Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2009
Алексей Владимирович Макаркин (р. 1971) — вице-президент Центра политических технологий.
Алексей Макаркин
Партийная система современной России и начало кризиса
Экономический кризис поставил вопрос о дееспособности российской политической системы, сформированной в последнее десятилетие. Сторонники называют ее «суверенной демократией», противники — «управляемой демократией» и «авторитарным режимом». Составной, но далеко не главной частью этой системы являются политические партии, которые, однако, не пользуются значительным авторитетом. Только этим можно объяснить тот факт, что обвальное сокращение их количества в последние годы было воспринято обществом с полным безразличием. Если в 1999 году в России были зарегистрированы 139 партий, то в 2004-м их осталось 48, в 2005-м — 36, в 2008-м, когда российская экономика вступила в кризис, — 14[1]. Число партий за десятилетие уменьшилось в десять раз, но никаких серьезных протестов по этому поводу со стороны россиян не последовало. Подобное поведение можно было бы объяснить общей пассивностью граждан, но такая точка зрения представляется поверхностной, ибо, когда россиян что-то по-настоящему «задевает», пробуждая протестные настроения, они реагируют эмоционально и решительно.
Общие черты партийной системы
Впрочем, и данные о четырнадцати партиях уже устарели. За время, прошедшее с середины ноября, три партии — «Гражданская сила», Демократическая партия России и Союз правых сил (СПС) — объединились в новую правоцентристскую партию «Правое дело». Партия социальной справедливости и Российская экологическая партия «Зеленые» присоединяются к «Справедливой России», Аграрная партия России — к «Единой России», Российская партия мира и единства — к партии «Патриоты России». Партия «Народный союз» трансформировалась в движение. После всех этих слияний и преобразований количество партий сократится до семи. Такие процессы вполне закономерны, так как происходят в рамках партийной системы, главным актором которой является Кремль, не только определяющий общие правила игры, но и принимающий конкретные решения (или стимулирующий их принятие) в данной сфере[2].
Таким образом, в первой половине 2009 года российская партийная система будет официально «минимизирована» практически до предела. В ней будут представлены четыре парламентские партии, прошедшие в Государственную Думу на выборах 2007 года: «партия власти» «Единая Россия», левоцентристская «Справедливая Россия», популистская Либерально-демократическая партия (ЛДПР) и левая Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ). Из них только КПРФ можно отнести к оппозиции: ЛДПР и «Справедливая Россия» вполне лояльны по отношению к Кремлю. Так, в ноябре 2008 года они поддержали инициативу президента Дмитрия Медведева об увеличении срока полномочий президента с четырех до шести лет. (Свое несогласие, правда, проявила ЛДПР: видимо, чтобы как-то отличиться от «Единой России», она предложила увеличить этот срок до семи лет[3].)
«Единую Россию» в 2008 году, после ухода с должности президента, официально возглавил Владимир Путин, совмещающий должность председателя партии с постом премьер-министра — перед этим он возглавил партийный список на выборах 2007 года. «Единая Россия» доминирует в партийной системе — она является партией чиновников, в состав которой входят не только свыше двух третей депутатов Государственной Думы, но и большинство губернаторов, а также многие администраторы более низкого звена. «Справедливая Россия» после своего создания в 2006 году, хотя и дозировано, но все же критиковала «Единую Россию», пытаясь предстать более эффективной опорой Путина, чем «единороссы». Однако после того, как Путин в ходе избирательной кампании возглавил список «Единой России», она практически превратилась в спарринг-партнера «партии власти», претендовавшего лишь на преодоление 7% барьера (что, в конце концов, и произошло). ЛДПР была основана еще в 1990 году и в полной мере использовала протестные настроения, вызванные экономическим спадом и моральным кризисом первой половины 1990-х годов. Это ярко выраженная «лидерская партия», перспективы которой связаны с личной судьбой ее вождя Владимира Жириновского, поддерживаемого двумя группами избирателей: аутсайдерами, желающими продемонстрировать свое неприятие элиты, и молодежью, голосующей за лидера ЛДПР как за самого эпатажного, яркого политика. Причем, резко критикуя элиту, Жириновский после 1993 года успешно сотрудничает с Кремлем, проявляя почти безграничную способность договариваться.
КПРФ, с момента своего основания в 1993 году бессменно возглавляемая Геннадием Зюгановым, несмотря на этот факт, не может считаться «лидерской партией». Это идейная преемница КПСС, которую в основном поддерживают ностальгирующие по СССР пожилые избиратели. В связи с этим любые попытки по реформированию («социал-демократизации») КПРФ и даже смена ее названия выглядят практически невозможными — их не поддержат ни партийный актив, ни электорат. Более того, в последнее время в партии усиливаются откровенно сталинистские тенденции, что устраивает ее актив и в то же время выгодно власти, так как локализует влияние КПРФ, делает партию еще более архаичной, затрудняя ее возможную апелляцию к городским средним слоям и молодежи. Но такая ортодоксальная партия не может рассчитывать на масштабный успех; неоднократные поражения на парламентских и президентских выборах привели к тому, что даже самые стойкие сторонники партии утрачивают надежду на ее приход к власти. Кроме того, КПРФ, несмотря на искреннюю оппозиционность, действует в рамках политической системы, параметры функционирования которой определяются все тем же Кремлем. Поэтому она не только чувствует границы возможной критики власти, но и отказывается от сотрудничества с радикальной внесистемной оппозицией, находящейся за пределами официального партийного спектра.
Кроме парламентских партий, в рамках партийной системы действуют левые либералы (Российская демократическая партия «Яблоко») и правые либералы (партия «Правое дело»). «Яблоко» имеет длительную историю: движение с таким названием, ставшее предшественником партии, было основано еще в 1993 году. «Правое дело», как отмечалось выше, основано лишь в 2008 году, однако его предшественниками был целый ряд праволиберальных организаций: «Выбор России», «Демократический выбор России», СПС. На выборах 2003-го и 2007 годов либералы потерпели поражение, причем в 2007 году оно было особенно разгромным — две партии в сумме получили менее 3% голосов при 7% избирательном барьере. Они крайне слабо представлены в информационном пространстве, а официальные СМИ и значительная часть общества возлагают на них ответственность за социально-экономические проблемы 1990-х годов. (Несмотря на то, что «Яблоко» неизменно находилось в оппозиции, оно также воспринимается как часть либерального политического сообщества и, следовательно, несет свою долю ответственности за чужие решения.) Фактически речь идет о путях сохранения этих организаций в качестве партий, что в создавшейся ситуации было возможно только при условии отказа от радикальной оппозиционности. Процесс объединения трех партий в «Правое дело» патронировался Кремлем[4], причем две партии из трех, участвовавших в нем, состояли из клиентов нынешней власти, которые действовали против СПС во время выборов 2007 года.
Также сохраняет свой статус партия «Патриоты России», основанная лояльным Кремлю бизнесменом Геннадием Семигиным, претендовавшим в 2003—2004 годах на контроль над КПРФ, но проигравшим борьбу с Зюгановым. На выборах 2007 года эта партия выполняла функции «спойлера» КПРФ, то есть действовала на ее электоральном поле, отбирая голоса избирателей. Видимо, в этом качестве она может быть востребована и в дальнейшем — если учесть, что КПРФ остается оппозиционной политической силой и продолжает критиковать власть.
Подавление и селекция
Доминирование «Единой России» в партийной системе не вызывает сомнений, причем оно даже усилилось после реформы избирательного законодательства 2004 года — отмены смешанной системы на выборах в Государственную Думу и перехода к пропорциональному избранию. Первоначально казалось, что эта реформа невыгодна «Единой России»: ведь на выборах 2003 года партия получила 37,57% голосов избирателей, и лишь из-за вступления в состав ее фракции абсолютного большинства депутатов, избранных по одномандатным округам, она смогла получить более двух третей мест в парламенте (конституционное большинство). Однако целый ряд факторов способствовал тому, что партия на выборах 2007 года заручилась поддержкой 64,3% избирателей, что, с учетом эффекта мультипликатора (часть партий не преодолела избирательный барьер, и их голоса были перераспределены между прошедшими в Думу), позволило «Единой России» сохранить конституционное большинство и даже увеличить численность своей фракции.
Во-первых, это фактор Путина: впервые в российской истории президент, причем чрезвычайно популярный, возглавил избирательный список партии, что резко повысило ее рейтинг и полностью консолидировало вокруг нее всю систему исполнительной власти. Разделения административного ресурса, на которое надеялась «Справедливая Россия», не произошло.
Во-вторых, это запрет на участие в выборах избирательных блоков: инновационных политических проектов, формировавшихся накануне выборов и часто выдвигавших яркие лозунги и популярных лидеров. Такими блоками были праволиберальный СПС в 1999 году и левонационалистическая «Родина» в 2003 году — лишь позднее они трансформировались в партии. Блоки могли преподнести электоральные сюрпризы и оттянуть на себя часть голосов.
В-третьих, это резкое сокращение участников избирательного процесса, которое способствовало уменьшению количества конкурентов «Единой России» в центристской части политического спектра. При этом речь идет как о ликвидации многочисленных партий, так и об отказе регистрировать новые партийные проекты. Такой отказ получили, в частности, оппозиционные партии: либеральный Российский народно-демократический союз бывшего премьер-министра Михаила Касьянова и националистическая «Великая Россия» одного из бывших лидеров «Родины», депутата Государственной Думы четвертого созыва Андрея Савельева. Если в 1995 году в выборах приняли участие 43 избирательных списка, то в 1999-м — 28, в 2003-м — 23, а в 2007-м — всего 11[5].
Ключевую роль в сокращении количества партий сыграли внесенные в законодательство поправки, устанавливающие минимальную численность их членов. Вначале, в 2001 году, она была определена в 10 тысяч человек, а в 2004-м резко повышена до 50 тысяч. Если к десятитысячному уровню значительная часть партий смогла адаптироваться, то после пятикратного увеличения «порога» их количество стало быстро сокращаться. Этому способствовало и резкое ужесточение правоприменительной практики — контроля над численностью партий со стороны регистрационных органов, представления которых о ликвидации партий неизменно удовлетворялись судами. При этом такое сокращение не вызвало особых протестов ни со стороны населения, ни со стороны абсолютного большинства партий. Известно лишь два случая серьезных попыток ликвидируемых партий отстоять свое право на существование. Первую такую попытку предприняла леворадикальная Российская коммунистическая рабочая партия — Российская партия коммунистов (РКРП-РПК), безуспешно оспаривавшая норму о пятидесятитысячном пороге в Конституционном суде[6]. Вторую попытку инициировала либеральная Республиканская партия России (РПР), обратившаяся в Европейский суд по правам человека[7]. В обоих случаях речь шла о серьезных оппозиционных партиях, имеющих реальных сторонников, собственную идеологию и опыт участия в избирательных кампаниях.
У большинства же партий, подвергнутых «селекции», не было стимулов для борьбы за существование. Многие из них действовали лишь номинально; в российских СМИ такие партии называли «диванными»: имеется в виду не слишком обоснованное мнение о том, что их активисты могли бы уместиться на одном диване. Региональные организации часто «формировались» из людей, которые не имели представления о том, что являются членами партии, — для регистрации использовались лишь их документы. Некоторые партии, созданные в 1990-е годы, перестали быть нужными даже для их лидеров, но продолжали существовать на бумаге. Отметим, что и реально действовавшие партии были недостаточно авторитетны среди россиян. Часто их деятельность оживлялась лишь накануне избирательных кампаний, когда они предоставляли места в своих списках состоятельным спонсорам (такая практика свойственна не только мелким партиям, но и ведущим политическим силам, включая и марксистско-ленинскую КПРФ). При этом интересам спонсоров обычно отдавался приоритет перед интересами даже высокопоставленных партийных функционеров[8]. Партии недостаточно укоренились в российском обществе, они воспринимались избирателями как преимущественно бесполезные структуры, не связанные с их непосредственными интересами.
Добавим к этому и слабую традицию многопартийности, подкошенную многими десятилетиями существования в СССР единственной партии. Последняя легальная оппозиция коммунистам — социал-демократы (меньшевики) — вынуждена была перейти на нелегальное положение в 1922 году[9], а возможность для создания новых легальных партий появилась лишь в 1990 году, после отмены статьи 6 Конституции СССР, согласно которой КПСС являлась руководящей и направляющей силой советского общества.
Кроме того, российское общество в своем большинстве настроено вполне утилитарно, в нем отсутствует традиция восприятия права на самовыражение, в том числе политическое, как неотъемлемого. Любые права воспринимаются в российском обществе с точки зрения общественной пользы; такое отношение уходит корнями еще в досоветские времена с присущим им общинным укладом крестьянской жизни, в который не вписывался бесполезный для общества «бездельник». Избыток партий воспринимается как повышение «нагрузки» на общество, которое должно оплачивать — хотя бы и опосредованно — работу партийных функционеров. В связи с этим вспомним появившийся в советское время анекдотический вопрос о том, почему в СССР существует однопартийная система: потому что вторую партию народ не прокормит.
Со всеми этими факторами связаны и общественные настроения, которые неблагоприятны для малых партий, даже реально действующих и имеющих тысячи активных сторонников. По данным опроса, проведенного Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в 2005 году, однопартийную систему выбирают 25% россиян. Еще 29% поддерживают «малопартийную» систему, состоящую из двух или трех крупных партий, сменяющихся у власти; 17% высказываются за систему из нескольких малочисленных «кадровых» партий, включающих только политически убежденных людей. Пятая часть респондентов (20%) устойчиво полагает, что стране вообще «нужны не партии, а настоящие лидеры, вожди».
49% опрошенных считают, что «следует оставить только крупные партии, имеющие отделения по всей стране и численность членов не менее 50 тысяч человек каждая». 37%, напротив, уверены, что «следует обеспечить возможность участвовать в политической жизни всем партиям, включая небольшие, для наилучшего отражения интересов всех групп граждан». Сторонников первой точки зрения больше во всех возрастных группах, за исключением молодежи 18—24 лет, где небольшой перевес (45% против 40%) получил второй тезис[10].
Опрос ВЦИОМ в 2006 году показал, что, по мнению 32% россиян, многопартийность в России успешно развивается, а 26% убеждены, что настоящей многопартийности как не было, так и нет[11]. Новый опрос, проведенный ВЦИОМ в сентябре 2008 года, дал следующие результаты: более половины россиян (57%) считают, что в России есть только одна сильная партия — «Единая Россия», а остальные заметной роли не играют. (Два года назад такое мнение выражали 42% наших сограждан.) По мнению 15%, в нашей стране сформировалась реальная многопартийность. Каждый десятый (10%) выражает противоположное мнение. Еще 17% затруднились с ответом. Каждый третий (30%) считает, что многопартийность и сильные политические партии вообще не нужны России. 38%, напротив, полагают, что без многопартийной системы невозможно построить современное общество. 32% затруднились с ответом. По сравнению с 2006 годом на 10% — с 48% до 38% — снизилась доля тех, кто считает политические партии необходимым элементом российского общества[12].
Таким образом, как представляется, государственная политика и общественные настроения в современной России создают не слишком много возможностей для свободного развития партийной системы — эта сфера будет и далее подвергаться жесткому регулированию. Вопрос только в степени жесткости. Так, в послании президента Дмитрия Медведева Федеральному Собранию в ноябре 2008 года говорилось о возможности поэтапного снижения минимальной численности членов партии, хотя конкретные цифры и не назывались[13]. Позднее стало известно, что «порог» снижается на 20% — до 40 тысяч. В то же время накануне обнародования послания в издании «Газета» был опубликован материал противоположного толка, в котором со ссылкой на информированный источник во власти говорилось о предстоящем увеличении «порога» до 100 тысяч[14]. Но, несмотря на то, что во власти могут существовать различные мнения по данному вопросу, разница между ними не очень велика.
Партии и кризис
Так как наша партийная система сконструирована сверху, она накрепко «привязана» к существующей политической системе. Следовательно, существенные изменения в функционировании партий возможны только в случае серьезной трансформации всей системы. В то же время если политическая система столкнется с серьезными проблемами, то они станут испытанием на прочность и для партийной структуры, которое продемонстрирует степень ее устойчивости и эффективности. Такие перспективы нередко увязываются с экономическим кризисом, который прервал период постоянного экономического роста, продолжавшегося почти десятилетие.
Действительно, кризис носит общемировой характер, и в ряде европейских стран он уже привел к социальным потрясениям. Достаточно вспомнить протестные акции в Риге, Софии, Вильнюсе. Однако во всех этих странах власти столкнулись лишь с отдельными, хотя и весьма агрессивными, «вспышками» недовольства, в которых приняло участие явное меньшинство граждан, протестовавших против экономической политики правительств. Большинство участников митингов, равно как и их организаторы, отличались законопослушанием и не солидаризировались с экстремистами.
Важно, однако, что во всех упомянутых странах — новых демократиях, переживших период посткоммунистического транзита, — существует реальная многопартийность, предусматривающая наличие серьезной оппозиции, имеющей реальные шансы на приход к власти (в отличие от российских оппозиционных партий, предельной целью которых является прохождение в парламент). При этом партийная система большинства стран Центральной Европы имеет достаточно гибкий и динамичный характер, что снижает риск ее делегитимации в глазах населения. В частности, в Латвии митинги протеста против политики правительства были организованы обществом «За другую политику», основанным выходцами из принадлежащей к правительственной коалиции Народной партии видными политическими деятелями — Артисом Пабриксом и Айгарсом Штокенбергсом. Кроме того, в стране существуют и представлены в парламенте столь различные политические оппозиционные партии, как правоцентристская «Новое время» и левоцентристская, ориентированная преимущественно на русскоязычных избирателей, — «Центр согласия».
В Болгарии в 2005 году, накануне вступления страны в Европейский союз, было создано правительство, в состав которого вошли основные политические силы: левоцентристская Социалистическая партия, правоцентристское Национальное движение «Симеон Второй» и Движение за права и свободы, представляющее турецкое население. Столь противоречивая коалиция должна была обеспечить успешное завершение европейского интеграционного процесса, решающий вклад в который внесла партия Симеона, ранее в течение четырех лет возглавлявшего правительство. Правительство справилось со своей задачей, но авторитет партии Симеона за два срока пребывания у власти существенно снизился. Однако за это время в правоцентристском сегменте появилась новая, быстро набирающая популярность партия ГЕРБ («Граждане за европейское развитие Болгарии»), созданная генералом в отставке Бойко Борисовым, победившим на выборах мэра Софии. ГЕРБ добился значительного успеха в ходе избирательной кампании в Европейский парламент, «отобрав» многих сторонников у партии Симеона.
В Литве только в прошлом году левоцентристское правительство было сменено правоцентристским, причем новый кабинет возглавили консерваторы, находившиеся в оппозиции в течение восьми лет. Одной из составляющих правительственной коалиции стала новая Партия народного возрождения, возглавляемая популярным телеведущим Арунасом Валинскасом, ставшим спикером Сейма (впрочем, этот проект наблюдатели считают недостаточно серьезным, имеющим мало шансов продержаться дольше одной парламентской каденции). Основной оппозиционной политической силой являются социал-демократы — партия, созданная на базе реформаторского крыла бывшей компартии.
Таким образом, во всех упомянутых странах кризис может привести максимум к отставке действующего правительства, которое сменит дееспособная оппозиция. Гарантией от авторитарной реакции является европейская идея, которая предусматривает демократическую политическую систему, свободные выборы, обеспечение прав человека. Партии, не вписывающиеся в эту парадигму, оказываются в изоляции, и даже популярность не позволяет им прийти к власти. В частности, в Болгарии именно в такой ситуации находится партия «Атака» — ее лидер занял второе место на президентских выборах, однако против него объединились все основные политические силы страны (по аналогии с Францией, где в такой же изоляции на президентских выборах 2002 года оказался лидер Национального фронта).
В современной России ситуация выглядит совершенно иначе. Ни одна политическая партия, кроме «Единой России», не претендует на власть. Возможности других партий резко ограничены, а их авторитет невысок, исключая, возможно, КПРФ, «пенсионный» электорат которой сокращается, а работа с другими группами избирателей налаживается крайне непросто. На этом фоне только коммунисты пытаются использовать общественный протест по поводу кризиса, причем региональные активисты в ряде случаев действуют более решительно, чем центральное руководство партии, вынужденное блюсти ее «системный» характер. Примером могут послужить уличные акции в городе Тутаеве Ярославской области в январе 2009 года, в организации которых принял активное участие местный обком КПРФ[15].
В то же время судьба «Единой России» в значительной степени зависит от кризиса: партия, ответственная за принятие законодательных актов (которые в такое время далеко не всегда будут популярными), в условиях слабой легитимности партийной системы в целом, скорее всего, окажется в непростом положении. Уже есть конкретные подтверждения тому: например, противостояние между властями и частью населения в Приморском крае, где в конце 2008 года возник конфликт из-за повышения пошлин на иномарки. В результате региональному лидеру «Единой России» пришлось уйти в отставку[16], а партии было предложено организовать массовые акции в поддержку отечественной автомобильной промышленности, которая заведомо непопулярна на Дальнем Востоке. Значительно более перспективным является участие «партии власти» в разрешении конкретных трудовых конфликтов на предприятиях, где она, используя свои обширные связи в государственном аппарате, может сыграть позитивную роль. (Примером служит трудовой конфликт на Невском машиностроительном заводе, в Петербурге, в конце ноября — начале декабря 2008 года[17].) В то же время бюрократический характер «Единой России» может сыграть и негативную роль, снижая возможности для принятия ею самостоятельных решений.
Вместе с тем замены для этой партии в качестве доминирующей политической силы в настоящее время нет, хотя теоретически можно представить себе ее реорганизацию. Мировые прецеденты имеются: так, в Иране в 1975 году две поддерживавшие шаха партии, «Иране новин» и «Мардом», объединились в новую партию — «Растахиз». Вспомним и российский опыт неоднократных трансформаций «партии власти» — «Выбор России», «Наш дом — Россия», «Единство», «Отечество». Однако иранский прецедент оказался неудачным (из двух ослабленных партий не получилось одной сильной), а на российский опыт накладывается тот фактор, что сейчас во главе «партии власти» находится Владимир Путин, связавший свое имя с «Единой Россией» (чего Борис Ельцин не делал в отношении своих «партий власти»). Поэтому в настоящее время вопрос об альтернативе «Единой России» не стоит.
Если кризис будет носить кратковременный характер и не станет слишком острым, то «Единая Россия» сохранит статус «партии власти», хотя при этом и может потерять часть своих функционеров, которые окажутся непригодными к работе в дискомфортных условиях. Если же он приобретет более масштабный характер, то события могут стать обвальными, причем политические страховочные механизмы, существующие в демократических государствах — в первую очередь, в лице дееспособной оппозиции, — в России просто отсутствуют. В связи с этим есть опасность деградации выстроенной сверху партийной системы и возникновения вакуума, который могут заполнить не просто внесистемные, но и радикальные политические силы, причем как левого, так и правого толка. В настоящее время они находятся в маргинальном состоянии, но нельзя забывать, что такими же «маргиналами» считались в 1987—1988 годах тогдашние «неформалы», в то время как позиции почти двадцатимиллионной КПСС казались незыблемыми.