Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2006
Алла Альбертовна Болотова (р. 1974 ) — социолог, научный сотрудник Центра независимых социологических исследований (Санкт-Петербург).
Алла Болотова
Государство, геологи и колонизация природы в СССР[1]
Все в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и мозга.
Максим Горький
В любом обществе природа является предметом интерпретации и переинтерпретации, будучи при этом непреодолимо материальной средой обитания. В советском государстве в сложной картине взаимоотношений общества с природной средой государственная идеология покорения природы соседствовала с попытками освобождения индивидов от контроля власти посредством ухода в «дикую природу». При анализе характерных для советского общества способов взаимодействия с природной средой особый интерес представляет сообщество профессиональных геологов.
Характерна двойственность публичного образа советского геолога — он представлялся одновременно и как покоритель, и как обитатель природных стихий. «Держись, геолог, крепись, геолог, ты ветру и солнцу брат!» — пелось в одной популярной советской песне конца 1950-х годов[2]. Представителю человеческого общества, дающему начало будущим индустриальным центрам, профессионально принадлежащему миру научной рациональности, вдруг приписывается родство с главными символами природного мира — ветром и солнцем.
Примерно в тот же период геолог становится героем публичного дискурса (наряду с космонавтом и летчиком) и превращается в культовую фигуру. При этом покорение природы является одной из основных его функций. Представители этой профессии все чаще появляются в газетных публикациях, фильмах, песнях и книгах, важнейшее место в репрезентации профессионального труда занимает описание борьбы с природой, преодоления трудностей. Полевая жизнь геологов демонстрировалась как ежедневный подвиг покорителей тайги, тундры, гор и рек. И в то же время геолог оставался братом стихий — бродягой и романтиком, близким к природному миру человеком.
В данной статье анализируется история развития геологических изысканий в СССР, на примере которой я показываю, во-первых, государственный способ взгляда на природу и взаимодействия с ней, во-вторых, интерпретации природы и взаимодействие с природной средой полевых геологов — людей, непосредственно реализовывавших проект властей. Иными словами, в фокусе внимания находится социальное производство интерпретаций «природ»[3] в официальном дискурсе и повседневной жизни, а также их практическое воплощение.
Что такое «покорение природы» и как оно осуществлялось на практике в Советском Союзе? Какие существовали альтернативы официальной модели отношения к природе, а точнее — какие повседневные интерпретации природы возникали в сообществе геологов, назначенных официальным дискурсом профессиональными «покорителями природы»? Каким образом материальная среда конституирует социальную? В отличие от государственной — «бессмысленной» природы, унифицированной до богатой природными ресурсами кладовой, картина природы одной из многих социальных групп — геологов, предстает гораздо более многообразной, наполненной событиями, встречами, ценностями и смыслами, в ней есть место медведям и чукчам, зэкам и военным, пейзажам, научным открытиям, голоду и смерти товарищей.
Государство: покорение природы в СССР
По полюсу гордо шагает,
Меняет движение рек,
Высокие горы сдвигает
Советский простой человек.
Из советской песни (1936)
Лозунги о покорении природы были в числе важных идеологем советской власти. В поддержку идей о необходимости полной реконструкции общественного порядка развивалась идея власти над природой человека, призванного покорять и преобразовывать хаотичную и бессмысленную природу, которая рассматривалась как враг, чужой и дикий. В первые годы советской власти риторика борьбы с природой была особенно наполнена революционной романтикой и пафосом. Природу требовалось низвергать, как и все старое, и строить новую окружающую среду, более соответствующую коллективным потребностям советского общества, причем обновление и переделка природы были тесно связаны с формированием «нового (советского) человека». «Человек, изменяя природу, изменяет себя», — провозгласил в 1930-е годы Максим Горький. Борьба СССР с природой осуществлялась как бы в продолжение борьбы с капиталистическим миром и классовой борьбы и должна была способствовать формированию нового типа человека и общества.
В целом, романтизация борьбы с природой более характерна для больших по размеру индустриальных стран, таких как СССР и США. Этот способ восприятия и освоения пространства можно условно назвать колонизацией природы, в отличие от цивилизации природы, осуществлявшейся в Европе на протяжении многих веков.
Геологический штурм: борьба за минеральные ресурсы
Каким же образом осуществлялась колонизация природы в СССР на практике? Рассмотрим способы взаимодействия с природной средой, характерные для советского государства, на примере истории освоения минеральных ресурсов периферийных регионов СССР. Особый интерес представляют северные и восточные окраины страны, поскольку интенсивное индустриальное освоение природных ресурсов этих малонаселенных территорий началось именно в советское время.
Вскоре после объявления программы форсированной индустриализации в конце 1920-х годов властями была поставлена задача разведки минеральных ресурсов для развития тяжелой промышленности. Основной стратегической целью ослабленного длительным периодом Гражданской войны, разрухи и голода Советского государства было желание избавиться от необходимости импортировать полезные ископаемые, которые гипотетически содержала в своих недрах огромная и малоизученная территория страны. Кроме того, экспорт отдельных видов минеральных ресурсов (в первую очередь золота) был одной из важнейших статей дохода страны. Вырученная валюта давала возможность закупать необходимое оборудование и технологии для новых строящихся предприятий. Этими причинами было обусловлено особое внимание советского правительства к развитию геологических изысканий на всем пространстве СССР.
Геологи были в авангарде «освоителей» новых земель — они первыми приходили на место, на котором, в зависимости от результатов их поисков, в дальнейшем мог вырасти новый индустриальный комплекс. Промышленное освоение новых территорий требовало систематизации имеющихся сведений и сбора новой информации. Дореволюционные масштабы геологических изысканий были весьма скромными, причем Сибирь, Дальний Восток и Север страны оставались практически не исследованными в геологическом отношении. Начиная с 1918 года и особенно активно после 1925 года развернулось форсированное геологическое изучение (поиски и разведка полезных ископаемых, геологическая съемка, картирование) территории страны. Снаряжалось большое количество экспедиций, которые помимо решения научных задач были призваны способствовать достижению геополитических целей, выполняя функцию форпостов власти: они олицетворяли претензии государства на конкретную местность и должны были способствовать усилению влияния новой власти на окраинах государства. В некоторые регионы научные экспедиции направлялись для того, чтобы продемонстрировать притязания СССР на спорные территории.
Интенсивность геологического изучения обширного советского пространства можно назвать исключительной. Уже к концу 1950-х годов вся гигантская территория СССР была покрыта геологической съемкой, составлены геологические карты разного масштаба, особо детально обследованы перспективные районы, на многих разведанных месторождениях возникли новые индустриальные центры. За промежуток времени в 40 лет скромная академическая наука стала в Советском Союзе одной из наиболее массовых и востребованных дисциплин.
Рабочая сила
Обеспечить ударные темпы освоения разведанных геологами богатых месторождений полезных ископаемых было нелегко, учитывая географическую удаленность и отсутствие транспортных путей во многих «новых» районах промышленного развития. Тоталитарный режим, прочно установившийся в СССР к 1930-м годам, разработал властные механизмы, позволявшие преодолеть, казалось бы, непреодолимые препятствия — российские бескрайние просторы без дорог, стоявшие на пути к природным богатствам. В качестве основной рабочей силы на начальном этапе индустриализации периферийных регионов страны использовались заключенные. Применяя принудительный труд в массовом порядке, государство пыталось решить проблему организации новых промышленных районов в трудных климатических условиях на малозаселенных территориях.
К началу 1930-х годов НКВД получило практически неограниченные полномочия во многих осваиваемых регионах, как говорилось в официальных документах — «для повышения эффективности колонизации». Начиная с 1929 года[4] в горной промышленности и в геологоразведке (так же как и в других хозяйственных отраслях) труд заключенных и так называемых «спецпереселенцев» использовался в качестве основного трудового ресурса. В 1941 году в системе ГУЛАГа было создано специальное управление лагерей горно-металлургических предприятий (ГУЛГМП).
В принципе, описанный выше геолого-разведочный исследовательский бум также был во многом основан на использовании труда репрессированных геологов — интенсификация геологических изысканий шла параллельно с ужесточением политики по отношению к научному геологическому сообществу и применением широкомасштабных репрессий. Ученые-геологи, попавшие в лагеря горно-геологического профиля, нередко имели возможность применения своих профессиональных навыков. Были организованы специальные лагерные научные бюро — «шарашки», в которых трудились заключенные-ученые (в том числе и геологи). Геологам даже предоставлялась возможность выезжать на полевые работы, поскольку бежать было некуда — роль охраны выполняло бескрайнее пространство тундры или тайги. Расстояние до ближайшего населенного пункта могло составлять многие сотни километров. Таким образом, наука была органично интегрирована в общую систему, основанную на использовании труда заключенных.
Природа в советских газетах: бессмысленная тайга
После смерти Сталина в 1953 году система ГУЛАГа потеряла свою мощь. Большинство основанных в советское время горно-обогатительных комплексов после исчезновения возможности использовать бесплатную рабочую силу столкнулось с серьезными проблемами. Для преодоления трудностей в обеспечении рабочей силой периферийных регионов Советского Союза была развернута мощнейшая пропагандистская кампания, направленная на решение кадровой проблемы.
Призывы к участию в освоении Севера и Дальнего Востока были адресованы в первую очередь молодежи — предполагалось, что молодые люди легче могут решиться на переезд на новое место жительства. Пропаганда, направленная на стимулирование энтузиазма, подкреплялась материальными выгодами, которые молодые специалисты могли получить на новом месте, — высокая зарплата, решение жилищных проблем, престижные должности.
В агитации важное место занимали лозунги о покорении природы, причем произошел сдвиг от революционной риторики, характерной для 1920-х годов, содержавшей призывы к борьбе со стихийной, дикой природой, к преобразовательному пафосу идеи всемогущества человека, способного управлять бессмысленной и хаотичной природой при помощи техники. Рассмотрим подробнее доминирующий способ взгляда на природу на примере газетных публикаций о геологах — героях официального дискурса 1960-х годов. В рассказах об их труде практически всегда идет речь о природе, с которой необходимо было бороться, которую надо было осваивать, покорять. Содержание гегемонного дискурса природы можно рассмотреть на примере анализа трех дискурсивных линий: Бессмысленная пустота, Кладовая с сокровищами, Хранительница богатств.
Бессмысленная пустота. Для того чтобы покорять, нужно лишить объект покорения собственного смысла и ценности. В рамках этой дискурсивной линии природа сама по себе не обладает значением и рациональностью, а обретает целесообразность только благодаря приходу цивилизованного человека и строительству различных объектов, которые придают осмысленность конкретной локальности. Коренные народы, обитающие в таких местах, и иные, помимо человека, биологические виды в соответствии с этой точкой зрения не обладают собственной рациональностью и поэтому подлежат унификации и (или) использованию.
«Всюду темнела однообразная тайга — царство непроходимых болот и мошки. […] Сколько еще пройдет времени, прежде чем люди придут сюда, углубят русла рек и высушат болота, расчистят тайгу, построят дороги, города»[5].
Кладовая с сокровищами.
«Дорога проложена только на карте. А здесь, в тайге, лишь звериные тропы, лишь дикие заросли да болота, да тучи комаров. Надо пройти через все, чтобы найти клад, спрятанный природой за семью замками. И вот идут по тайге первооткрыватели, имя которым — геологи»[6].
Клад, кладовая, сокровище, богатство недр — разнообразные метафоры использует советский газетный язык для описания «природных ресурсов». Геолог добывает сокровища для страны, отвоевывая их у диких зарослей, болот и комаров. И хотя сам он идет без дорог — звериными тропками, следом за ним прокладываются дороги (главный символ освоения территории человеком), строятся города.
Первая и вторая дискурсивные линии представляют собой «единство противоположностей» и связаны неразрывно. Для их объединенного названия можно было бы использовать оксюморон «богатая пустота». То есть природа интерпретируется одновременно как ничто, пустота — «территория», которая не обладает смыслом, поскольку не несет видимых следов человеческой деятельности,и как ресурс (природные ресурсы), скрытое в «недрах» потенциальное богатство.
Хранительница богатств. Несмотря на то что природа обычно рисуется лишенной чувств — как глухая, спящая, молчащая, она все-таки самостоятельный субъект. Она способна прятать и охранять свои сокровища, сопротивляясь людям.
«Высоко и глубоко в самое сердце гор спрятала природа одно из своих сокровищ — молибден. Нелегко добраться до него, еще труднее вырвать из каменных кладовых. Но вот поднялись в горы дерзкие люди. Они проложили дороги среди скал, поставили стены цехов и домов, сорвали замки с кладовых. Крепче самого твердого камня оказался человек. И в награду за упорство отдала природа свое сокровище. Могучей рекой полилась ценная руда»[7].
Но человек (советский человек) гораздо более активный деятель, чем природа. Она — только охраняет, а он — дерзкий — вторгается, побеждает и строит.
Доминирующий способ интерпретации природы в советском публичном дискурсе включал в себя представление о природе как о в целом пассивной бессмысленной материи, не обладающей созидательным началом. Советский человек полностью отделен от мира природы, он стремится избавиться от зависимости и обладает способностью наводить порядок в хаотичной и стихийной, чаще всего — враждебной среде. Природа — это не только механизм, который можно разделить на части, изучить, а затем использовать по собственному усмотрению, в советской интерпретации это еще и враг, которого нужно победить. В борьбе с этим врагом человек и обретает себя — становится сверхчеловеком, управляющим миром.
Геологи, коренные народы и технологический рубеж
В 1950-1960-е годы геологические экспедиции продолжают снаряжаться во все регионы страны. Масштаб геологических работ характеризует тот факт, что к 1950-м годам геологи Советского Союза составляли уже половину геологов всего мира[8]. В этот период произошло важное изменение в характере организации поисковых геологических работ — стали доступны новые технологические возможности, поэтому середину 1950-х годов можно рассматривать как своего рода технологический рубеж. Прежде основным инструментом геолога был молоток, транспортом — лодки, олени, собаки, верблюды или лошади, проводниками — представители местных коренных народов. В 1950-е геологическим партиям стали доступны бурильные установки, геофизические и радиометрические приборы, вертолет превратился в основное транспортное средство, а проводники стали значительно менее востребованы благодаря появлению детальных карт (хотя в некоторых регионах они по-прежнему были необходимы).
Эти перемены не могли не повлиять на коренные народы, проживавшие в местах, перспективных для промышленного освоения. В целом, за годы советской власти так называемые «малые народы» (особенно северные) подверглись огромному давлению. Освоение территорий влекло за собой насильственную коллективизацию, трансформацию системы хозяйствования, отторжение родовых земель государством, русификацию и вытеснение родных языков, отделение детей от родителей при помощи системы интернатского образования[9]. Геологические изыскания в регионах обитания коренных национальностей также внесли свою лепту в общий процесс трансформации уклада жизни этих народов.
До конца 1950-х годов множество экспедиций во всех периферийных регионах давало местным жителям существенный дополнительный источник дохода. Геолог с молотком, который пользовался «живым транспортом» и нанимал проводников из местных, не рассматривался как угроза существованию. Однако с приходом в геологические полевые партии вышеупомянутых технологических возможностей и транспортных средств отношение местных к геологам стало меняться на более настороженное. Основной причиной этого перелома стали накопившиеся следы разрушения природной среды, от которой полностью зависела жизнь коренного населения. В результате массированного вторжения техники оказались нарушенными хрупкие северные экосистемы, пострадали многие территории, на которых традиционно обитали коренные народы. В некоторых случаях это стало причиной конфликта между геологами и местным населением, поскольку люди связывали деградацию своих земель с теми, кто первыми пришел на «их место» и открыл месторождение полезных ископаемых.
К началу 1970-х годов геологическая отрасль еще более разрослась. Еще более выросла численность людей, занятых в геологии[10]. Наряду с централизованной системой Министерства геологии развиваются отраслевые геологические организации в промышленных министерствах, занятых разработками месторождений нефти, угля, черных, цветных, редких и драгоценных металлов, неметаллических полезных ископаемых. Геологические ведомства получили доступ к финансовым ресурсам, которые выделялись в соответствии с планом работ, то есть чем выше были количественные показатели, тем больше денег могла получить организация[11]. Параллельно с развитием прикладной геологии возрастает и значение теоретических разработок, формируются отечественные научные геологические школы.
Геологи: природа в повседневной жизни покорителей
Репрезентации природы, производимые существовавшим порядком, практически ничего не говорят нам о том, как люди взаимодействуют с природой в повседневной жизни. Советские геологи, посланные государством для освоения удаленных регионов и разведки природных ресурсов под лозунгами покорения природы, в весьма незначительной степени разделяли покорительский пафос советского дискурса природы. Они развивали собственные, отличные от государственных, интерпретации и смыслы природы. Рассмотрим некоторые особенности профессии геолога в советском обществе, фокусируя внимание на анализе интерпретаций природы и практик взаимодействия с природной средой в этой профессиональной субкультуре.
Специфика труда геолога в СССР
Согласно официальному советскому дискурсу, геологи — это первопроходцы, первооткрыватели, идущие туда, где «никого и ничего нет». Что значит «никого» и «ничего» и как люди проживали это в своей повседневной жизни?
Характерной чертой работы геологов в Советском Союзе являлось сочетание научного творчества и разного рода физического труда в экспедиционных условиях. Длительные, до восьми месяцев, полевые сезоны были основой профессии геолога в СССР. На характер социальных отношений в профессиональном сообществе также существенное влияние оказывало долговременное нахождение в небольшом замкнутом коллективе в природной среде. Что не могло не способствовать формированию мощной профессиональной субкультуры[12].
Показательное описание труда геолога представлено в воспоминаниях:
«Бывало трудно. Бывало голодно и холодно. Изрядно уставали. Тяжело было месяцами не знать, что делается на свете, что делается дома. Но все это искупалось общением с природой, чудесным сном под шум горной реки, утренним умыванием в студеной воде. А главное — интересными маршрутами, открытиями и находками, ставившими нас перед увлекательными научными задачами и трудно поддающимися решению головоломками»[13].
В этом отрывке довольно концентрированно выражено восприятие собственного труда большинством геологов. Трудности, природа и научные изыскания составляли основное содержание жизни в поле.
В целом, внутри данного профессионального сообщества мы наблюдаем плюралистичную картину идей о природе и практик взаимодействия с природным миром. Гегемонный дискурс природы, несомненно, представлен и на этом уровне, однако он трансформируется и перекрывается другими интерпретациями природы.
Рассмотрим несколько основных способов взгляда на природу, характерных для представителей геологического сообщества. Оговорюсь, что разделение условно, так как в ткани повседневности легко уживаются различные способы интерпретации природы — они тесно взаимосвязаны, соседствуют и перекрываются. Аналитическое разделение необходимо для описания разных срезов повседневного опыта и соответствующих способов взгляда на природу. Каждый из четырех «альтернативных» дискурсов природы, представленных ниже, рассматривается через характерные интерпретации природы и связанные с ними практики.
Природа как научная тайна
В рамках научного взгляда на природный мир природа разделяется на части, анализируется, устанавливаются «законы природы» — взаимосвязи и закономерности между разрозненными наблюдаемыми фактами.
В поле геологи постоянно сталкиваются с трудностями при попытках интерпретации данных, поскольку восстановить общую картину, взаимосвязь между различными горными породами бывает нелегко. Важный термин — это коренное обнажение (видимый выход неперемещенных горных пород на поверхность). Это ключевое звено для установления закономерностей и взаимосвязей, потому что в тех случаях, когда коренных обнажений нет (в болотах, на равнине), выявить геологическую картину возможно только при помощи бурения. Однако в СССР этот метод стал широко использоваться лишь начиная с 1960-х годов, когда укрепилась материальная и технологическая база геологических институтов. До этого бурение было слишком дорогим способом получения геологической информации. Поэтому многие геологи говорят о том, что для того, чтобы стать хорошим геологом, нужно обладать «геологическим воображением» — уметь реконструировать связи между разрозненными и разнесенными в пространстве данными.
Не менее важная категория, относящаяся к этому дискурсу и связывающая его с гегемонным дискурсом природы, — это открытие. Открытие является важной составляющей работы геолога, оно, во-первых, — вершина научного труда (понять природные закономерности и открыть что-то новое), во-вторых, именно его требует от геолога государство — открыть месторождение, показать, где находится «ресурс». Как следствие, совершение открытия влечет за собой многочисленные статусные и материальные поощрения, которыми в СССР наделялся каждый первооткрыватель. В результате в советской геологии известно немало почти детективных историй, когда открытия замалчивались, присваивались другими, люди подвергались преследованиям и репрессиям.
Природа как среда обитания
Природа в данном случае — это проживаемое пространство, материальная среда повседневной жизни, причем из-за того, что главное содержание повседневности геолога в полевой период — это работа, весь распорядок жизни подчинен выполнению конкретного задания. В рамках данного, повседневного взгляда природа уже не дробится на части, а предстает как единый живой организм, причем не пассивный, а действующий. Природа задает ритм работы, который в полевых условиях в значительной степени зависит от погоды. Характеристики повседневной жизни геолога в поле — специфический быт и набор практик, значительно отличающиеся от «городской» жизни.
Рассмотрим далее особенности экспедиционного быта геологов советского времени в рамках таких категорий, как встречи, локальное знание, быт, трудности, поместив, таким образом, практики взаимодействия с природным миром в контекст повседневной жизни геологов.
Встречи. Взаимодействие геологов с разными акторами природного и социального миров в полевых условиях происходило постоянно. Еще во время организационного периода перед экспедицией осуществлялось множество контактов с местными жителями и властями. Непосредственно во время производства полевых работ происходили встречи со следующими локальными акторами: местными жителями, заключенными, работниками НКВД, другими геологами, туристами, бродягами и, конечно, животными.
Локальное знание. Взаимодействие с местными для геологической экспедиции имело очень большое значение. Местные жители обладали важным локальным капиталом — знанием местности, поэтому их часто нанимали проводниками в геологические экспедиции. Кроме того, они могли наниматься в качестве сопровождающих для транспорта, поскольку умели с ним обращаться. Геологи находились не только на границе природное / социальное, но и на границе свой / чужой. Они могли даже приезжать много лет подряд в одно и то же место, заводить друзей, знать местность. Но чаще всего экспедиции или экспедиционные периоды заканчивались и геологи уезжали насовсем. Для местных геологи являлись представителями государственной власти, при этом они обладали важным ресурсом — деньгами, которые можно было получить в обмен на те или иные услуги.
Быт. Организация быта в полевых условиях была непростым делом. Практически каждодневные перемещения и смены стоянок влекли за собой необходимость мобильной организации повседневности. Если учесть, что полевой сезон длился как минимум с мая по октябрь, то это были непростые бытовые условия. Отказ от «лишних вещей» был обусловлен невозможностью перемещаться с места на место с тяжелым грузом. С собой приходилось носить только продукты и приборы. Многие геологи практиковали охоту и рыбалку, поскольку это вносило разнообразие в относительно скудное меню (в послевоенные годы, например, геологические партии очень плохо обеспечивались продуктами. Вся надежда была на «самопрокорм» — охоту и рыбалку). Кроме того, продукты, добытые в лесу, не нужно было носить на себе с места на место.
Жизнь в небольшом коллективе приводила к близким дружеским отношениям в группе. Характерно, что в моих материалах практически нет историй про конфликты — либо про них не рассказывают, либо их забывают, либо их не было. Искренность, особые отношения людей в полевых экспедициях — об этом вспоминают многие геологи. Особый интерес представляет анализ гендерного измерения взаимоотношений в среде геологов, но здесь я не буду останавливаться на этом вопросе.
Трудности. В воспоминаниях и рассказах геологов, их труд — это постоянное преодоление трудностей. Власть местных условий и погода, транспорт, комары и мошка, голод — таков их неполный список.
Приведу лишь один пример описания трудностей из интервью, в котором рассказывается об экспедиции, использовавшей в качестве транспортных средств лошадей. «Лошади были перегружены, не могли идти, падали. Нам приходилось помогать им подниматься. Комары, мошка заедали и нас, и их. Часто делали остановки. Боже, как они мучались! Мучались и мы» (м., 61).Много историй в рассказах геологов о том, как за ними забыли (или не смогли) прислать транспорт в конце полевого сезона. Мучительное ожидание, вынужденное безделье, постепенно кончаются продукты и неясно — когда закончится это ожидание и есть ли надежда на спасение. Практически у каждого геолога был опыт голода в экстремальных условиях той или иной степени тяжести — это постоянный сюжет как интервью, так и воспоминаний. Суровая природа в этих случаях описывается как беспощадная и равнодушная к умирающим от голода людям.
Природа как визуальная гармония
Этот дискурс предполагает наличие наблюдателя, созерцающего визуальную гармонию местности. Природа интерпретируется как прекрасный и гармоничный мир. Характер действия в данном случае — пассивное созерцание, любование. Обычно это взгляд «сверху вниз» — с вершины, с которой открывается панорама местности. Геологи очень часто рассказывают о том, как они любовались прекрасными пейзажами с вершины горы, путь на которую был долог и труден. Красота природы служит в таких случаях как бы компенсацией трудностей и затраченных усилий, является наградой утомленному работой и нелегким переходом геологу.
«Изумрудное море, зеленые сопки, морские террасы на разных уровнях в бухтах, прекрасные обнажения триасовых конгломератов, песчаников с ячеистым выветриванием производили незабываемое впечатление […]. Берег бухты, протянувшийся на несколько километров, окаймлен прекрасными обнажениями белых двуслюдяных гранитов. На побережье изумительный белый пляж и красивое лагунное озеро. А вода в бухте — прозрачная зеленовато-синяя! Здесь были только мы и чайки. У западного берега тянулась абразионная терраса, вышедшая из-под уровня моря в результате его отступления, регрессии»[14].
В советское время созерцание природных красот, открывающихся геологам в экспедициях, привлекало для работы в них разного рода творческих людей. Художники и писатели нанимались рабочими в партии, получая, таким образом, возможность попутешествовать, попасть в малообжитые районы страны. С другой стороны, внутри самого сообщества геологов также сложились мощные традиции литературного и песенного творчества. В частности, оно стало одной из порождающих сред бардовской (авторской) песни, одного из наиболее заметных явлений культурной жизни СССР 1960-1970-х. Один из известных бардов советской эпохи, Юрий Кукин, проработавший несколько полевых сезонов в геологической экспедиции, в своей песне «За туманом» поэтически представил характерные мотивы выбора профессии геолога: «Люди сосланы делами, люди едут за деньгами, / Убегают от обиды, от тоски, / А я еду, а я еду за мечтами, / За туманом и за запахом тайги. / А я еду, а я еду за мечтами, / За туманом и за запахом тайги»[15].
Природа как свобода
Еще одна интерпретация природы сформировалась в Советском Союзе вследствие длительного господства авторитарного режима. Долговременное подавление свобод граждан, отсутствие публичного пространства для критики властей, попытки тотального контроля системы над частной жизнью граждан привели к тому, что именно в природной среде люди стремились найти пространство, свободное от всеобъемлющего контроля государства.
Этот дискурс связывает природную среду и возможность выхода из-под тотального контроля системы. В интервью и воспоминаниях геологи акцентируют два момента: 1) отсутствие в поле слежки: у костра никто не подслушивал, там не было «жучков» и все были искренними; 2) отсутствие начальников: у костра все были равны и ели из одного котла. Костер символически выступает средством социального уравнивания и служит символом доверия и искренности. Из интервью: «Зато мы сами себе были хозяева, это полная свобода. Никакое начальство над душой не стоит, ты в маршруте один или с рабочим» (м., 63).
Имплицитный, неявный протест против системы получил название «внутренней эмиграции». Индивид выходил из-под контроля государства в том числе и при помощи пространственного дистанцирования от властных органов. Но кроме освобождения от контроля, погружение в природу и жизнь в небольшом коллективе приносили геологам ощущение свободы от «ненастоящего» — города, мещанства, пошлости. Природа служила местом проверки — себя и других, для многих геологов поиск идентичности был поиском подлинности, искренности в отношениях, настоящей дружбы.
Государство, геологи и природа
Суммирую описанные выше представления о природе и способы взаимодействия с ней через образ тайги. Для многих геологов слово «тайга» является ключевым. Тайга определяет жизненный порядок, в тайге — свои «таежные законы» — поведения, дружбы, гостеприимства. Повседневные практики и ритуалы взаимодействия определяются тайгой. Тайга объединяет разные социальные среды и в некотором смысле уравнивает их. Она показывает, что и зэк, и геолог, и местный начальник НКВД, и секретарь райкома, и турист, и медведь — все живут в тайге, которая сама себе и всем — закон и сущность жизни. Образ Обитаемой Тайги включает в себя множество живых существ, артефактов и сети взаимоотношений, пересечения путей-дорог, встречи, которые всегда и желанны, и опасны.
Различным интерпретациям пространства соответствуют и различные виды активности. С одной стороны — деятельность структур власти по воплощению в жизнь схем управления и контроля, по распространению поддерживающих эти схемы идеологий, с другой — практики повседневной жизни, реальность микромира и локальных взаимодействий, в рамках которых производятся другие смыслы пространства. Проживая свои жизни, индивиды и сообщества соучаствуют в производстве социального порядка, изобретая тысячи микроскопических способов построения жизненного мира внутри доминирующей социальной системы. Людям, участвовавшим в экспедициях, официальный дискурс приписывал «покорение природы», для них же гораздо важнее было общение с природой, научные открытия, освобождение от контроля государства и поиск искренних дружеских отношений.
При этом научное знание, производимое советскими геологами в трудных полевых условиях, стало одной из центральных движущих сил колонизации внутренней территории СССР. Влюбленные в природу ученые, удовлетворяющие свои научные интересы, способствовали становлению советской индустрии и укреплению государственной мощи, даже в тех случаях, когда им приходилось работать под надзором НКВД. Репрессивный режим, полностью изменивший систему производства научного знания в России, эффективно использовал науку и ее служителей для реализации военных и политических целей. Долговременное отсутствие пространства для критической общественной рефлексии привело к деформированию и искажению функции науки в СССР. В частности, современные геологи очень тяжело переживают разрушение гигантской структуры геологической службы, но редко рефлексируют по поводу своего вклада в трансформацию природной среды.
Государственная идеология, органичной частью которой были идеи борьбы с природой, породила широкое распространение технократического мышления. Способ восприятия пространства, характерный для доминирующих в конкретный исторический период социальных групп, определял будущее той или иной местности и людей, в ней проживающих. Носителям иных взглядов на пространство оставалось (и остается) лишь приспосабливаться и изобретать свои повседневные тактики сопротивления и способы реализации внутренних интересов, которые, во многом являясь реакцией на политику государства, обладали (и обладают) собственной позитивной и неустранимой силой.