Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2009
Очил Ходжибаевич Захидов (р. 1963) — профессор, директор Центра исследования общественного мнения (Худжанд, Таджикистан).
Очил Захидов
О геополитических приоритетах современного Таджикистана
В нынешней внешней политике Таджикистана сформулированы основные направления реализации национальных интересов, продиктованные внутриполитическими соображениями. Прежде всего, это достижение энергетической и инфраструктурной независимости, обеспечение региональной политической безопасности, борьба с терроризмом и наркотрафиком. Эти основные цели, выступая приоритетами во внешней политике, диктуют формирование геополитической доктрины, включая выбор партнеров и союзников. В последние годы азбучной истиной считается то, что Таджикистан придерживается политики многовекторности и открытых дверей. Однако следует подчеркнуть, что многовекторность предполагает диверсификацию не только целей, но политических партнеров для реализации этих целей. Разумеется, не только у Таджикистана существуют свои геополитические цели, но и у других субъектов международной политики имеются собственные национальные интересы, которые могут совпадать или не совпадать как с внешнеполитическими интересами Таджикистана, так и с интересами иных партнеров. И этот факт открывает перед нами широкие возможности.
В выборе наших внешнеполитических приоритетов немаловажную роль играют не только непосредственные соседи Таджикистана, но и другие политические игроки, для которых Центральная Азия оказывается жизненно важным регионом. К числу таких стран, если обратить внимание на самые сильные из них, относятся прежде всего США и Китай, затем Россия и Индия; Иран, Пакистан, Япония, страны-участницы Европейского союза менее активны в освоении нашего региона. В Центральной Азии сформировался своеобразный внешнеполитический рынок, где идет большой торг; на этом рынке взаимодействуют “страны-покупатели” со своими интересами и “страны-продавцы” со своими потребностями.
Следует признать, что классическая парадигма Realpolitik, озвученная одним из британских премьер-министров XIX века Бенджамином Дизраэли, — “у Англии нет вечных врагов и вечных друзей, но есть вечные интересы”, — вполне применима к внешнеполитическим маневрам стран Центральной Азии в ходе выбора партнеров. Данную парадигму можно применить и к геополитическим интересам Таджикистана. По сути, принцип многовекторности во внешней политике означает, что стране нельзя ориентироваться только на одного партнера. Для Таджикистана жизненно важной задачей остается решение проблемы обеспечения электроэнергией собственного населения и создания новых мощностей по производству электроэнергии, позволяющих экспортировать ее за границу. В свете этой задачи можно четко понять все особенности взаимоотношений Таджикистана со странами-соседями и теми внешними игроками, для которых Центральная Азия остается зоной преимущественных интересов.
Сразу же следует признать, что решение данной проблемы Таджикистану не по плечу. Чтобы справиться с ней, необходимы такие денежные ресурсы, которых у Таджикистана на данный момент нет, и они едва ли появятся в обозримом будущем. Однако Таджикистан вполне может воспользоваться внутренними резервами, на которые не раз указывали специалисты. Если идущий сегодня в республике масштабный процесс замены обычных лампочек на энергосберегающие увенчается успехом, то, по имеющимся расчетам, Таджикистану удастся за год экономить около 3 миллиардов киловатт-часов энергии. Кроме того, есть еще один огромный внутренний ресурс экономии: чтобы задействовать его, около 30% жителей республики, имеющие средний достаток, должны установить в собственных домах солнечные батареи. Это позволило бы Таджикистану, по самым скромным прогнозам, освободить около 5 миллиардов киловатт, что составляет почти полный объем производства электроэнергии на Рогунской ГЭС. Высвобожденные таким образом ресурсы позволили бы государству получить дополнительный доход за счет продажи электроэнергии и направить поступившие средства на строительство новых электростанций.
Но пока ставка делается все-таки на внешние заимствования, которые не бывают безусловными. Поэтому Таджикистану приходится искать таких партнеров, для которых его энергетические проекты были бы привлекательными не только с экономической, но и с военно-политической точки зрения. Между тем, энергетические проекты нашей страны затрагивают интересы соседей, и прежде всего Узбекистана, чье вмешательство в таджикские энергетические проекты оказывает заметное влияние на отношения Таджикистана со странами-партнерами. Например, если взглянуть на развитие контактов между Таджикистаном и Россией начиная с августа 2008 года, то, учитывая вышеупомянутое обстоятельство, гораздо легче разобраться в противоречиях, возникших недавно между двумя странами. Так, в ходе визита российского президента Дмитрия Медведева в Таджикистан был подписан меморандум о сотрудничестве в области энергетики; но почти одновременно, во время посещения соседнего Узбекистана, им было сделано заявление по поводу водной проблемы, разделяющей страны Центральной Азии. Между меморандумом, подписанным в Душанбе, и заявлением, сделанным в Ташкенте, можно заметить противоречие, за которым стоит определенное изменение центральноазиатских приоритетов России. В последовавшем затем дипломатическом демарше Таджикистана указанное противоречие было зафиксировано. Но если исходить из интересов самой России, то высказывания главы российского государства вполне укладываются в логику Realpolitik[1].
Топливно-экономический комплекс таких стран, как Казахстан, Туркменистан и Узбекистан, вызывает у России больше внимания, чем энергетические проекты Таджикистана и Кыргызстана[2]. Основная причина заключается в богатстве недр первой тройки государств углеводородами и бедности полезными ископаемыми двух последних стран. Иначе говоря, в геополитической конкурентной борьбе за доступ к углеводородам Центральной Азии Россия отводит Таджикистану далеко не приоритетное место. В принципе, поступая подобным образом, она придерживается своих национальных интересов, контуры которых все более отчетливо вырисовываются в последнее время: Россия занимает не последнее место в ряду экспортеров нефти, а в газовой сфере пытается создать нечто вроде ОПЕК. Учитывая все это, было бы непозволительным идеализмом считать, что ради Таджикистана Россия готова будет поступиться собственными выгодами.
С самого момента своего образования Узбекистан воспринимался как один из основных форпостов советской Центральной Азии; именно на него предполагалось опираться в управлении всем регионом. Вместе с тем последующее развитие постсоветских государств показало, что России не следует ограничиваться старыми рамками советской геополитики в отношении Центральной Азии, — у каждой страны здесь свои преимущества и своя специфика. Подобную ошибку делают, в частности, и американцы, рассматривающие Казахстан как ключевое государство Центральной Азии, с помощью которого можно выйти на все остальные страны региона. Малая продуктивность такой тактики обусловлена хотя бы тем, что у каждой страны есть свои слабые места, заставляющие ее, вопреки желанию, занимать достаточно предопределенные позиции в отношении соседей. Все страны Центральной Азии взаимосвязаны настолько плотно и тесно, что выделять среди них какую-то одну, считая ее голос решающим, в принципе невозможно. В то время как для России, ЕС и Китая тройка в составе Узбекистана, Туркменистана и Казахстана представляется наиболее важной с геополитической точки зрения, для самих ее участников Таджикистан и Кыргызстан выступают главными партнерами, с которыми следует выстраивать и поддерживать добрососедские отношения. Не стоит забывать, что в регионе, где проживают более 50 миллионов человек, главным энергетическим ресурсом оказывается вода, а доступ к ней имеют в первую очередь Таджикистан и Кыргызстан.
Несовпадение интересов Таджикистана и России в области электроэнергетики, наметившееся в последние месяцы, можно объяснить именно акцентом на значимости газа, а не воды. Однако новые тренды в дипломатических отношениях не следует драматизировать, так как у Таджикистана накоплен конкретный опыт сотрудничества в области электроэнергетики с Россией — достаточно напомнить о такой вехе, как 2004 год, когда было достигнуто соглашение и начаты работы по строительству ГЭС “Сангтуда-1”, которая в 2009 году заработает в полную мощность. По этой причине заявление президента Дмитрия Медведева, сделанное в Ташкенте в январе нынешнего года, следует расценивать не как отказ от строительства трех малых ГЭС, но как отсрочку участия России в проекте Рогунской ГЭС до нахождения компромисса по водной проблеме между Таджикистаном и Узбекистаном.
Компромисс по проблеме водопользования труден, но вполне возможен. С 2008 года работает независимая экспертная группа, организованная Всемирным банком, чтобы оценить проект Рогунской ГЭС и определить его влияние на водопользование стран, находящихся в нижней части реки Вахш. По словам первого заместителя министра энергетики и промышленности Таджикистана Пулода Мухитдинова, в конце декабря 2008 года в ходе переговоров в Ташкенте первый вице-премьер правительства Узбекистана заявил, что президент его страны “обеспокоен вопросом строительства Рогунской ГЭС, которое осуществляется без согласия соседних стран”[3]. Таджикистанская сторона ответила, что Всемирный банк проводит “независимую и объективную” экспертизу, результаты которой будут обнародованы позже, после консультаций с Афганистаном, Казахстаном, Кыргызстаном и Туркменистаном. “Проведение экспертизы не согласовано только с Узбекистаном, поскольку эта страна каждый раз отказывается от встречи с экспертами Всемирного банка по разным причинам”[4]. Нежелание встречаться с независимыми специалистами продиктовано, видимо, стремлением сохранить старые договоренности по водным вопросам, достигнутые между странами Центральной Азии еще в 1992 году. Но не вызывает сомнения, что Узбекистану все-таки придется встретиться с экспертной группой и определить свои позиции в решении водной проблемы. Тем самым перед Россией откроется шанс принять участие в консорциуме по Рогунской ГЭС.
История проектирования и строительства этой электростанции еще в советское время свидетельствует, что Узбекистан с самого начала был заинтересован в реализации этого проекта. Однако после обретения независимости эта страна начала всячески препятствовать строительству, несмотря на то, что ввод объекта в строй мог бы позволить Узбекистану потреблять дешевое электричество, а свои газ и нефть использовать по другому назначению. Автаркическая экономическая стратегия Узбекистана может сослужить ему плохую службу: невозможно производить все товары у себя дома, ибо мировое разделение труда формируется вполне объективно, и любой стране необходимо это учитывать при выработке стратегии национального развития. Именно такое разделение труда требует от Таджикистана развития энергетических проектов, так как его земля не богата углеводородами. Таджикистан может развиваться исключительно при условии наращивания электроэнергетического потенциала при поддержке соседей и мирового сообщества; в противном случае в мировой конкуренции наша страна останется на задворках.
Возвращаясь к отношениям России со странами Центральной Азии, следует отметить, что они напрямую зависят от динамики рыночных цен на углеводороды. В минувшие пять лет цены на нефть и газ шли вверх, и поэтому России было выгодно иметь более дружественные отношения с Узбекистаном, Казахстаном и Туркменистаном. Но если допустить, что цены на углеводороды снизятся на долгое время, то Россия может изменить свои приоритеты. Еще более серьезным вызовом способны стать газопровод и нефтепровод в Китай в обход России; реализация подобной инициативы будет означать, что страны Центральной Азии стали бы соперниками России в этой сфере. Иными словами, если Китай и центральноазиатские государства действительно начнут конкурировать с Россией, то гидроэнергетические проекты Таджикистана приобретут, несомненно, бóльшую, нежели сегодня, ценность в глазах российской дипломатии.
Впрочем, было бы недальновидно ожидать, что цены на нефть и газ на мировом рынке упадут надолго, а у Таджикистана появится возможность твердо заручиться российскими кредитами и технологической поддержкой в реализации своих энергетических проектов. Если для России приоритетом остается сотрудничество с Таджикистаном в сфере политической безопасности, борьбы с терроризмом и наркотрафиком, то и сам Таджикистан на данном направлении определил для себя страны, готовые с ним сотрудничать. Несомненно, для Таджикистана огромное значение сохраняет сотрудничество в рамках Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). В новой стратегии Европейского союза Таджикистану также отводится роль государства, с которым необходимо взаимодействовать в этих областях. Правда, расставив акценты именно таким образом, Европейский союз, несмотря на имеющийся финансовый потенциал, не выделяет в особую статью сотрудничество с Таджикистаном в электроэнергетике.
Политика многовекторности позволяет Таджикистану отойти от сосредоточенности лишь на одном внешнеполитическом направлении и начать рассматривать Россию как партнера, имеющего такой же статус, как и прочие участники политических отношений в Центральной Азии. При таком подходе Таджикистану предстоит спокойно и сдержанно принимать любые изменения во взаимоотношениях со своими партнерами. Ведь политика — не только искусство возможного; это еще и талант выжидания удобного момента. Реализуя линию многовекторности, Таджикистан сможет выбирать те страны, которые действительно готовы более действенно участвовать в его проектах, касающихся энергетики. Уместно заметить, что активный интерес к энергетическим инициативам Таджикистана проявляют некоторые ближние соседи, ощущающие большие проблемы в обеспечении себя дешевой электроэнергией, — Иран, Китай, Пакистан. Их интерес вполне понятен: в то время как цены на углеводороды на мировом рынке крайне неустойчивы, стоимость электроэнергии, скорее всего, будет оставаться низкой, предсказуемой и стабильной.
Учитывая заинтересованность Ирана в строительстве высоковольтной линии от Сангтуды до Машхада через Кабул и Герат, можно предположить, что иранские власти всерьез намерены не только участвовать в строительстве ГЭС “Сангтуда-2”, но и войти в консорциум по Рогунской ГЭС. Как сообщил в феврале 2009 года на пресс-конференции в Душанбе иранский посол в Таджикистане Али Асгар Шердуст, его страна “будет участвовать в строительстве Рогунской ГЭС в любом случае, как на правительственном уровне, так и через частный сектор”[5]. С подобными интересами, кстати, выступает и Пакистан. В итоге, проект Рогунской ГЭС превращается в международный, выходящий за рамки сугубо экономического начинания, а любое безосновательное противодействие ему будет восприниматься как вмешательство в интересы третьих стран.
Но если выстраивать геополитическую доктрину Таджикистана только из энергетических составляющих, без внимания остается инфраструктурная сторона, которая не менее важна. В настоящее время транзит грузов через Узбекистан доставляет Таджикистану немалые трудности, оказываясь при этом экономически более затратным и долгим. Это подталкивает к поиску альтернативного пути, что вполне соответствует концепции многовекторности во внешней политике. Таджикистану экономически и политически выгодно освоить южное направление — транспортный коридор до портов Карачи (Пакистан) и Бандар-Аббас (Иран). Строительство железной дороги через Таджикистан и Афганистан до Машхада лоббируется Ираном и Китаем; такая артерия не только обеспечит Ирану и Китаю более благоприятный доступ к местным рынкам, но и сблизит их друг с другом. В дальнейшем Китай, Афганистан, Пакистан и Иран могут сыграть ключевую роль в строительстве необходимой инфраструктуры, поэтому для Таджикистана жизненно важно привлечение этих стран к участию и в своих энергетических проектах. Разумеется, к этому плану могла бы присоединиться и Россия, поскольку использование южного коридора обеспечило бы ей более короткий путь для продвижения товаров к Индийскому океану.
Подводя итог краткого анализа геополитических приоритетов современного Таджикистана, можно выделить следующие моменты:
— В развитии электроэнергетики для Таджикистана наиболее приоритетными являются те страны, с которыми у него есть реальное совпадение интересов; сегодня в число таких стран входят Иран, Россия, Китай, Пакистан.
— Россия постепенно перестает играть ведущую роль в определении политики стран Центральной Азии в ключевых экономических областях, уступая ее самим центральноазиатским игрокам, а также Китаю.
— Таджикистан намерен и далее оставаться в составе межгосударственных организаций ОДКБ и ШОС, которые на данный момент поддерживают безопасность в Центральной Азии.
— Таджикистан будет стремиться выйти из инфраструктурного тупика через южное направление и, занимаясь этим, расширит сотрудничество с Китаем, Ираном, Афганистаном и Пакистаном.
___________________________________________________________________________
1) См., в частности: Казанцев А. Перспективы развития гидроэнергетического сектора экономик центральноазиатских государств. Возможные последствия для политики России. М.: МГИМО, 2008. С. 3.
2) Там же.
3) См.: Иран заявляет об участии в строительстве Рогунской ГЭС // Сайт информационно-аналитический центра по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве. 2009. 9 февраля (www.ia-centr.ru/publications/3803).
4) Там же.
5) Там же.