно в деревне, а также в бедных кварталах больших городов или бывших индустриальных центров. Сельскую местность опустошила миграция молодежи на Запад, там остались в основном старики и дети, а на земле почти никто не работает. Земельные угодья постепенно скупили местные магнаты или иностранные инвесторы, желавшие использовать их для производственных или туристических надобностей. Растет число пенсионеров, которые едва сводят концы с концами; мизерные пенсии превращают их в подходящий объект манипуляций со стороны политиков. Более того, в политическом отношении они представляют собой наиболее активную группу населения, поскольку многие молодые люди, считая, что политика − грязное дело, предпочитают заниматься другими вещами − например, криминальной деятельностью.
В целом с социальной точки зрения нынешняя Румыния расколота на две части. По одну сторону находится бедное и необразованное население, проживающее в сельской местности или малых городах, а также пенсионеры больших городов. Они недовольны нынешним состоянием страны и тоскуют по коммунистическим временам. Эти люди отвергают западный образ жизни, они глубоко религиозны, ориентируясь на Румынскую православную церковь, и не любят этнические меньшинства, которые хотели бы ассимилировать. Им хочется, чтобы Румыния стала более самостоятельной; одновременно они предпочли бы вернуть Великую Румынию межвоенного периода, включавшую в свой состав современную Молдову и часть Украины, и даже восстановить монархию. Им ненавистны богачи, которых они хотели бы видеть за решеткой. Тем не менее все они ожидают, что государство обязательно о них позаботится.
По другую сторону пребывает слой более молодых румын, лучше образованных и проживающих в больших и средних городах. Они хотят иметь возможность зарабатывать себе на жизнь при минимальном вмешательстве государства в их дела. Им симпатичны либеральная демократия западного типа и поддержка со стороны ЕС, которую они хотели бы видеть еще более последовательной и всесторонней, − это, как они считают, позволило бы «растворить» Румынию в западной цивилизации, продвинув ее границы на восток европейского континента. Они поддерживают свободу вероисповедания, терпимо относятся к меньшинствам и открыты для взаимодействия с иностранцами[10]. Тем не менее их не устраивает тот факт, что до сих пор часть страны «пребывает в архаике»; это, по их мнению, сдерживает румынскую модернизацию. Кроме того, им ненавистна коррупция. Как правило, в глазах первой категории представители этой группы являются «предателями» и «выродками».
***
Рассмотрев путь, пройденный Румынией за последние 25 лет, сторонний наблюдатель не может не заметить существенных изменений, пережитых страной. Она, бесспорно, многого добилась в области политической свободы, плюрализма идей, открытых дебатов. Тем не менее в том, что касается экономического развития, жизненных стандартов, общественного согласия, нынешнее положение представляется не слишком благополучным. Эволюция, конечно же, имела место, но отнюдь не очевидно, что жизнь у румынских граждан в итоге стала лучше − по крайней мере далеко не у каждого и не у большинства. По сравнению с коммунистическим режимом изменилось многое, но такой констатации не достаточно; у общества возникли новые потребности, которые до сих пор не удовлетворены. Истина, похоже, заключается в том, что вопреки мнению большинства аналитиков румынский транзит не закончился − он будет продолжаться еще очень долго.
Перевод с английского Андрея Захарова
[1] Agh A. The Politics of Central Europe. London; New Delhi: Sage Publications, 1998. P. 51.
[2] Radu A., Juganaru A. FSN − un paradox politic. 1989−1992. Bucharest: Pro Universitaria, 2013. P. 9−34.
[3] Abraham F. Romania de la comunism la capitalism, 1989−2004. Bucharest: Tritonic, 2006. P. 43−55.
[4] Pavel D., Huiu I. «Nu putem reusi decat impreuna». O istorie analitica a Conventiei Democratice, 1989−2000. Iasi: Polirom, 2003. P. 62−110, 311−389.
[5] Radu A. Un experiment politic romanesc: Alianta Dreptate si Adevar PNL−PD. Iasi: Institutul European, 2009. P. 47−95.
[6] Abraham F. Transformarea Romaniei, 1989−2006. Rolul factorilor externi.Bucharest: INST, 2006. P. 104−120.
[7] Brucan S. Treptele tranzitiei spre capitalism. Bucharest: Nemira, 1999. P. 35−41, 83−97.
[8] Serbanescu I. Investitiile straine: faza a doua // Revista. 2008. 6 August. № 22 (www.revista22.ro/investitiile-straine-faza-a-doua-4734.html).
[9] Golban R. Romania: alternative la corsetul UE. Bucharest: Top Form, 2013. P. 69−93.
[10] Dincu V. Pathologies of Communication in the Public Space // Narrative Report concerning the Second Seminar of «Ovidiu Sincai» European School (2014 Edition).Paltinis, 5−8 June 2014. P. 10−11.