Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2006
Лев Александрович Федоров (р.1936) — химик, журналист, президент Союза «За химическую безопасность».В 1992 году после публикации в «Московских новостях» статьи «Отравленная политика» оказался одним из фигурантов шумного дела против «разгласителей государственной тайны» в области химического оружия, благополучно лопнувшего.
Лев Федоров
Контрольная для взрослых
Химическое разоружение за счет людей
Расставание с большой и малопочтенной тайной всегда болезненно. В СССР практическая подготовка к химическому разоружению начиная с 1985 года осуществлялась исключительно в рамках властной элиты. Что до жителей страны, то в этом вопросе для власти сомнений не было никаких — они (жители) не должны были ничего знать.
Имитация выхода советского химического оружия из подполья случилась весной 1987 года, когда Михаил Горбачев проинформировал мировое сообщество о факте его существования. Однако сделано это было почему-то в братской Чехословакии[1] — для сограждан слов не нашлось. Так страна встала на путь заключения международных договоренностей по химоружию. Однако власти и под напором разворачивающихся событий без нужды своих позиций не сдавали.
Чапаевск-1989
Ключевое событие тех лет — чапаевский протест. Именно тогда властям пришлось наконец воочию убедиться в существовании общественности. Случилось это в 1989 году в волжском городе Чапаевске, расположенном в получасе езды от Самары (Куйбышева).
Химический завод в Чапаевске в обстановке тайны занимался подготовкой к химической войне. Его жители не могли забыть эту главу в истории своего города, отнявшую жизнь у тысяч людей, а здоровье — у всех. Они уже не могли простить власти смену тайного химического вооружения на бессмыслицу тайного разоружения.
Завод по уничтожению химоружия должен был возводиться на земле, находящейся в ведении армии. Последняя колебалась не очень долго — 21 января 1986 года начальник генштаба Минобороны СССР утвердил акт выбора места строительства этого объекта. Однако к тому моменту ни одно официальное лицо Куйбышевской области еще не было извещено о решении в связи с будущей стройкой. Не говоря уж о жителях.
Фактически завод начали строить еще в 1987 году, до получения формального заключения Минздрава СССР. А вот население Чапаевска узнало о том, что здесь («в степях») возводился секретный объект, из речи Эдуарда Шеварднадзе, произнесенной 6 августа 1987 года в далекой зарубежной поездке[2]. Между тем на объекте, который находится в 12 километрах от центра Чапаевска, предполагалось уничтожать химоружие, завозимое прямо через центр города.
После речи министра подпольная жизнь завода продолжалась. 15 января 1988 года Минздрав СССР выдал экспертное заключение по проекту тайного завода уничтожения химоружия, и оно было положительным.
Таким образом, причины социального взрыва очевидны. Первый митинг жители Чапаевска устроили 9 апреля 1989 года. Знающие люди утверждают, что столько людей, вышедших по доброй воле на массовое мероприятие, город не видел даже в дни государственных праздников. За один день свои подписи под письмом-протестом поставили 15 197 человек.
Впрочем, тот митинг в Чапаевске ничему твердолобое советское начальство не научил. 19 апреля 1989 года Госкомиссия Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам утвердила концепцию ликвидации химоружия. Было намечено построить четыре завода — не только в Чапаевске, но и в других местах, в том числе в Новочебоксарске и Камбарке. При этом жители трех других точек также ничего не знали о своей судьбе.
Далее, 19 мая 1989 года Госкомприроды СССР назначил комиссию «для проведения государственной экологической экспертизы проекта завода по уничтожению химического оружия в г. Чапаевске». Однако ее состав не соответствовал идеалам «независимости». Возглавил комиссию экс-директор головного института по созданию химоружия и лауреат Ленинской премии за внедрение в производство технологии выпуска зомана. Кроме него в комиссию входил и заместитель начальника химических войск Минобороны СССР Анатолий Кунцевич. Тем не менее комиссия была вынуждена принять решение «рекомендовать Министерству обороны СССР проработать вопрос транспортировки отравляющих веществ, минуя станцию Чапаевск». Более того, комиссия не смогла избежать заключения, которое обесценивало предыдущие работы по проектированию и строительству объекта: «Предложенные технология и проект цеха уничтожения ОВ при безаварийной эксплуатации являются экологически безопасными»[3].
Практически ничего этого жители Чапаевска, пережившие за XX век немало аварий на химических заводах города (они часто посещают коллективные памятники на старом городском кладбище), по-прежнему не знали, однако главное в проведенной «экспертизе» они поняли. В ответ они сформулировали собственные требования к проекту завода, исходя из очевидных для них недостатков, а сам перечень недостатков, подлежащих устранению, направили в Москву.
Тем временем дела шли своим чередом.
28 июля 1989 года вышло постановление ЦК КПСС о создании правительственной комиссии по оценке экологической безопасности объекта в Чапаевске. Ее целью было не столько изучить экологические вопросы, сколько оценить социально-политическую обстановку в районе возводимого завода. И хотя комиссия с удовлетворением решила, что «технология уничтожения химического оружия, реализованная на созданном объекте, является экологически безопасной и может быть использована для создания полномасштабных производств для уничтожения запасов химического оружия», тем не менее и она была вынуждена информировать правительство, что сложившаяся социальная напряженность в Чапаевске и Куйбышевской области «делает невозможным ввод объекта в эксплуатацию»[4].
Власти не сдавались, однако изменить ход событий было уже невозможно. В начале августа в городе прошла серия массовых митингов и собраний. А с 5 августа 1989 года в поле вблизи объекта экоактивисты из других областей развернули палаточный городок протеста. На 10 сентября была назначена забастовка предприятий всего региона — Чапаевска, Куйбышева и других. Общественность стала столь частым «гостем» объекта, что власти были вынуждены втайне от экоактивистов вывезти с него эшелон завезенных для опытов химбоеприпасов.
После этого «перепрофилирование» объекта стало неизбежным[5].
Впоследствии звучало немало упреков, особенно в адрес несговорчивого населения. Причина же, приведшая к неприятию населением решения властей, на поверхности — людям, как и прежде, попытались откровенно солгать.
Промежуточный финиш этой истории настал ровно через 15 лет — 16 марта 2004 года. В этот день группа общественных организаций направила президенту России обращение, в котором констатировалось, что «население, проживающее в местах уничтожения химического оружия, лишено положенных по закону льгот и компенсаций, а также лишено права возмещения ущерба в случае аварий»[6].
Несостоявшаяся столица химического разоружения
Чувашия стала ареной «химических битв» неожиданно для самих чувашей.
Как уже упоминалось, решением властей от 19 апреля 1989 года было запланировано развернуть в Чувашии основной объект по уничтожению отравляющих веществ (ОВ) в химических боеприпасах — артиллерийских и авиационных. Резон был очевиден — только что (в 1986 году) на «Химпроме» в городе Новочебоксарске к имевшимся технологическим линиям по снаряжению ОВ в боеприпасы были добавлены новые, модернизированные; оставалось эти линии лишь перенацелить со снаряжения боеприпасов на их расснаряжение.
Данные экологической экспертизы проекта, подготовленной зимой 1990/91 года, населению сообщены не были (тогда еще скрывался сам факт будущего уничтожения химоружия именно в Чувашии). Ну а премьер-министр этой республики, обсуждая выгоды, которые будут получены ею от работ по уничтожению химоружия, вступил в сговор с центральной властью за спиной жителей области. По его мнению, «плата за страх» должна была превосходить ожидаемый риск — рассуждение не очень корректное, если вспомнить, что в свое время за право построить «Химпром» центр расплатился с Чувашией проведением водопровода.
О своем «химическом» будущем население Чувашии узнало уже после ухода в небытие советской эпохи. И, как водится, со стороны. Осенью 1992 года об этом сообщили в столичной прессе, а особенно подробно — «Нью-Йорк таймс»[7]. Между тем к этому моменту местная общественность еще не оправилась от предыдущего потрясения — январского известия о «химическом прошлом» своей земли. Как оказалось, на их «Химпроме» в Новочебоксарске действовал вовсе не завод ядохимикатов, а комбинат по масштабному выпуску советского V-газа, самого токсичного ОВ современных армий.
После запоздалого обнародования этой информации социальный протест был неизбежен. 26 декабря 1992 года центральная «Правда» сообщила, что «уничтожение химического оружия начнется в Новочебоксарске в 1996 году»[8]. Нельзя не подивиться дару предвидения известного и в прошлом непререкаемого издания, если учесть, что в тот же день «Советская Чувашия» известила о решении Верховного Совета Чувашии запретить работы по ликвидации химоружия на ее территории[9].
В порядке контрмер центр предпринял ряд нетривиальных шагов. Во-первых, было организовано продолжительное путешествие трех руководителей Чувашии за океан для приобретения «личного опыта» подобных работ. На деньги Пентагона они посетили военно-химические базы США, где химоружие уничтожается или же готовится к уничтожению. Последовали благоприятные отзывы. Во-вторых, 5 апреля 1993 года конвенциальный комитет получил от правительства задание оценить степень загрязнения окружающей среды в районе Новочебоксарска в связи с производством до 1987 года ОВ[10]. Новочебоксарск все еще рассматривался в качестве основного места уничтожения химических боеприпасов с ОВ, несмотря на отказ Чувашии.
Однако эти пассы уже не могли что-либо изменить. 19 октября 1993 года Верховный Совет Чувашии с учетом настойчивых требований общественности юридически оформил позицию населения, перередактировав статью 5 Закона республики «О порядке пользования природной средой и природными ресурсами» следующим образом: «На территории Чувашской Республики запрещается производство, хранение, испытание и уничтожение химического оружия».
Разумеется, после повторного отказа Чувашии от сомнительной роли лидера химического разоружения заботы правительства об окружающей среде вокруг мест прошлого производства химоружия прекратились. А оценка загрязнения Новочебоксарска в результате прошлого выпуска фосфорорганических ОВ не закончилась ничем.
Впрочем, и после этого центральные власти не хотели уступать. И они предпринимали немало усилий, чтобы вернуть утраченное прошлое. В мае 1994 года приехавший в Чувашию вице-премьер правительства РФ Олег Сосковец попытался даже сохранить в неприкосновенности потенциал по производству химоружия на «Химпроме». Лишь в результате однозначной позиции руководства республики встал наконец вопрос о конверсии этого производства, что в свою очередь проложило путь на «Химпром» американским контролерам.
Из других событий укажем на то, что случилось 27 мая 1996 года. В тот день было подписано Соглашение между правительством РФ и кабинетом министров Чувашии«О разграничении полномочий по уничтожению или конверсии объектов по производству химического оружия в акционерном обществе “Химпром” и ликвидации последствий производства химического оружия на территории Чувашской Республики»[11].
Данных о реальном исполнении этих обязательств не имеется, и вряд ли Чувашия их дождется. Главное же состоит в том, что ни в этом соглашении, ни в других документах центральная власть больше не рассматривала этот регион в качестве основного места для уничтожения химических боеприпасов с ОВ.
Разговор слепого с глухим
Вокруг химического разоружения сшиблись интересы государства и общества. Разоружение нужно всем — и бюрократии, и обычным людям. Одним — чтобы жить, другим — чтобы выжить.
Справедливости ради отметим, что у президента России Бориса Ельцина поначалу социальный слух был. И он попытался установить прямой контакт с обществом во вроде бы уже открытых делах по химическому разоружению. Только таким образом можно расценить его заявление от 20 апреля 1993 года[12]. Это был первый и, пожалуй, единственный опыт установления прямого контакта высшей власти России с обществом по экологическим вопросам. Президент пообещал даже, что работы «по уничтожению химического оружия будут начаты только после положительного заключения государственной экологической экспертизы по Программе в целом и по каждому объекту».
Можно только сожалеть, что на поверку враньем оказалось все. Так что контакт власти с обществом не состоялся. И первой же жертвой оказалась программа уничтожения химоружия 1996 года — ее просто решили не передавать на обещанную государственную экологическую экспертизу.
Важным элементом гражданского созревания общества в отношении экологичного решения проблемы химического разоружения стали общественные конференции экологических активистов России. В течение 1993-1997 годов их было несколько. И на всех этих форумах экологическая общественность пыталась привлечь внимание властей к более широкому взгляду на проблему, с учетом существования экологических и медицинских последствий прошлой подготовки к наступательной химической войне.
Первая общественная конференция экологических активистов состоялась 27-28 марта 1993 года в Нижнем Новгороде[13]. Ее темой стали «Социально-экологические аспекты уничтожения химического оружия». В решениях сообщества экологических активистов, участвовавших в первых спорах с властями не на поле возле Чапаевска, а в конференц-зале, преобладали вопросы более гуманной организации химического разоружения. Затрагивались при этом разнообразные аспекты экологизации всего процесса химического разоружения, и в первую очередь те, которыми государство не хотело и так и не стало заниматься, — преодоление последствий подготовки к химической войне.
В отношении общих принципов уничтожения химоружия конференция рассмотрела вопрос о местах уничтожения и способах отбора соответствующих технологий. По поводу этих мест конференция пришла к очевидному выводу: «Наличные запасы химоружия должны уничтожаться в местах их нынешнего складирования. Транспортирование химоружия недопустимо». К сожалению, власти дошли до этой мысли лишь через два года. Что до технологий уничтожения химоружия, то, по мнению участников конференции, их выбор должен осуществляться только на конкурсной основе, причем при обязательном участии неправительственных экологических организаций и общественности.
Обращаясь к проблеме сроков, конференция отметила, что органы власти, участвующие в программах уничтожения химоружия, не должны брать на себя выполнение международных обязательств в сроки, указанные в Конвенции по запрещению химоружия, если это противоречит обеспечению экологической безопасности населения. Важным аспектом дискуссии стала информационная составляющая химического разоружения. Была подтверждена необходимость того, чтобы все сведения, касающиеся прошлых работ с химоружием, были рассекречены и стали доступными специалистам, общественности и прессе.
Впрочем, власти страны так и не захотели услышать экологическую общественность, хотя конференция состоялась за месяц до обращения президента Ельцина и он мог бы почерпнуть из ее результатов очень многое. Во всяком случае, проблема противоречий между сроками выполнения Конвенции о запрещении химоружия и вопросами безопасного его уничтожения была решена лишь в 1997 году, когда Государственная Дума России ратифицировала этот документ[14].
По существу, конференцией экологической общественности 1993 года завершался важнейший этап развития экологического движения, начавшийся в 1989 году, во времена чапаевского протеста. Вскоре после той конференции, осенью 1993 года, образовался Союз «За химическую безопасность»[15], который в дальнейшем старался налаживать прямой диалог властей и населения, не доводя дело до «протестов в поле», если вопросы можно было решить более мирным способом.
Впрочем, и власти понемногу прогрессировали. Они прилагали немалые усилия, чтобы с минимальными психологическими потерями выходить из трудных для себя ситуаций, не сделав при этом ни малейшего движения в сторону соблюдения интересов общества. Иллюстрацией может служить отношение властей к двум документам по химоружию, появившимся в 1994-1995 годах. Один из них — это резолюция по проблеме химоружия, принятая в октябре 1994 года в Нижнем Новгороде после проведения общественной экологической конференции «Дни Волги-94»[16]. Второй — Концепция уничтожения химоружия, принятая 14 октября 1995 года на конференции «Дни Волги-95»[17].
По первому документу общественность получила в ответ бумагу, где говорилось, что «часть положений, изложенных в указанной Резолюции, уже нашли отражение в решениях Правительства и Президента Российской Федерации». Чтобы понять цену этой отписки, достаточно взглянуть в постановления правительства от 30 декабря 1994 года[18] и 22 марта 1995 года[19], а также указ президента РФ от 24 марта 1995 года[20]. В документах, утвержденных после отписки, предусмотрено, что именно армия будет вести экологический и санитарно-гигиенический мониторинг в районе баз хранения химоружия, что именно армия, а не технологи и экологи при участии общественности, будет отбирать технологии уничтожения химоружия, что армия по-прежнему будет проводить перевозки химоружия между регионами, что не поддающиеся дегазации цеха производства химоружия будут не уничтожаться, а конверсироваться и так далее. В резолюции же говорилось о прямо противоположных действиях.
А когда осенью 1994 года одно экологическое движение устроило на Старой площади Москвы возле конвенциального комитета пикет с требованием о встрече с его руководителем, они были препровождены не в кабинет председателя, а в ближайшее отделение милиции. Мысли и предложения пикетчиков никого не заинтересовали.
В 1994-1995 годах важнейшим вопросом организации химического разоружения было формулирование общих принципов и подходов. И во властных верхах страны шло активное бодание в поисках консенсуса, однако стороны так и не смогли создать единой концепции уничтожения химоружия. В отличие от властей, общественное экологическое движение разработало свою концепцию уничтожения химоружия России[21], и его первая версия была немедленно направлена исполнительной власти. Но власть менее всего интересовало мнение общества в отношении организации химического разоружения. Поэтому ответ, который сошел в массы с вершин «начальства», был вполне прогнозируем.
«Учет» мнения общественности, о котором было упомянуто в полученном ответе, занимателен тем, что сами эти мнения поступили уже послетого, как власти твердо решили не делать того, на чем настаивала общественность: 1) не привлекать к оценке качества технологий уничтожения химоружия независимых от властей ученых и квалифицированных активистов; 2) не обнародовать места прошлых и экологически чрезвычайно опасных захоронений и затоплений химоружия; 3) не рассекречивать никаких документов по химоружию, даже содержащих только лишь экологическую и медицинскую информацию и ничего больше; 4) не приравнивать ветеранов Отечественной войны, выживших после производства иприта и люизита, к числу инвалидов этой войны, не заниматься здоровьем участников производства ОВ в Волгограде и Новочебоксарске.
В общем, ничто из предложений общественной концепции уничтожения химоружия 1995 года не вошло в принятую в следующем году программу ликвидации химоружия[22].
Разумеется, общественные экологические организации не прекращали попыток наладить прямой диалог с властями. Именно в этом ключе следует рассматривать «трехстороннюю» встречу, организованную по инициативе Союза «За химическую безопасность», которая состоялась 10 ноября 1995 года в городе Почепе Брянской области.
В той конференции приняли участие: от центральной власти — генерал Юрий Тарасевич (заместитель начальника химических войск) и известный активист химического вооружения Александр Иванов (на тот момент — заместитель председателя конвенциального комитета); от местных властей — представители администраций Брянской, Кировской и Пензенской областей, где на хранении находятся авиахимбоеприпасы; от Союза «За химическую безопасность» — Лев Федоров (Москва) и руководители Брянского, Чувашского, Пензенского и Тульского отделений. Псевдоэкологические организации и прикормленная профессура от участия в этой встрече воздержались.
Такой формат позволял каждой стороне изложить взаимные претензии, что в будущем могло позволить находить более легкий путь к общей цели — экологически безопасному химическому разоружению. Впрочем, в дальнейшем власти разрушили эту надежду. С тех пор они избегали разговора с представителями местного населения и контактировали главным образом с имитаторами экологических организаций.
Очередная конференция экологических активистов «Медицинские и экологические последствия производства, хранения, испытания и ликвидации химического оружия. Защита населения при уничтожении химического оружия» была проведена 8-9 сентября 1997 года в Чебоксарах (Чувашия)[23]. Ее гвоздем стал доклад, который сделали сами создатели химоружия об условиях их тяжелейшей работы при выпуске и разливке по химическим боеприпасам советского V-газа, а также о медицинских и экологических последствиях.
Конференция предложила органам власти страны целую программу мер по преодолению экологических и медицинских последствий долгой подготовки Советского Союза к химической войне. К сожалению, и эти предложения прошли мимо внимания органов власти, не заинтересовав ни президента и правительство России, ни министерства и ведомства, отвечающие за оборону, здравоохранение и охрану окружающей среды.
Хождения во власть
Конечно, и в общественном движении находятся люди, которые полагают, что начальство не в курсе дела — иначе оно принимало бы правильные решения (в интересах всего общества). И Союз «За химическую безопасность» старался не упускать возможности лично доносить до начальников общественные взгляды на химическое разоружение. Приведем несколько таких эпизодов 1996 года, когда после принятия программы химического разоружения надо было начинать что-то делать. А президента у России, по существу, тогда не было.
2 апреля 1996 года у меня как президента Союза «За химическую безопасность» состоялась беседа с Павлом Сюткиным, бывшим тогда руководителем комитета по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия при президенте России. Я высказал позиции, которые общественное экологическое движение неоднократно формулировало в своих документах.
В отношении дел, связанных с общим механизмом взаимодействия власти и общества при химическом разоружении, Сюткину было предложено решить вполне очевидные вещи: допуск представителей экообщественности на военно-химические склады, включение представителя Союза «За химическую безопасность» в комиссию по выбору мест уничтожения химоружия, что было гарантировано президентом Ельциным, допуск представителей экообщественности на все обсуждения технологий уничтожения. В заключение Сюткину было передано предложение установить какой-то постоянный механизм взаимодействия с общественностью, например путем создания при конвенциальном комитете общественного совета из представителей общественных экологических организаций, заинтересованных в экологически безопасном решении проблемы химоружия.
В отношении принципов подготовки к химическому разоружению мною были сформулированы такие позиции: создание социальной инфраструктуры мест нынешнего хранения и мест будущего уничтожения химоружия в качестве предварительного условия любых действий по уничтожению химоружия в каждом регионе; рассмотрение всех замечаний общественных экологических организаций при обсуждении проектов законов о химоружии; принятие государственных документов (программ, законов) об уничтожении цехов производства химоружия, а не об их «конверсии».
Что касается расчета с военно-химическим прошлым, то я предложил начать наконец создание Белой книги, посвященной экологическим последствиям подготовки Советского Союза к наступательной химической войне. Заодно обратил внимание на необходимость решения социальных проблем как двухсот ветеранов производства химоружия времен Второй мировой войны, так и создателей химоружия второго поколения.
Как старый и тертый царедворец, Сюткин возражений на все это не высказывал. Однако и не сделал ничего для установления сотрудничества с экологическим сообществом. Напротив, где бы ни происходили пересечения, всюду встречались твердые локти представителей конвенциального комитета. На тот момент это было особенно заметно, поскольку через Государственную Думу проходил Закон «Об уничтожении химического оружия», причем с большими антигуманными огрехами, а в закон о социальной защите они уже закладывались.
Та встреча имела продолжение. 19 ноября разногласия с Сюткиным обсуждались уже в кабинете заместителя главы Администрации президента РФ Евгения Савостьянова (главой администрации тогда был Анатолий Чубайс, поэтому и могли еще попасть в высокие кабинеты люди из общественных кругов). Все было как в прежние времена на той же Старой площади. После 20 минут пикировок хозяин кабинета сказал: «Павел Павлович, надо, чтобы по всем вопросам о химическом оружии, особенно законодательным, вы советовались с общественностью».
Впрочем, и это окончилось ничем. Если не считать последней встречи, которая состоялась 23 декабря 1996 года и была уже узкоспециализированной. На ту беседу со мной по поводу закона о социальной защите лиц, занятых на работах с химоружием, Сюткин пригласил двух чинов из недр бывшего Третьего главного управления при Минздраве СССР. Собеседники долго кружили вокруг работ по реабилитации территорий (после того как кончится работа нынешних складов хранения химоружия). Лица из Минздрава в принципе не хотели признать самого факта существования прошлых работ по уничтожению химоружия. Поспорили и вокруг написания специальной главы в законе о социальной защите не отдельных лиц, а всего населения, жившего и ныне живущего в районе любых объектов по производству, хранению, испытанию и уничтожению химоружия.
Однако особенно серьезно мы уперлись по двум очевидным позициям: 1) о приравнивании всех лиц, производивших химоружие, по уровню льгот к тем, кто получил профзаболевание (другими словами, необходимо было признание самого факта «зоны» на манер Чернобыльской и нахождение формы учета интересов этих людей); 2) о праве людей, живущих возле опасных военно-химических объектов, на отселение за счет средств бюджета (тут тоже не было не только прецедентов, но и желания решать проблему).
И в тот раз мы вновь разошлись при нулевом счете и больше уже не встречались вплоть до упразднения самого конвенциального комитета.
Гражданское соглашение?
Укоренившееся у властной номенклатуры «оборонное сознание» наряду с неразвитостью культуры взаимодействия с населением приводили к тому, что, помимо множества иных проблем (организационных, юридических, технических, медицинских, финансовых), социально-психологические проблемы стали чуть ли не основным препятствием на пути эффективного химического разоружения России. На начальном этапе все социально-политические протестные события в регионах, связанные с планами уничтожения химоружия, были спровоцированы именно властной бюрократией. И, как ни удивительно, проходили они по одному и тому же сценарию.
Приведем пару примеров. Первый относится к тем временам, когда социальная составляющая обсуждения химического разоружения в Удмуртской Республике в связи с химоружием первого поколения была не очень значительна. Другой касается более поздней эпохи, когда без мнения жителей в Брянской области решать эти острые вопросы уже было значительно труднее. А касались они наиновейшего химоружия.
В Удмуртской Республике о наличии самого крупного в мире склада люизита в Камбарке узкий круг ученых был проинформирован в 1990 году. Ну а жители узнали некоторые подробности, как водится, из сообщений столичных изданий. Нормы гласности проникали столь медленно, что даже в 1992 году, то есть накануне подписания Конвенции о запрещении химоружия, армия продолжала скрывать от жителей информацию, которая для них была жизненно необходима.
Наконец, «состоялось» постановление правительства РФ от 22 марта 1995 года «Об организации работ по уничтожению запасов люизита, хранящихся на территории Камбарского района Удмуртской Республики»[24]. Из наиболее примечательных особенностей этого документа можно выделить три. Во-первых, то, что провести мониторинг («комплексное экологическое, санитарно-гигиеническое и медицинское обследование районов хранения и предполагаемого уничтожения люизита») было поручено армии. Во-вторых, то, что на бывшее Третье главное управление (нынешнее Федеральное медико-биологическое агентство), не имевшее опыта работы с ипритом и люизитом, вновь было возложено «медицинское обслуживание лиц», задействованных на работах с этими ОВ. Ну а жители Камбарки, пострадавшие при их уничтожении в прошлые годы, как и прежде, оказались вне внимания властей.
Поиск взаимного понимания властей и населения продолжался в Камбарке еще много лет. А уничтожение люизита началось здесь лишь весной 2006 года.
В Брянской области о предстоящем уничтожении химоружия жители узнали из зарубежной прессы. До информирования рядовых сограждан дело долгое время не доходило, хотя американская военная делегация посетила авиационный химический склад в Почепе еще в 1990 году.
Лишь с 1994 года, незадолго до очередного визита военных из США, власти Брянщины были вынуждены привлечь к обсуждению проблем ликвидации химоружия экологическую общественность. И в конце 1994 года собрание небольшой группы жителей Почепского района приняло скромное обращение к властям («Мы хотим полной информации о нашем безопасном проживании»).Ответа не последовало, если не считать таковым активное неприятие химическим генералом Петровым того, что он назвал «скандалами экологов». Эта активная жизненная позиция безответственного генерала была выражена им 17 января 1995 года в Москве на заседании правительственной комиссии по выбору районов размещения объектов по уничтожению химоружия.
Жители подняли брошенную перчатку — 19 марта 1995 года они собрались на массовый митинг, где представители разных социальных и профессиональных групп района выступили с протестом против попыток решения вопросов уничтожения химоружия за их спиной и за счет их интересов. На этот раз реакция людей, не услышанных центральной властью, была много жестче. И она не прошла незамеченной. Эффект митинга был столь серьезен, что в июне 1995 года законодательная власть Брянской области была вынуждена объявить 15-летний мораторий на работы с химоружием на территории области.
Поскольку предыдущий опыт так и не научил начальство ничему, жители района на митинге, состоявшемся 29 апреля 1997 года, не ограничились протестами, а, наученные горьким опытом, предложили Министерству обороны РФ заключить с ними гражданское соглашение, которое бы определяло взаимные обязательства сторон[25]. Предложения были логичны: жители, несмотря на риск для их здоровья и жизни, разрешали армии «проведение работ по подготовке к вывозу химических боеприпасов в место их уничтожения» при условии, что со своей стороны Минобороны будет предоставлять населению полную информацию о проводимых работах и обязуется учесть нужды жителей в развитии объектов социальной инфраструктуры. Впрочем, ответное действие было предсказуемо — генералитет не ответил на это предложение. Тем самым, Минобороны само предопределило реализацию заключительного положения документа, принятого на том митинге: «В случае игнорирования Министерством обороны любого положения настоящего соглашения жители района оставляют за собой право на осуществление препятствования любым работам на объекте хранения химического оружия, в том числе с привлечением международных организаций».
Впрочем, и на этом дело не кончилось. 21 декабря 1997 года состоялся очередной митинг граждан Почепского района, которые были не удовлетворены складывающимися обстоятельствами подготовки к уничтожению химоружия. И эта озабоченность граждан также не была услышана властями. Так был спровоцирован еще более серьезный протест. 24 апреля 1999 года состоялось собрание граждан шести районов области, наиболее близко расположенных к химскладу. На этот раз жители пошли еще дальше — они выразили недоверие властям страны в области химического разоружения и предложили им вообще вывезти химоружие из области.
Остается добавить, что хотя мораторий в Брянской области был отменен, тем не менее именно в этом регионе даже в условиях иной политической реальности новое поколение химического генералитета действует осмотрительнее, чем в других. И даже не забывает «советоваться» с экологами.
***
Ну а потом настал 1999 год, когда в новой России произошел очередной слом политических эпох.
Среди множества событий того года произошла и совместная пресс-конференция, которую 17 июня 1999 года дали три абсолютно разных человека — председатель комитета по экологии Государственной Думы РФ Тамара Злотникова, отставной руководитель только что упраздненного конвенциального комитета генерал Анатолий Кунцевич и президент Союза «За химическую безопасность» Лев Федоров. При этом все трое солидарно заявили прессе, что власти России не готовы обеспечить безопасность населения, окружающей среды, а также самих ликвидаторов в случае срочного уничтожения запасов химоружия[26].
Обращаясь к реалиям XXI века, отметим, что химоружие было исключено из военной доктрины России, а склады с его запасами — переведены из армии «на гражданку» для уничтожения. И, хотя в наши дни руководят процессом ликвидации отравы формально по-прежнему химические генералы, тем не менее они вынуждены вести себя по отношению к экологической общественности не так спесиво, как раньше. Во всяком случае, они хотя бы на словах иногда рассуждают о необходимости учитывать интересы населения. К сожалению, искусству заботы о людях надобно учиться очень долго.
[1] Митинг чехословацко-советской дружбы. Выступление товарища Горбачева М.С. // Труд. 11 апреля 1987 года.
[2] Горохов А., Сербин А. Гарнизон в степи. Репортаж со строительства предприятия по уничтожению химического оружия // Правда. 18 сентября 1987 года.
[3]Акт экспертной комиссии по экологической экспертизе проекта завода по уничтожению химического оружия в городе Чапаевске. 25 мая 1989 года. С. 7.
[4] Акт правительственной комиссии по оценке экологической безопасности объекта по уничтожению химического оружия. 1989 год.
[5] Постановление ЦК КПСС от 5 сентября 1989 года «О перепрофилировании объекта по уничтожению химического оружия (город Чапаевск Куйбышевской области) в учебно-тренировочный центр по отработке технологии уничтожения химического оружия».
[6] Обращение общественных организаций к президенту России В.В. Путину в связи с неудовлетворительной работой Госкомиссии по химическому разоружению // Ведомости. 17 марта 2004 года.
[7] Moscow is making little progress in disposal of chemical weapons // The New York Times. December 1st, 1993.
[8]Правда. 26 декабря 1992 года.
[9] Постановление Верховного Совета Чувашской Республики от 25 декабря 1992 года «Об уничтожении химического оружия на территории Чувашской Республики» — XIII сессия Верховного Совета Чувашской Республики // Советская Чувашия. 26 декабря 1992 года.
[10] Распоряжение правительства РФ от 5 апреля 1993 года № 533-р о проведении работ по оценке степени загрязнения окружающей среды в районе города Новочебоксарска Чувашской Республики в связи с прошлым производством отравляющих веществ.
[11] Соглашение между правительством РФ и кабинетом министров Чувашской Республики от 27 мая 1996 года «О разграничении полномочий по уничтожению или конверсии объектов по производству химического оружия в акционерном обществе “Химпром” и ликвидации последствий производства химического оружия на территории Чувашской Республики» // Российская газета. 29 июня 1996 года.
[12] Заявление президента Российской Федерации по проблеме уничтожения химического оружия, 20 апреля 1993 года // Берегиня (Нижний Новгород). 1993. № 4.
[13]Итоговые материалы первой общественной конференции экологических активистов России «Социально-экологические аспекты уничтожения химического оружия». Нижний Новгород. 27-28 марта 1993 года.
[14] Федеральный закон РФ от 5 ноября 1997 года № 138-ФЗ «О ратификации Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении» // Российская газета. 11 ноября 1997 года.
[15] Союз «За химическую безопасность», созданный 1993 году, выступает в защиту людей и природы от химической агрессии государства. Союз занят изучением и преодолением экологических последствий разработки и создания запасов химического, ракетного и биологического оружия. Союз занят также преодолением ущерба для людей и окружающей среды от неумеренного использования такой опасной «химии», как пестициды, диоксины, тяжелые металлы, и от других антропогенных загрязнений.
[16] «Осторожно: химическое оружие». Резолюция 5-й Международной экологической общественной конференции «Дни Волги-94» по проблеме химического оружия, 15 октября 1994 года // Чебоксарские новости. 26 ноября 1994 года.
[17] «Концепция уничтожения химического оружия». Принята общественной экологической конференцией «Дни Волги-95». Нижний Новгород. 14 октября 1995 года.
[18] Постановление правительства РФ от 30 декабря 1994 года № 1470 «Об организации работ по созданию объекта по уничтожению запасов отравляющих веществ, хранящихся на территории Саратовской области».
[19] Постановление правительства РФ от 22 марта 1995 года № 289 «Об организации работ по уничтожению запасов люизита, хранящихся на территории Камбарского района Удмуртской республики» // АиФ в Удмуртии. 10 апреля 1995 года.
[20] Указ президента РФ от 24 марта 1995 года № 314 «О подготовке Российской Федерации к выполнению международных обязательств в области химического разоружения». Собрание законодательства РФ. 1995. № 13. Ст. 1128.
[21] См. сн.16.
[22] Постановление правительства РФ от 21 марта 1996 года № 305 «Об утверждении федеральной целевой программы “Уничтожение запасов химического оружия в Российской Федерации”» // Российская газета. 2 апреля 1996 года.
[23] Резолюция конференции «Медицинские и экологические последствия производства, хранения, испытания и ликвидации химического оружия. Защита населения при уничтожении химического оружия». Чебоксары. 9 сентября 1997 года.
[24] См. сн. 19.
[25] Гражданское соглашение. Почепский район Брянской области. 29 апреля 1997 года.
[26] Орестова А. Уничтожать ли химоружие? // Экспресс-хроника. 21 июня 1999 года.