Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2011
Ашраф Эль Саббах (р. 1962) – по специальности физик-теоретик, с 1999-го по 2006 год работал в московском бюро “
Associated Press”, в настоящее время – корреспондент российского арабоязычного канала “Русия аль-Яум”. Автор ряда книг, посвященных культуре России.
Ашраф Эль Саббах
Отстранение Мубарака и новые перспективы Египта
Краткое предисловие
Предлагая вниманию читателей статью египетского журналиста Ашрафа Эль Саббаха, работающего на российском арабоязычном телеканале “Русия аль-Яум” (аналоге англоязычного “Russia Today”), необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Дело в том, что на канале “Русия аль-Яум” работает много арабских журналистов, получивших образование в России, но сохранивших самые тесные связи с арабским миром в целом и со странами, в которых они родились. Ашраф Эль Саббах является одним из таких авторов. Он работал корреспондентом “Русия аль-Яум” в Египте, Тунисе, Ливии и непосредственно наблюдал многое из того, что происходило в этих странах в течение последнего года. В своей статье Эль Саббах упоминает некоторые политические и религиозные реалии Египта, которые желательно предварительно прокомментировать.
Салафизм, или салафия, – это направление в исламе, призывающее ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, на праведных предков (араб. Ас-салаф ас-салихун). Важную роль в салафизме играет понятие бида (новшество в вопросах религии, являющееся ересью). Под это понятие еретического новшества подпадает аллегорическое, а не буквальное понимание Корана, а так же то, что было привнесено в ислам в ходе контактов мусульман со странами Запада. Салафизм целесообразно рассматривать в качестве мусульманского фундаментализма[1]. Эль Саббах в своей статье отделяет салафитов от религиозно-политического движения “Братья-мусульмане”, однако, на мой взгляд, идеология “Братьев-мусульман” представляет собой одно из течений умеренного салафизма, так как призывает к построению “справедливого исламского общества”, основанного на принципах ислама в их первозданной чистоте. Движение “Братья-мусульмане” было создано в Египте в 1928 году, позднее, при президенте Насере, в 1954-м, было объявлено вне закона и подверглось суровым репрессиям. Во время правления президента Хосни Мубарака братство действовало достаточно свободно, хотя и не было официально легализовано, что произошло только после вынужденного ухода Мубарака в отставку.
Партия “Вафд” – старейшая политическая партия Египта, в 1918–1953 годах была лидером национально-освободительного движения в стране и была распущена в 1953-м правительством генерала Нагиба. “Вафд” возобновил свою политическую деятельность в 1983 году, партия придерживается либеральной ориентации.
Относительно нынешнего переходного этапа в жизни Египта следует отметить, что военные играют ключевую роль в египетской политике начиная с 1952 года, и очевидно, что они не будут торопиться передать власть в стране гражданским лицам. Как и когда это произойдет, зависит в значительной степени от того, насколько глубоко идея гражданской ответственности проникла в широкие круги египетского общества.
Михаил Рощин, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН
***
О египетской революции 25 января 2011 года трудно говорить, абстрагируясь от революции 14 января в Тунисе. Автор этих строк был свидетелем обеих революций как политический наблюдатель и корреспондент российского арабоязычного телеканала “Русия аль-Яум”.
Тунисский режим пал первым: через 34 дня после начала революционных событий президент Зин аль-Абидин бен Али бежал за границу. В Египте через 18 дней президент Хосни Мубарак отказался от власти.
И в Тунисе, и в Египте власти были уверены в эффективности репрессивных мер: оба режима привыкли в рекордные сроки подавлять демонстрации вдали от глаз иностранных журналистов. В обеих странах правительственные средства массовой информации находились в полном подчинении у режима. Иностранным журналистам за освещение акций протеста грозили лишение аккредитации и высылка из страны. Тем не менее, мировые СМИ сумели обеспечить трансляцию революционных событий в прямом эфире, в результате чего правящие режимы двух стран оказались в полном тупике.
Египетский режим, как и тунисский, рассчитывал на доверие западных стран, особенно США (в случае Египта) и Франции (в случае Туниса). Оба режима всегда заверяли Запад, что они защищают его интересы от исламских экстремистов, а Запад в ответ должен был закрывать глаза на нарушения прав человека, принимать их “фасадную” демократию и поменьше вмешиваться во внутренние дела. Запад, особенно Вашингтон, поддерживал эти режимы, предоставляя финансовую помощь и льготные кредиты, а также разрабатывая политические и социальные программы, которые позволяли им укреплять свою власть.
Демократические процессы в Тунисе и Египте назревали давно. Обе страны были насквозь поражены коррупцией. Более четверти века политическая жизнь обеих стран находилась в застое. Не имея ни малейшего шанса победить в честной борьбе, оппозиция деградировала, превратившись в конгломерат маргинальных политических сил, то выступавших против режима, то сближавшихся с ним. В свою очередь, правящие партии, застрахованные от поражения при любых обстоятельствах, закоснели, как любой живой организм, лишенный возможности двигаться. Со своими оппонентами правящие партии обходились как с заклятыми врагами. Давление на оппозицию осуществлялось как через соответствующие законодательные меры, так и при помощи административных рычагов.
“Тунисская зараза”
25 января, в День полиции, египтяне решили самостоятельно, без участия лидеров соглашательской оппозиции, выйти на улицы – но не для того, чтобы отметить праздник, но чтобы выступить и против полиции, и против органов безопасности, и против режима в целом.
Традиционная оппозиция на сцене отсутствовала: это было следствием многочисленных ошибок, совершенных ею за минувшие два с половиной десятилетия. Национально-прогрессивная партия, получившая на последних выборах несколько мест в Народной Ассамблее, заявила, что не примет участия ни в каких акциях. Что касается “Братьев-мусульман”, они находились под запретом, а их программные установки не совпадали с чаяниями большинства египтян. И, судя по всему, здесь тоже не обошлось без негласных договоренностей с режимом.
Египетская “улица” оказалась один на один с режимом, как это было во время событий 18–19 января 1977 года, когда оппозиционеры обсуждали революцию, сидя по квартирам и барам, а тем временем она совершалась на улицах. Тогда силовым структурам удалось подавить народное выступление. Но в этот раз ситуация была иной.
Ситуация в Египте была похожа на тунисскую. В минувшие годы много египтян погибло от рук сотрудников органов безопасности и полиции. Массовая безработица, всеобщая коррупция и засилье бюрократии дополнялись произволом органов безопасности. Результаты выборов систематически фальсифицировались. Правящая Национально-демократическая партия (НДП) удерживала большинство во всех государственных институтах, и в первую очередь в Народной Ассамблее. Оппозиционные партии состояли в сговоре с правящим режимом.
Утверждения режима и зависимых от него оппозиционных партий о том, что власть в стране готовятся захватить “Братья-мусульмане”, не имели под собой оснований. В последние годы “Братья” действительно сумели частично взять под контроль египетскую улицу. Однако объяснялось это политическим и социальным гнетом, усилением репрессий, проникновением коррупции во все сферы жизни страны, деградацией образования, здравоохранения и культуры. Египтяне не стремились к установлению религиозной системы правления во главе с “Братством”. Осознав неизбежность падения режима, люди стали относиться к “Братьям” как к любой другой политической силе.
Начало событий
С 28 января в Египте нарастала волна протестов и ответных полицейских репрессий. Источники в “Telecom Egypt” на условиях строгой конфиденциальности сообщили мне, что сотрудникам этой компании, а также ряда других Интернет-провайдеров, было предписано с 8 часов утра 28 января находиться на рабочих местах, чтобы в случае начала манифестаций блокировать доступ пользователей к сетям Facebook, Twitter и некоторым другим социальным сетям. При крайней же необходимости им было приказано на время полностью блокировать доступ в Интернет во всех или некоторых районах страны.
Источники, близкие к судебной системе, дали понять, что органы безопасности не остановятся перед использованием силы против граждан. Они предупредили, что режим готов к любым неожиданностям на фоне акций протеста, проходивших в Каире, Александрии, Суэце, Исмаилии и на Синайском полуострове. В Каире силы безопасности перекрыли пути, ведущие к центру города, и изолировали городские кварталы друг от друга, чтобы не дать манифестантам объединиться. Исмаилия и Суэц были закрыты, а на Синайском полуострове местные жители вступали в стычки с отрядами полиции.
Командование вооруженных сил страны предостерегало об опасности выхода ситуации из-под контроля. Между тем, источники в Каире сообщили о расстреле заключенных в тюрьме Абу Заабаль. Сотрудников и внештатных (в том числе тайных) агентов МВД обвинили в поджогах, совершаемых с целью вбить клин между армией и демонстрантами. Но самую большую ошибку египетское МВД совершило, когда подчиненные ему подразделения открыли огонь по манифестантам возле здания министерства.
Было ясно, что президент Мубарак твердо решил не покидать страну ни при каких обстоятельствах – даже если из Египта уедут его сыновья и “денежные мешки”, контролировавшие правящую НДП, Народную Ассамблею и египетский бизнес. Выбор Мубарака пал на двух высокопоставленных военных.
Генерал-лейтенанту Ахмаду Шафику было поручено возглавить правительство, а генерал-майору Омару Сулейману – стать вице-президентом (за годы своего правления Мубарак даже не создал поста вице-президента, чтобы не иметь повода для лишних тревог).
Ахмад Шафик был кадровым военным, как и Омар Сулейман, который возглавлял спецслужбы и имел доступ к важнейшим документам внешнеполитического характера. Оба они были гарантами власти президента даже в случае его отказа от властных полномочий.
Революция в развитии
Египетская революция началась с акций протеста против действий органов госбезопасности. Однако в стране уже сложились предпосылки для перерастания этих выступлений в массовое народное движение. К этому времени Египет объективно созрел для “национально-демократической” революции, не ограничивающейся социальными требованиями. В стране несколько лет действовало множество политических движений, крупнейшими из которых стали движения “Хватит!” (“Кифайя”) и “6 апреля”. Появились и более мелкие политические организации левого толка: “Революционные демократы”, “Справедливость и свобода – движение за социалистическое обновление” (группа, отколовшаяся от “Революционных демократов”), “Молодые братья” (группа, отколовшаяся от “Братьев-мусульман”).
В своем стремлении к свободе египтяне были готовы приветствовать любое достижение революции, будь то отставка главы режима или обещание принять новую Конституцию и отдать под суд главных коррупционеров. Но и контрреволюция не замедлила заявить о себе. Взяв инициативу в свои руки, армия прикрылась необходимостью обеспечивать спокойствие в стране, сохранять государственный строй, а также “защищать демонстрантов и завоевания революции”.
Омар Сулейман ушел из власти вместе с Мубараком и его семьей, но еще три недели после этого полномочия главы правительства сохранял Ахмад Шафик – человек, преданный прежнему режиму. Выход на сцену армии в лице Высшего совета вооруженных сил (ВСВС), которому Мубарак, объявивший 11 февраля о своей отставке, официально передал власть, принес успокоение представителям прежнего режима и отчасти нейтрализовал мощь народного гнева. Военные раздали народу обещания, однако большая часть из них носила чисто декларативный характер, как и обещания Шафика.
Функционеры прежнего режима были вынуждены разыгрывать сразу несколько карт, но, видимо, именно Ахмаду Шафику было поручено стать лидером переходного периода, а армии – вернуть народ к спокойствию.
Дальнейший ход событий это доказал. Команда Ахмада Шафика стала вести себя так, словно этот пост Шафик занял навсегда. Армия отказалась сменить главных редакторов правительственных газет, настояла на том, чтобы Мубарака и членов его семьи не преследовали. Отказавшись от разработки нового Основного закона, армия навязала стране идею жизни по временной конституции, которая просто “подлатала” бы обветшалую прежнюю. Вместо того, чтобы незамедлительно предать суду функционеров прежнего режима и их окружение, ВСВС избрал в этом вопросе тактику затягивания. Некоторых функционеров он попытался спасти от суда, объявив, что это порядочные люди, которые не действовали против народа, а только выполняли приказ; в некоторых случаях армия просто призывала египтян проявить великодушие и элементарную жалость.
В это время была развернута активная деятельность по выхолащиванию самого содержания революции. Инициировали ее видные представители прежнего режима, но армия также приняла в ней участие. Как только начали возбуждаться уголовные дела против МВД и его отдельных руководителей, тут же зашел разговор о необходимости улучшить имидж органов безопасности и полиции. Когда в стране заговорили о погибших, об изнасилованных, о жертвах репрессий, появились приказы о необходимости восстановления спокойствия и возвращении сотрудников органов безопасности и полицейских на улицы.
Египетская “улица” кипела гневом после того, что творили в течение 30 лет органы госбезопасности, – а главным редакторам газет и телеведущим вменялось в обязанность сторониться этой темы. Более того, им предлагалось всячески провозглашать наступление “новой эры” во взаимоотношении силовых структур и общества, хотя египетское МВД по-прежнему придерживалось привычного стиля мышления и поведения. Оно не собиралось извиняться за действия своих сотрудников и не хотело проливать свет на незаконные операции, которые оно проводило на протяжении всего периода власти Мубарака, особенно когда речь шла о преступлениях, совершенных им накануне и во время революции.
Попытки остановить революцию
Настояв на принятии конституционных поправок, ВСВС отверг идею принятия новой Конституции. Он попытался спасти Мубарака и его семью от правосудия, а также дал указание СМИ вести себя “тихо” и не “очернять” силовых структур. Не без поддержки Совета сохранили свои позиции некоторые деятели старого режима, и прежде всего Ахмад Шафик, который дискредитировал себя заявлениями во время и после революции.
Примечательно, что еще в начале революции США признали “Братьев-мусульман” политической и социальной силой, открыв тем самым новую страницу в своих взаимоотношениях с руководством “Братства”. Известно, что диалог между “Братьями” и Вашингтоном происходил или через американское посольство в Каире, или через эмиссаров “Братства”, время от времени посещающих США.
Многие политические организации, в том числе “Братья-мусульмане”, отказались участвовать в демонстрациях 25 января, хотя и позволили своим членам принять в них участие в индивидуальном порядке. Поэтому нельзя представлять дело так, будто революцию совершили левые или “Братья-мусульмане”. Однако Запад, долгие годы исповедовавший “теорию заговора”, изображал диктаторский режим единственной гарантией от прихода к власти в Египте “Братьев” или левых сил.
Очень скоро традиционные политические силы Египта, в том числе “Братья-мусульмане”, спохватились и попытались наверстать упущенное. Накануне своего падения режим Мубарака и сам решил использовать эти силы. Попытка эта провалилась благодаря сознательности, которую проявили молодежные политические силы, создавшие “Союз революционной молодежи 25 января”. В него вошли многие организации и общественные движения: “Молодежь 6 апреля”, “Молодежь за справедливость и свободу”, “Народная кампания в поддержку аль-Барадеи”, “Молодые братья”, “Молодежь партии демократического фронта”, “Молодежь патриотической ассоциации за перемены”, а также ряд блогеров и независимые активисты.
Глубокий раскол пережила Национально-прогрессивная партия, молодые активисты которой выступили против старого руководства. Некоторые видные деятели НПП вышли из нее и основали Социалистический народный альянс (СНА), объединивший левые организации страны. Уже сам призыв к созданию СНА отразил недовольство линией поведения традиционных левых партий и организаций, которые в силу ряда причин оказались неспособными к политическому действию. Впрочем, очень скоро выяснилось, что большинство лидеров СНА – это все те же старые левые политические активисты.
Возникло подозрение, что руководители одряхлевших левых партий просто хотели обновить фасад НПП, Египетской коммунистической партии (ЕКП) и Коммунистической рабочей партии (КРП). Они решили укрепить свои позиции за счет молодежных организаций, отколовшихся от этих партий и принявших действенное участие в революции наряду с другими молодежными движениями и силами.
Поскольку левая молодежь еще не осознала собственного вклада в революцию, этот маневр “старых левых” принес свои плоды. Некоторые решили, что присутствие старых кадров придаст какую-то легитимность левой революционной молодежи и ее организациям, действующим совершенно новыми методами.
11 мая 2011 года было провозглашено создание Фронта социалистических сил (ФСС). В него вошли пять партий, ранее действовавших в рамках Национально-прогрессивной партии или в сотрудничестве с ней: ЕКП, Египетская социалистическая партия, Партия революционных социалистов, СНА и Демократическая рабочая партия. В декларации ФСС указывалось следующее:
“[Фронт] защищает права народных классов и национальные интересы, выступая против контрреволюционных сил, а также против сил экстремизма, реакции и религиозно-общинной розни, которые угрожают революции, единству Отечества и его будущему. […Фронт будет] действовать рука об руку со всеми прогрессивными и демократическими силами в борьбе за достижение общих национальных целей”.
Создание ФСС разочаровало многих представителей элиты, интеллигенции и обычных граждан, придерживающихся левых убеждений. Ведь он собрал под своей крышей всех старых лидеров и все старые организации, “опоздавшие на поезд революции”. Используя механизмы личных связей (в Каире и других городах), а также семейные и клановые узы (в сельской местности), ФСС поглотил многие организации, применявшие новые методы борьбы и сыгравшие заметную роль в революции.
Серьезные внутренние разногласия возникли и в рядах “Братьев-мусульман”. Молодое поколение “Братьев” восстало против старого руководства. Недовольство проявили и некоторые крупные руководители “Братства”, которые стали создавать партии и группы, отдельные от него. Один из них, Абд аль-Монейм Абуль-Фаттух, создал новую партию и объявил о намерении участвовать в президентских выборах.
Таким образом, очевидно, что революция потрясла устои всех традиционных политических сил, которые даже после ухода Мубарака не смогли занять позиций, отвечавших текущему моменту.
Высший совет вооруженных сил настойчиво пытался сохранить хотя бы часть старого политического “здания”, отстранив от власти некоторых представителей прежнего режима. Однако непрекращающееся давление революционной молодежи и египетской “улицы” в целом заставляло его двигаться вперед.
Контрреволюция действовала собственными методами: деньгами, насилием, провоцированием религиозно-общинного конфликта между мусульманами и христианами-коптами. Ее застрельщиками выступали органы госбезопасности и МВД, бизнесмены, руководство НДП, конформистская часть интеллигенции.
Салафиты-радикалы пригодились контрреволюционным силам в разжигании конфликта между мусульманами и христианами-коптами. “Братья-мусульмане” осуждали (правда, в очень мягкой форме) антихристианские выступления салафитов, но некоторые из них нередко оказывали им тайную, а в ряде случаях и открытую поддержку. “Братья-мусульмане” явно пытаются извлечь из салафитского экстремизма максимум политических дивидендов. Сравнивая себя с салафитскими группами, они стараются подчеркнуть свое отличие от экстремистов.
Высший совет вооруженных сил, который взял на себя руководство страной в трудное для нее время, не сумел осуществить своих планов в полной мере. Ему не удалось сохранить прежний режим, ограничившись “косметическим” его изменением.
Под непрерывным нажимом со стороны революционной молодежи и других активно действующих политических сил, ВСВС был вынужден распустить органы госбезопасности и правящую партию, а также арестовать ряд бизнесменов и руководителей правящей партии, аппарата госбезопасности и МВД. Под суд попал и сам бывший президент страны. Однако Совет не тронул компании, служившие прежнему режиму, в результате чего контрреволюция сохранила источники финансирования.
Некоторые политические аналитики утверждают, что контрреволюционным силам потворствует и высшее военное руководство. В египетской армии, разумеется, есть люди, связанные с “Братьями-мусульманами” или сочувствующие им. По мнению этих аналитиков, Совет далеко не случайно проявлял медлительность, например, в расследовании обстоятельств уничтожения ряда досье, хранившихся в сейфах госбезопасности, накануне роспуска этой службы и сразу после него. Видимо, имело место и использование старых кадров и внештатных агентов госбезопасности (в том числе из членов некоторых экстремистских групп) в целях разжигания религиозно-общинной розни.
Решив провести поправки к действующей Конституции (вместо принятия нового Основного закона), Совет организовал 19 марта 2011 года референдум по этому вопросу, на котором свыше 70% избирателей высказались за принятие поправок.
Накануне референдума “Братья-мусульмане” и контрреволюционные силы провели пропагандистскую кампанию, в ходе которой утверждали, будто сторонники гражданского общества и светского государства хотят отменить вторую статью Конституции и лишить Египет его исламского облика. В результате многие простые египтяне отдали свои голоса в поддержку конституционных поправок.
Послереволюционный Египет: возможные сценарии
Высший совет вооруженных сил обещал, что после передачи власти гражданскому правительству армия вернется в казармы. Однако некоторые эксперты полагают, что армия попытается найти для себя место в будущем политическом устройстве страны. Ведь с 1952 года власть в Египте принадлежала именно военным, и трудно представить себе, что они так легко от нее откажутся.
Другие аналитики считают, что предстоящие парламентские выборы, а также будущие президентские пройдут в соответствии со старым избирательным законом при принятии некоторых чисто формальных поправок. В результате, политический ислам, представленный в основном “Братьями-мусульманами” и олигархами, получит неоправданные преимущества не только в будущем парламенте, но и в других государственных институтах Египта, облик которых предстоит сформировать будущему парламенту. Это затруднит принятие новой Конституции подлинно гражданского государства. В случае же принятия новой Конституции после парламентских и президентских выборов она будет обеспечивать интересы представителей политического ислама, финансовых магнатов и военных.
Третьи полагают, что военные вместе с силами политического ислама, консервативными партиями (в том числе будущей “наследницей” НДП) и финансовыми магнатами постараются создать режим, который покончит с завоеваниями революции, но будет угоден некоторым региональным и международным силам. И в любом случае результат этих попыток не будет способствовать переходу страны к демократическому строю и превращению Египта в гражданское или светское государство.
По мнению некоторых египетских и иностранных аналитиков, будущая политическая система в Египте будет напоминать пакистанскую, то есть имеющую ярко выраженный исламский характер. Этот вариант удовлетворит США и сохранит за страной стереотипный имидж, который существует на Западе в отношении арабских и других мусульманских государств. Другие полагают возможным возникновение в Египте аналога турецкого режима при формальном сохранении государством исламского “лица”.
Пакистанская модель, возможно, устраивает “Братьев-мусульман” и армейское командование. Отсюда вялая реакция властей на попытки разжигания религиозной розни и их явное нежелание бороться с экстремистскими салафитскими группами. Некоторые комментаторы усматривают в этом стремление ВСВС создать в стране новые политические и социальные противоречия, которые дали бы повод военным взять Египет под плотный контроль даже после формирования гражданского правительства.
В случае достижения договоренности между Советом и “Братьями” последние могут согласиться на турецкую модель в обмен на гарантии их прихода к власти. Но здесь все будет зависеть от облика новой Конституции и того, каким будет будущее государство – гражданским или светским, президентским или парламентским.
ВСВС явно пытается укрепить в обществе идею о том, что армия является единственным гарантом успеха революции и сохранения ее завоеваний. Это во многом объясняет медлительность Совета в принятии решений, его запоздалую реакцию на события и, в частности, на вспышки религиозно-общинной конфронтации, которая, как показала египетская революция, распространялась при попустительстве органов безопасности, а зачастую напрямую разжигалась ими.
Пытаясь утвердить в обществе эту идею, Совет обеспечивает себе поле для маневра в будущем и предлог для вмешательства в государственные дела. Религиозно-общинная вражда может стать сильнейшим фактором внутриполитической жизни Египта, если принцип гражданства не ляжет в основу новой Конституции, не будет сделан акцент на реализации гражданских свобод, из удостоверений личности не будут убраны графы, указывающие на религиозную и профессиональную принадлежность граждан, и не будут приняты законы, карающие за разжигание межобщинной розни.
Эта проблема может также стать одним из серьезнейших и опаснейших поводов для иностранного вмешательства. Не исключено, что некоторые региональные и международные силы будут сознательно разжигать пламя межрелигиозных противоречий в Египте. При этом события будут преподноситься как подтверждение правоты тех западных журналистов и экспертов, которые утверждали, что произошедшее в Египте было переворотом, устроенным “Братьями-мусульманами”, и страной отныне правит политический ислам.
Многое говорит о том, что события в Египте были “национально-демократической” революцией, выдвинувшей некоторые социальные требования. Она развивалась не по классическим сценариям и лекалам и не была социальной революцией с конкретными требованиями и идеологией. Отсюда ожесточенное сопротивление, которое Совет и политический ислам оказывают корпоративным и социальным требованиям рабочих частных и государственных предприятий. Эти силы стремятся к тому, чтобы происходящее в стране не вышло за рамки “национально-демократических” перемен и не привело к социальным и экономическим преобразованиям. Ибо лишь при таком условии указанные силы имеют шанс сохранить полный контроль над властными структурами и направить движение страны на обслуживание своих интересов.
Именно этим можно объяснить проволочки с преследованием деятелей бывшего режима и компаний, которыми они владеют и управляют, а также с принятием мер в отношении арабского и иностранного капитала сомнительного происхождения.
Политический пейзаж сегодняшнего Египта
После революции 25 января политический пейзаж Египта усложнился. Есть армия и Высший совет вооруженных сил, есть “Братья-мусульмане” и салафитское движение; есть фронт Эль Барадеи (Народная кампания в поддержку аль-Барадеи и Национальная ассоциация за перемены); есть Фронт левых сил, партия “Вафд”, Насеристская партия, Национально-прогрессивная партия, партия “Завтра” и другие партии, блоки и “фронты”.
Но реальными силами, способными активно участвовать в политических процессах и законотворческой деятельности, являются лишь некоторые из них, а именно: армия и ВСВС, “Братья-мусульмане” и фронт аль-Барадеи. За ними идут: Фронт левых сил, насеристы, партия “Завтра” (которую возглавляет Айман Нур). Очевидно, что политический ислам (“Братья-мусульмане”), левые и националистические силы (Фронт левых сил, НПП и насеристы) действуют параллельно, конкурируя друг с другом.
Выше уже говорилось о расколе в рядах “Братьев-мусульман”: молодые активисты организации заявили о своей приверженности новым методам и формам борьбы, соответствующим послереволюционному периоду, что вызвало восхищение у либералов, левых и представителей политической и интеллектуальной элиты. Впрочем, старое руководство “Братьев” может попытаться использовать этот успех.
Что касается левых партий (как легальных, так и официально не признанных), то они переживают разброд и глубокий идейный кризис, к тому же они погрязли во внутренних склоках и скандалах. Это, в частности, касается партийных кадров, занимающихся предпринимательством и “политическим бизнесом”. Однако этим партиям в известной мере удалось использовать в своих интересах политический успех левой молодежи, которая в последние годы активно действовала совместно с либералами и молодым поколением “Братьев-мусульман” среди рабочих и представителей элиты и которая многого добилась в организационном и идейном плане.
Судя по всему, политические и законотворческие баталии развернутся между “Братьями-мусульманами” и Фронтом левых сил. При этом “Братья” имеют больше шансов на успех: их негласно поддерживают военные, а в левых кругах царит разброд, к тому же они дискредитировали себя раздуванием угрозы политического ислама. Остается фронт Мухаммада аль-Барадеи, опирающийся на его авторитет и международные связи и при этом пропагандирующий либеральные идеи, которые разделяют многие представители политической, интеллектуальной и культурной элит.
Фронт аль-Барадеи будет вести игру сразу на нескольких досках, действуя среди всех слоев египетского народа. В этом фронту поможет его непричастность к политическим “грехам” как “Братьев-мусульман”, так и левых партий. В его послужном списке нет эпизодов сотрудничества со старым режимом; он был одним из первых движений, призывавших к революции, в то время, как НПП и другие левые партии, равно как и “Братья-мусульмане”, отказались участвовать в демонстрации 25 января.
В настоящее время и “Братья-мусульмане”, и Фронт левых сил пытаются воспользоваться итогами молодежной революции, в которой они изначально не хотели участвовать. “Братья” имеют полное право надеяться, что смогут управлять Египтом, будучи реальной политической и общественной силой, имеющей прочные позиции в стране, в регионе и на международной арене. Но рассчитывать на это они могут лишь при условии сотрудничества с ВСВС, поскольку остальные политические силы отказываются иметь дело с “Братьями” в сегодняшнем виде и при нынешнем курсе этой организации. Что же касается Фронта левых сил с входящими в него пятью партиями, то в той среде, на влияние в которой он претендуют, он не пользуется особой популярностью. Здесь сказывается также общий спад левого движения на фоне новых экономических, социальных и политических реалий, существующих в арабском мире и на международной арене.
***
За первые семь месяцев ВСВС не выполнил ни одного из требований революции, а продолжал принимать неполноценные и половинчатые решения. Принятая им повестка дня сильно отличалась от первоначальных заявлений (в особенности от тех, с которыми он выступал в первые дни после прихода к власти). Суд над Мубараком все время затягивается, при этом сняты обвинения со многих ключевых фигур прежнего режима. Некоторые сотрудники органов госбезопасности, обвиняемые в убийстве египтян во время революции и до ее начала, были повышены в званиях, а СМИ продолжали работать с теми же лицами, программами и планами, которые служат проекту ВСВС. При этом были сознательно неверно истолкованы социальные требования трудящихся египтян, которые объявили “классовыми”.
Несомненно, что нынешний военный режим в Египте испытывает чувство стыда оттого, что революция, начатая 25 января, смогла свергнуть главу политической системы и раскрыть преступления ее ключевых фигур в течение всего 18 дней. И, судя по всему, нынешний военный режим считает себя частью политической системы, которая рухнула за эти две с половиной недели. Совет пытается сократить количество коррупционных скандалов, прикрываясь соображениями и интересами национальной безопасности. Одновременно мы наблюдаем откровенные провокации, безосновательные обвинения в надежде отвлечь общественное внимание от того, что реально происходит в военном ведомстве и в армейских казармах.
Но альянс “Братьев-мусульман” с военным режимом не является долговременным. В настоящее время, в интересах Совета поддерживать коалицию с “Братьями-мусульманами” – до тех пор, пока не будет полностью сведена на нет совершившаяся революция. “Братья-мусульмане” не хотят позволить ВСВС создать государство по турецкой модели. Со своей стороны, Совет отлично это понимает и занимает выжидательную позицию. Вместе с тем, пакистанская модель не подходит для Египта по многим причинам: ее не поддержит Запад, за исключением того случая, если НАТО останется в Ливии на неопределенный срок и будет в состоянии разделить страну или контролировать ее полностью, а также в случае возникновения беспорядков в Судане и превращения его во второй Ирак или Афганистан. Столкновение ВСВС и “Братьев-мусульман” является исторической неизбежностью – это всего лишь вопрос времени. Но “Братья-мусульмане” полагаются на избранную ими стратегию “избалованного ребенка”, который то отказывается от определенного предложения, то соглашается. 30 апреля 2011 они создали Партию свободы и справедливости, на открытии съезда которой в одном из главных отелей Каира присутствовали министр внутренних дел военного режима Мансур Эль Исауи и вице-премьер Египта Али Эль Салами (член партии “Вафд”).
Очевидно, что сегодня египетская революция еще далеко не окончена. По-прежнему остаются актуальными демонтаж военного режима, принятие светской Конституции, привлечение к судебной ответственности ключевых фигур коррумпированного режима (в том числе членов ВСВС). Кроме того, необходимо запустить процесс изменения административной системы в Египте и провести серьезные социальные реформы.
Перевод с арабского Алексея Кудрявцева
______________________________________
1) См. подробнее: Левин З.И. Хранители Слова и блюстители Духа Откровения // Фундаментализм. М., 2003. С. 17–48.