Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 3, 2007
Ольга Евгеньевна Кузина (р. 1967) — экономист, социолог, доцент Государственного университета — Высшей школы экономики.
На протяжении последних пяти лет финансовое поведение российских граждан претерпевает заметные перемены. Бурно развиваются рынки финансовых инструментов, предназначенных для частных лиц: это потребительское и ипотечное кредитование, карточные услуги, новые, более доступные инвестиционные продукты. В этой статье на основании данных макростатистики и опросов рассматриваются финансовые стратегии населения, а также обсуждается то, насколько оправданно говорить об инвестиционном повороте в финансовом поведении российских домохозяйств.
Загадки финансового поведения населения
Чтобы дать объяснение наблюдаемым фактам, необходимо посмотреть на них с точки зрения теории. Каким образом люди принимают решения о том, сколько сберегать и тратить? Экономисты предполагают, что люди в основном стараются поддерживать относительно неизменным тот уровень жизни, который считают для себя приемлемым, исходя из представлений об объеме ресурсов, которым они располагают на протяжении всей своей жизни. Задача поддержания стабильного уровня жизни в условиях колеблющихся от месяца к месяцу или от года к году доходов обеспечивается с помощью сбережений. Имея некоторое априорное представление о том, какой уровень достатка является для них «нормальным», домохозяйства во времена, когда их доходы выше этого уровня, откладывают «излишки» — делают сбережения. Когда же наступает время относительно низких доходов, они тратят сбережения или одалживают деньги для поддержания потребления на привычном уровне.
Так, в модели жизненного цикла предполагается, что в молодости, когда доходы низки, молодые люди берут кредиты, например на получение образования. Затем, когда обучение завершено и человек устроился на работу, он выплачивает кредит; к середине жизни, находясь на пике своей трудовой деятельности, он начинает делать сбережения на будущее, формируя резервы для сглаживания колебаний потребления в старости. Таким образом, графическое отображение динамики накопления сбережений имеет вид «горба»: сбережения положительны для людей среднего возраста и отрицательны для молодых и пожилых. Аналогичная закономерность присутствует и для циклов экономического развития: в периоды экономического спада происходит снижение располагаемых доходов населения, растет доля потребления в общей структуре расходов и снижается норма сбережений. Во времена же экономического роста, напротив, растут сбережения.
Большинство экономических моделей основываются на предположении, что мотивация сглаживания потребления является универсальной, то есть не зависит от пола, уровня дохода, образования или национальности индивида. Подобная предпосылка означает, что эти модели могут быть использованы для объяснения поведения людей в переходных экономиках. Однако эмпирические данные, описывающие сберегательное поведение россиян, демонстрируют тенденции, противоречащие как теоретическим представлениям, так и данным, собираемым в странах с развитой рыночной экономикой.
Например, макроэкономическая статистика показывает, что норма сбережений в России в 1990-е годы, в период экономического спада, была намного выше той, которая фиксируется сегодня. В 2001-2006 годы рост денежных доходов населения, по данным Центрального банка, сопровождался более быстрым ростом объема банковских кредитов по сравнению с банковскими вкладами. Профиль потоков сбережений по возрасту, построенный на данных Российского мониторинга экономики и здоровья (РМЭЗ) населения, имеет U-форму, а не горб: молодежь и люди старшего поколения откладывают большую долю своего дохода в сбережения по сравнению с людьми среднего возраста. И наконец, около 75% россиян, по данным опросов ВЦИОМа, «Левада-центра», ФОМа, на протяжении последних пятнадцати лет заявляют о том, что не имеют накоплений вообще; по данным РМЭЗ, всего около 40% делали текущие сбережения или брали деньги в долг за предшествующий опросу месяц, остальные тратили весь полученный доход на потребление.
Проблемы измерения сбережений
Возникает вопрос: как объяснить несоответствия сберегательного поведения россиян? Первое объяснение, которое может быть принято во внимание, связано с проблемами измерения сбережений на макро- и микроуровнях. Если данные не совпадают с теорией, то, скорее всего, в этом «виноваты» данные.
В официальной российской статистике в расчетах доходов населения используется балансовый метод, а не статистика национальных счетов. Балансовый метод позволяет досчитывать неучтенные доходы путем приравнивания всех произведенных расходов к доходам населения. Но при этом не учитывается то обстоятельство, что не все деньги, которые домохозяйство тратит, обязательно являются его доходом. Так, если домохозяйство переводит накопленные запасы наличных долларов в рубли, то официальная статистика считает их полученным денежным доходом, хотя на деле речь идет о переводе одной формы сбережений в другую. То же самое касается банковских кредитов: если домохозяйство берет в банке потребительский кредит, то он тоже считается доходом данного периода, а выплаты по нему в будущих периодах — потреблением. Хотя кредиты — это расходы текущего периода, которые финансируются из доходов будущих, и они должны учитываться как отрицательные сбережения, а выплаты по ним — как положительные.
Дополнительной трудностью является и то, что на макроуровне покупка наличной валюты в банках относится статистикой к сбережениям, хотя это не всегда так: например, валюту могут покупать индивидуальные предприниматели и туристы для покрытия своих расходов за рубежом. Поскольку макростатистика не улавливает цели совершения покупки наличных долларов, то отнесение всего объема купленной валюты к сбережениям населения приводит к переоценке сбережений на макроуровне.
Существуют проблемы измерения сбережений и на микроуровне. Помимо проблемы занижения данных из-за невозможности получить информацию о высокодоходных домохозяйствах, а также вследствие сокрытия респондентами истинного размера своих доходов и уже имеющихся накоплений существуют сложности измерения потока сбережений за более длительный, нежели месяц, период. Спрашивать о сбережениях, сделанных за год, просто не имеет смысла, поскольку сами домохозяйства не мыслят такими категориями, а сделать корректный расчет, правильно сложив положительные и отрицательные сбережения, они не в состоянии. Обычно исследователи выходят из положения, измеряя потоки сбережений за год как разницу между активами на начало и конец периода. Но для этого необходимо иметь панельные данные, а также учитывать, что вопросы о размере всех имеющихся в распоряжении домохозяйства активов намного более сенситивны, нежели вопросы о текущих сбережениях, и ошибки измерений из-за сокрытия данных оказываются еще выше.
Тем не менее отсутствие финансовых сбережений у большей части населения является не только артефактом процедур сбора данных. Так, например, при измерении предпочтений в ходе мониторинга финансовой активности населения (МФАН, 2000-2006) респондентам задавался вопрос о том, как бы они потратили деньги, неожиданно полученные ими дополнительно к их обычному доходу. На протяжении последних семи лет люди устойчиво склонялись к потребительским тратам, а не сбережениям. Тогда как если бы они сглаживали свое потребление с помощью сбережений, то скорее должны были бы отложить эти средства на будущее.
Другой важной особенностью поведения российских домохозяйств является то, что люди не делают накоплений на старость. Данные мониторинга финансовой активности (2005) свидетельствуют, что подавляющая часть респондентов, еще не достигших пенсионного возраста, не воспринимают свою будущую пенсию как источник дохода, который может обеспечить их потребности в старости. При этом на оценку достаточности пенсии не влияют ни уровень душевого дохода в семье, ни то, попадает ли человек в накопительную систему пенсионного обеспечения или остается в распределительной. Только четверть будущих пенсионеров собираются жить исключительно на пенсию, большинство же рассчитывают на различные дополнительные источники доходов. Но основным источником средств для покрытия своих расходов в пенсионный период они называют не сбережения, а будущие заработки. Таким образом, финансовые стратегии накоплений на старость у россиян фактически отсутствуют.
Возможные объяснения несоответствия эмпирических фактов и теории
Каким образом можно объяснить обнаруженные несоответствия? Рассмотрим наиболее распространенные в экономической теории трактовки.
Прежде всего, невысокий уровень сбережений объясняется низким уровнем денежных доходов населения, который не позволяет делать накопления основной массе домохозяйств. Однако данное объяснение, кажущееся столь убедительным, работает лишь отчасти. Во-первых, доля семей, денежные доходы которых находились ниже официального прожиточного минимума, за все время реформ никогда не превышала трети их общей численности[1]. Самыми проблемными были годы «шоковой терапии», 1992-1993-й, и финансового кризиса 1998-го, когда за чертой бедности оказались, только по официальной версии, почти треть домохозяйств. Однако независимые исследования бедности показывали, что острую нехватку средств испытывали гораздо большее число домохозяйств. Так, по оценкам «Левада-центра», в 1998 году, после кризиса, более половины населения оказалось в зоне бедности. В 2000-м методика расчета показателя была пересмотрена, были добавлены недостающие непродовольственные товары и услуги, что привело к росту прожиточного минимума на 15%. За семь лет после этого пересмотра доля населения за чертой бедности сокращалась, и в 2006 году, по официальным данным, доходы всего 16% россиян были ниже прожиточного уровня.
Во-вторых, низкий уровень дохода не является преградой для стратегии выравнивания потребления. Более того, именно в этом случае потребность в выравнивании даже выше. Сбережения становятся необходимы, поскольку они выполняют роль финансового буфера, если наступают тяжелые времена, — ведь именно для таких семей, живущих на границе бедности, временная потеря дохода или несчастный случай могут привести к необратимым последствиям. Тем не менее, по данным опросов, большинство населения предпочитает тратить на потребление весь текущий доход.
Другой причиной низкого уровня сбережений может быть ограничение ликвидности. Люди действуют в полном соответствии со стратегией выравнивания и в период спада экономики тратят сделанные ранее накопления. Однако если они лишены возможности привлекать кредиты, то выравнивание потребления ограничено. Если накопления не сделаны, то во времена низких доходов, не имея возможности кредитоваться, они тратят весь получаемый доход на потребление.
Третья причина может заключаться в общем недоверии к инструментам финансового рынка, любой из которых на протяжении последних пятнадцати лет был подвержен тем или иным значительным рискам. Вложения в материальные активы или потребление выглядит предпочтительнее, поскольку представляется, что лучше потратить на себя, чем потерять. В этой ситуации потребление почти «автоматически» предпочитается сбережениям, а если решение о накоплении средств все же и принимается, то выбор делается в пользу тех инструментов, которые находятся под личным контролем: наличность или предоставление денег в долг лично знакомым предпринимателям. Относительно безопасным считается также работа с теми банками или финансовыми компаниями, в которых трудятся знакомые, готовые предупредить в случае угрозы наступления кризисной ситуации. Если возможностей получить инсайдерскую информацию нет, то субститутом надежности выступает ликвидность, то есть возможность быстро забрать деньги из актива, и планирование вложений осуществляется только на короткие сроки: год, максимум два.
Таким образом, инвестиционный «поворот» в сберегательном поведении населения, о котором стали говорить в последнее время, выглядит как радикальное изменение стратегий потребления и накопления сбережений. Вопрос, однако, в том, насколько распространено это поведение.
Изменения в стратегиях сберегательного поведения населения
Статистически рост интереса частных инвесторов к коллективным вложениям на фондовом рынке налицо. С 2000 года растет стоимость чистых активов паевых инвестиционных фондов (ПИФов): за 2006-й она выросла почти на 80% и достигла 420 миллиардов рублей. Объем привлеченных средств во все виды ПИФов за 2006 год вырос в три раза по сравнению с 2005-м и составил 96 миллиардов рублей. В 2006-м средняя доходность открытых фондов акций была на уровне 60-80% годовых. Рост интереса сопровождается интенсивным ростом количества самих фондов: на 1 января 2007 года был зарегистрирован уже 641 фонд. По оценкам Национальной лиги управляющих, в 2007 году число пайщиков может вырасти до 600 тысяч человек. Чистые активы общих фондов банковского управления в апреле 2007 года составили 19 миллиардов рублей, а рост стоимости активов составил 55%.
Активизации участия населения в работе фондового рынка послужили первичные размещения акций крупнейших «Сбербанка» и ВТБ, а также ряда компаний энергетического сектора, спрос на бумаги которых со стороны населения оказался довольно высок. «Сбербанк» получил от физических лиц 46,3 тысячи заявок на сумму 21 миллиард рублей, ВТБ — 131 тысячу на сумму более 40 миллиардов. «Роснефть» привлекла 115 тысяч частных покупателей — объем привлеченных средств 19,5 миллиарда рублей.
Сектор финансовых услуг, предлагающий населению инвестиционные продукты, действительно развивается довольно быстро. Однако по сравнению с тем, сколько денег россияне положили в банки или взяли в кредит, объемы частных инвестиций пока невелики. Так, на начало 2007 года депозиты физических лиц составили 3,8 триллиона рублей, увеличившись за год на 1,2 триллиона, что на несколько порядков превышает объем средств, привлеченных ПИФами. Инвестирование также пока проигрывает кредитной стратегии. Объем банковского кредитования физических лиц на начало 2007 года составил 1,8 триллиона рублей, увеличившись за год почти вдвое. К тому же, несмотря на отсутствие официальной статистики по величине накоплений в наличной валюте, эксперты полагают, что объем наличных долларов и евро, хранящихся «на руках» на конец 2006-го — начало 2007 года, составляет не менее 30 миллиардов долларов США, что почти в два раза превышает стоимость чистых активов ПИФов.
По всей видимости, говорить о кардинальном повороте населения к инвестиционному поведению пока преждевременно. Динамику смены предпочтений можно представить не как инвестиционный, а как кредитный бум: за последний год банковскими кредитами воспользовались около четверти домохозяйств. Также можно зафиксировать переход от стратегии накопления в наличных долларах к использованию банковских депозитов. Начиная с 2000 года люди постепенно перестали использовать наличный доллар как сберегательный инструмент, предпочитая рублевые банковские депозиты. Начиная с 2002-го банковские вклады стали рассматриваться как более привлекательный по сравнению с иностранной валютой инструмент накопления (отчасти это было связано с распространением «карточных» зарплатных схем). Какое-то время банковские вклады и покупка валюты являлись двумя альтернативными стратегиями накопления: когда сокращались потоки сбережений одного вида, увеличивались вложения в другой. Например, летом 2004 года, во время банковского «кризиса доверия», вызванного отзывом лицензий у нескольких игроков, произошло резкое сокращение прироста банковских вкладов, тогда как доля расходов на покупку иностранной валюты возросла. Сейчас сообщения об отзыве лицензии у банков уже не приводят к такому эффекту, особенно после запуска государственной системы страхования вкладов.
Интересно понять, насколько возможен в ближайшем будущем «инвестиционный поворот» финансовых стратегий населения. Для его появления есть некоторые основания. В августе-сентябре 2006 года Фонд «Общественное мнение» провел исследование «Социальные ресурсы массового инвестирования в России», которое выявило значительный потенциал для инвестиционной активности российских граждан: 32% респондентов выразили готовность купить акции российских предприятий при наличии у них финансовых возможностей.
Предпочтения при этом отдавались акциям компаний с участием государства, долгосрочным вложениям, доходам от акций в виде дивидендов, а не роста стоимости активов, стратегиям надежности, а не риска, самостоятельному управлению акциями. Однако существующее предложение на рынке в настоящее время характеризуется прямо противоположным образом: инвестиционное поведение носит краткосрочный игровой характер. Инструменты фондового рынка используются больше в спекулятивных целях, нежели для долгосрочных вложений.
До тех пор пока в этот процесс вовлечено небольшое количество игроков, ситуация остается управляемой. Отчасти этому способствует то, что люди в основной своей массе плохо осведомлены о том, как работает финансовый рынок и какие инвестиционные возможности существуют. Поэтому они пользуются более понятными им банковскими услугами. Однако рост денежных доходов населения и разворачивающаяся кампания по финансовому ликбезу могут привести к тому, что инвестирование на фондовом рынке станет привлекательным для более широкого круга инвесторов. Поскольку долгосрочные вложения пока редки, а уровень доверия к посредникам невысок, то массовое инвестирование в случае благоприятных трендов на фондовом рынке будет краткосрочным, самостоятельным и ориентированным на получение высокой доходности. Так как средняя доходность, на которую ориентируются рыночные игроки, складывается из отдельных результатов в периоды роста и падения курсовой стоимости, важно правильно определить момент, когда следует покупать и продавать ценные бумаги. А как раз это неопытный игрок обычно сделать не в состоянии, так как склонен покупать, когда акции стоят дорого, и продавать, когда они дешевеют. Поэтому на волатильном рынке неудачи самостоятельных инвестиций будут сдерживать рост численности игроков. В дальнейшем произойдет либо профессионализация, приобретение опыта и знаний, которые позволят не совершать распространенные ошибки, либо, что более вероятно для массового инвестора, передача средств в доверительное управление на более длительное время, что позволит непрофессионалу в конечном счете получить большую, по сравнению с банковским процентом, отдачу. Однако для реализации второго варианта необходимо, чтобы у людей появилось доверие к финансовому рынку как институту, не подверженному манипулированию со стороны отдельных игроков, и увеличился горизонт планирования, а вот этого «поворота» пока не выявлено.