Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2007
Ирина Станиславовна Семененко (р. 1957) — ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.
Ирина Семененко
Культура, общество и образ России*
Из чего складываются представления людей о своей стране? Есть ли закономерности в динамике изменений этих представлений и в формировании на их основе обобщенного образа страны? Каковы возможные механизмы этих процессов? В каком соотношении находятся представления людей о своей стране и ее восприятие окружающим миром?
Обсуждение проблем национальной и цивилизационной идентичности становится все более актуальным и острым в последние годы. Весьма любопытную, хотя и фрагментарную, картину дает анализ тех представлений об образе России и его восприятии в мире, которые складываются в различных социальных группах. Например, работая со студентами-политологами одного из ведущих столичных вузов, автор обнаружила, что для них наиболее адекватно описывающей место России в мире выступает метафора “моста” (или “буфера”) между Западом и Востоком. Но одновременно выявилось и то, что одной из важнейших характеристик этого “моста” является отсутствие общенациональных символов и ориентиров развития.
В числе устойчивых, стереотипных ассоциаций с образом России студенты упоминали преимущественно мороз, шапку-ушанку, балет, водку, Сибирь, Кремль. В политической сфере такими устойчивыми маркерами оказывались коммунизм, олигархи, коррупция. К позитивным составляющим этого образа в первую очередь причислялись природные ресурсы (в качестве основного фактора, поддерживающего интерес к России в мире) и богатое культурное наследие. В целом положительно оценивались наличие военной мощи и способность противостоять американскому влиянию. В качестве условно позитивного фактора в деле поддержания положительного образа страны отмечалась ключевая роль ее политического лидера в определении национальной стратегии. Негативный вклад в формирование образа России связывался с проблемами становления демократических институтов и очевидными дисфункциями в их работе, с неудовлетворительным качеством социального климата в обществе, со слабым уровнем бытовой культуры.
При этом, по мнению участников обсуждений, “положительные” и “отрицательные” характеристики образа России в основном уравновешивают друг друга.
Контекст дискуссии
Определение приоритетных целей и приемлемых механизмов реализации общенационального проекта развития неизменно оказывается в центре публичной дискуссии, идет ли речь о “национальной идее”, национальных интересах или месте России в мире. Особенности российского политического дискурса определяются объективной потребностью в модернизации социума. Но в обществе до сих пор нет согласия вокруг повестки дня национального развития. Более того, сохраняются условия для воспроизводства традиционно российских социокультурных расколов, порождаемых противоборством полярно ориентирующих массовое сознание парадигм “догоняющего развития” и “особого пути”.
В результате при отсутствии консенсуса по поводу приоритетов развития доминирует практика продвижения групповых интересов: программы реформ и механизмы их проведения в жизнь разрабатываются в соответствии с установками принимающих решения элитных групп. Даже попытки реализации абстрактной идеи общественного блага неспособны запустить адекватные внутренние механизмы социальной адаптации. Ключевым оказывается вопрос о том, насколько происходящие трансформации соответствуют задаче создания “хорошего общества” и обеспечения жизнеспособности нации. Ведь именно это и является, в конечном счете, главной целью национального проекта развития.
Такие проблемы актуальны не только для России. В условиях глобализации не утихают споры о роли и перспективах нации-государства, о соотнесении гражданской и этнической идентичности членов национального сообщества. Повышение порога стоящих перед государством рисков связано не только с известными глобальными угрозами, но и с ростом социальной отчужденности и снижением потребности граждан в политическом участии, с трудностями интеграции инокультурных сообществ мигрантов. Сплочение национально-государственной общности становится вопросом практической политики. Тем более, что актуализация этнических характеристик идентичности успешно используется сегодня с целью политического манипулирования — в частности, для того, чтобы обосновать сепаратистские политические установки.
При всей их значимости, среднестатистические социальные и экономические показатели, равно как и разнообразные рейтинги стран по конкурентоспособности, инвестиционной привлекательности, уровню влияния на мировую политику, индексу развития демократии или распространения коррупции, не позволяют составить сколько-нибудь полное представление о качестве национального развития. Факторы, определяющие сегодня потенциал нации-государства, имеют ярко выраженное культурное измерение. Они определяются общими ценностными ориентирами национального сообщества и согласием по поводу основополагающих приоритетов развития. О складывающемся на этой основе социальном самочувствии можно судить на основании представлений о национальной идентичности и проекции этой идентичности “вовне”, в образ страны в мире.
Образ, имидж, национальный бренд
“Образ”, согласно словарю Даля, означает вид, очертание предмета либо его изображение, портрет, подобие. Он может также трактоваться как сущность, порядок, конфигурация, устройство вещей. Образ как воспроизведение объекта — структурно сходное, но не совпадающее с ним — формируется в нашем сознании и является формой передачи представлений о действительности, ее ментальной “картинкой”. Понятие образа позволяет переводить непознанное в узнаваемое через символы и ассоциации, которые воплощают уже сложившееся знание или создают знание нового качества на основе сочетания известных форм. Многозначность этого понятия предопределяет настоящее богатство однокоренных слов и производных словосочетаний и выражений разного смыслового и эмоционального содержания — от положительного (образцовый, образный, образование и так далее) до отрицательного (образина, образчик, безобразный).
Столь же многозначно и понятие образа страны — знаковой модели, опосредующей представления о национальной общности и ее членах через доступные обыденному сознанию понятия и суждения. Далеко не всегда оно соответствует реальному положению дел и объективным показателям национального развития. Характер представлений о себе и о своем месте в мире (“внутренний” образ страны) оказывает неоднозначное влияние на восприятие страны за ее пределами (“внешний образ”). В то же время отношение к “иному” и соотнесение себя с другими национально-государственными общностями всегда было и остается одной из основ утверждения собственной национальной идентичности.
В российской научной литературе, публицистике и политической дискуссии такие понятия, как “образ” и “имидж”, употребляются в основном как синонимы. На наш взгляд, это не совсем оправданно. Образ включает представления о стране, существующие в сознании находящихся в ее культурном поле или соприкасающихся с ним групп населения. Эти представления складываются в целостную картину — своего рода “портрет”. Имидж — англоязычное заимствование, получившее, как и многие другие термины современного международного политического и экономического лексикона, широкое хождение благодаря приобщению России к глобальному информационному пространству. Это понятие более узкое; оно определяет ту составляющую национального образа, которая формируется под воздействием направленных на его конструирование ресурсов и технологий, в первую очередь находящихся в непосредственном распоряжении заинтересованного государства. Адресатами таких инициатив могут быть изучающие язык, потребители искусства и деятели культуры, представители диаспоры, участники экономических взаимодействий и другие. Правильный выбор адресатов и механизмов во многом определяет успех имиджевых технологий и возможность их эффективного использования в качестве ресурса “мягкой мощи”. По мнению выдвинувшего это понятие еще в конце 1980-х годов американского исследователя Джозефа Ная, “мягкая мощь” проистекает из способности государства эффективно использовать для распространения влияния и получения поддержки культурные ресурсы. В отличие от “жесткой мощи” — давления военными, экономическими или политическими средствами — “мягкая мощь” эксплуатирует привлекательный образ страны и использует инструменты, которые создают такой образ.
Однако целевая аудитория имиджевой политики ограничена в основном сообществами, которые вовлечены в различные формы взаимодействия с данным государством. В этом смысле имидж страны является наиболее динамичным, но отнюдь не единственным элементом ее образа. Он складывается из бытующих представлений об особенностях поведения и мышления, с которыми ассоциируется национальный характер. А сами эти представления, как правило, черпаются из всемирно известных вершинных достижений национальной культуры и ее духовного наследия. Но вместе с тем едва ли не в большей степени “внешний” образ страны выстраивается в результате освоения широких пластов культурного наследия, в том числе традиций культуры повседневности и бытовой культуры (кухни, элементов национального костюма, фольклорных традиций, народного художественного творчества) за ее пределами. Представления о “национальном лице” государства и народа укоренены в ассоциациях, связанных с уникальным миром культуры повседневности. Именно они формируют культурные “бренды” — узнаваемые предметы материальной и духовной культуры. Такие предметы наделяются символическими смыслами и значениями, которые далеко выходят за пределы их собственного культурного поля.
Между тем сами эти механизмы определения неизвестного через известное и узнаваемое работают на воспроизведение банальностей. Исчезновение элементов традиционного уклада жизни и национальных различий в одежде, в бытовой культуре мало сказывается на привычном наборе сложившихся расхожих представлений о “внешнем” образе страны. Так, бытующий стереотип восприятия англичан связан с идеей традиций и бытовой вежливости, немцев — добросовестности и качества, французов — изысканной кухни и моды, итальянцев — стиля и певческой культуры, бразильцев — веселья и карнавала. Универсализация быта в нынешнюю эпоху глобализации пока что заметным образом не повлияла на эти стереотипы.
Идентичность и образ страны: британский и российский опыт
В гораздо большей степени социальные и культурные сдвиги современной эпохи сказываются на самоидентификации нации. Так, представления англичан о современной британской идентичности (Britishness) вбирают в себя те заметные изменения в стиле жизни, которые проявляются сегодня в культуре повседневности британской нации. Просьба автора данной статьи, обращенная к нынешнему послу Великобритании в России Энтони Брентону, определить самые яркие черты такой идентичности вызвала шутливые ассоциации с индийским блюдом карри — как воплощением желанного мультикультурного образа страны. Между тем, у предыдущих поколений неизменные и стойкие кулинарные ассоциации вызывала fish and chips — традиционное блюдо не особенно разнообразной, согласно расхожим представлениям, английской кухни.
Актуальность традиции до сих пор рассматривалась как основа существования британской нации. Сегодня такой основой многие хотели бы видеть способность впитывать иные национальные традиции, превращать их в свои, меняться вместе с обществом, адаптироваться к переменам. Проведенное по заказу государства исследование содержательных характеристик современной британской идентичности, определяющих “внутренний образ” страны, выявило восемь основных срезов самоидентификации нынешнего поколения британцев:
— географические ассоциации;
— национальные символы (государственный флаг и королевская семья);
население;
— устойчивые ценности и общие характеристики политической культуры;
— культурные привычки и обычаи;
— гражданство;
— язык;
— достижения, которые составляют славу страны.
Приведенная иерархия представлений отнюдь не универсальна. Но набор ассоциаций по-прежнему воспроизводит элементы картины мира “государствообразующей” нации, о жизнеспособности которой ведутся ожесточенные споры. Сама же картина мира становится все более разнородной, интегрирует (или пытается интегрировать) инокультурные установки и ценности. Не случайно в центре публичной дискуссии в Великобритании на рубеже тысячелетий оказался вопрос об определении британской идентичности, о ее ценностном наполнении и о самой целесообразности ее обсуждения.
Переосмысление себя как национально-государственной общности позволяет выявить дополнительные механизмы и ресурсы укрепления такого целого. С их помощью, в свою очередь, культурное и политическое наследие превращается в опыт повседневности. В этом отношении культура выступает важнейшим возобновляемым ресурсом. Проблемы, с которыми сегодня сталкивается Великобритания, актуальны и для современной России. Имперское прошлое обеих стран, положение на географической периферии Европы и наличие автохтонных (коренных) национальных сообществ в составе нации позволяют провести интересные параллели, которые касаются механизмов, формирующих восприятие нашей страны в мире.
Для русских переживание своих этнических истоков никогда не являлось значимой составляющей самоидентификации. Будучи, по выражению Михаила Гефтера, “миром миров”, Россия дала плодотворный опыт сосуществования таких миров. Идея национальной идентичности прочно увязывалась с государственностью. Поэтому “российское” и “русское” как не нагруженные этническими смыслами понятия продолжают восприниматься за рубежом как синонимы. Этническое переживалось в рамках повседневного опыта как народная традиция. Нередко фольклорные традиции сознательно подменяли символы и образы национальной идентичности, и в советский период русское народное искусство не случайно было объектом внимания культурной политики государства. Наиболее стойкие фольклорные образы и символы народной (или псевдонародной) традиции, такие, как пресловутая матрешка, стали символами страны.
Стандартный набор представлений о России бытует в мире и сегодня. В него входят и мифы о бытовых привычках (баня, водка и тому подобное), и объективные характеристики “неизвестной и далекой” России (просторы, холод, Сибирь), и уверенность в неисчерпаемости ее природных ресурсов. Язык и русское литературное наследие как воплощение достижений языковой культуры остаются важными ориентирами национальной идентичности самих россиян. Важнейшей культурной “скрепой” была и остается православная самоидентификация большинства населения.
Наиболее значимыми элементами позитивной российской самоидентификации сегодня являются:
— территория (“русская земля”);
— природные богатства (“кладовая мира”);
язык;
— религиозные традиции и обычаи;
— духовное и культурное наследие и высшие достижения культуры;
— исторические вехи, в первую очередь победа в Великой Отечественной войне;
— общие представления о национальном характере (открытость, гостеприимство, бескорыстие и другие).
Содержательное наполнение этих “элементов” формирует “внутренний” образ страны. Отсутствие в этом ряду общезначимых политических и культурных ориентиров указывает на незавершенность периода трансформации общественных институтов. Тем более важным представляется анализ динамики как представлений россиян о своей стране, так и отношения к России в мире. Он позволяет выявить те составляющие, которые могут задавать позитивный вектор восприятия, ключевой с точки зрения “социального самочувствия” нации.
Позитивная самоидентификация людей со своей страной во многом обусловлена наличием благоприятной для жизни институциональной и культурной среды. Эти характеристики переносятся и на восприятие ее “внешнего” образа. Именно этим объясняется “популярность” в мире — как мест возможной эмиграции или туризма — таких не самых притягательных с точки зрения разнообразия культурных традиций стран, как Финляндия, Канада или Новая Зеландия. Объективные показатели их нынешнего развития во многом обусловлены успехами в реализации потенциала социальной креативности. Решающее значение в формировании современной среды обитания приобретает такой субъективный фактор развития, как способность создавать социальные условия, благоприятные для любых креативных практик. В результате появляются новые социально значимые формы, будь то в сфере социального, художественного, экономического или технического творчества. Россия сегодня занимает второе (после США) место в мире по абсолютной численности представителей “креативного класса”, но по уровню креативности и эффективности их деятельности наша страна находится позади стран развитого мира.
Как в известной истории об Ахиллесе и черепахе, весьма популярная в нашей элите логика “догоняющего развития” воздвигает на пути творческого осмысления и обустройства новой российской социальной реальности непреодолимые препятствия. Открытым остается и вопрос о субъектах инновационного развития на надындивидуальном уровне. Прочно интегрированные в образ России представления о коррупции, нестабильности, криминализации и нелицеприятном поведении представителей наших элитных групп за рубежом, равно как и колоссальный разрыв между представлениями о ресурсном потенциале страны и качестве жизни ее населения, также оказываются серьезными препятствиями на этом пути.
Все перечисленное не позволяет эффективно использовать ресурсы отечественной культуры, традиционно составлявшие “представительский” капитал России, для решения задачи улучшения образа нашей страны в мире. Способность культуры к созданию новых образов и форм за пределами поддержания традиции также напрямую соотносится с расширением пространства социального творчества. Но не исключено, что ориентация на достижения, стремление к самореализации и успеху, которые отличают многих представителей нового поколения россиян, найдут воплощение и в сфере социального творчества. Такие инициативы повышают уровень социального самочувствия в обществе, от которого, в конечном итоге, и зависит положительное мироощущение граждан и позитивный образ страны в мире. Современная российская действительность дает для этого широкие возможности.