Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2006
Интерес к молодым соотечественникам, неожиданно вспыхнувший и столь же быстро потухший за последний год, помимо самых разнообразных дискуссий о месте, роли и возможностях молодежи в политической жизни современной России, весьма ярко высветил как наиболее актуальные проблемы и «болезни роста», присущие феномену молодежной гражданской активности, так и его восприятие обществом в целом.
Начнем с того, что сам предмет (претендующий на то, чтобы стать полноправным политическим субъектом) не поддается сколько-нибудь точному и строгому описанию: как в силу полной неопределенности задаваемого понятия, так и по причине отсутствия практической применимости полученного результата. «Молодежь» — в значительной степени интуитивное социальное понятие, определяемое тем не менее в различных государственных программах преимущественно с позиции демографических показателей.
Мы предлагаем вести разговор о тех общественных молодежных организациях, которые либо созданы и поддерживаются молодыми людьми[1], либо функционируют для решения каких-либо специальных задач молодежной аудитории. Деятельность подобных институций во многом повторяет траекторию развития сектора общественных организаций в целом. Заметим, что в данном случае конкретное направление деятельности молодежной организации не является принципиальным: специфика ее работы проявляется не столько в следовании общему тренду, сколько в особенностях его устройства.
В качестве примера можно привести тот факт, что различные исследования структуры молодежных программ в России и в развитых странах неизбежно наталкиваются на методологические проблемы, связанные с возможностью сравнения. Выясняется, что, например, в Англии или США молодежные организации как объединения «молодых» людей — вещь на самом деле довольно необычная. То есть таких организаций там много больше, чем в России или же в ставшей лидером по молодежной активности Украине. Просто базовым принципом и причиной их возникновения и деятельности является не объединение молодежи как таковой, а потребность в решении вполне узкой задачи — реализации определенных групповых интересов. В этом смысле молодежная организация ничем не отличается от «взрослой», и если последняя способна подобный интерес реализовать, то и отдельная «молодежная» организация, как правило, не возникает.
Принцип заинтересованности и соразмерной ответственности приводит к довольно четкому разграничению социальных функций, а организация или группа, возникшая на основе реального и четко очерченного интереса, способна оказывать действенное влияние на принятие решений, в том числе политических. Классическим примером является студенческое самоуправление в американских университетах, представляющее собой не продолжение «социального отдела» вуза, но вполне самостоятельную силу, способную помимо прочего оказывать весьма существенное влияние на муниципальные выборы (выступая от лица как минимум нескольких тысяч студентов) — недостижимая мечта российских активистов.
Таким образом, все многообразие российских молодежных политических партий, парламентов, клубов и других типов организаций (в ситуации, когда они не созданы «сверху» в качестве функционального придатка или же для канализации отрицательных настроений) говорит, прежде всего, о неразвитости «взрослых» социальных и политических институтов и их неспособности решать проблемы вполне определенной социально-демографической группы. В этом смысле какая-либо молодежная партия, соответствующая указанному выше критерию, является таковой исключительно по причине наличия в ее составе людей младше определенного возраста и представляет по своей сути конкурирующую структуру, к которой больше подходит определение не «молодежная», а «новая».
Именно в этом пограничном состоянии между функциональной «взрослостью» и внешне очевидной «юностью» выражается проблема роста современных российских молодежных организаций. Фактически пытаясь решать вполне «серьезные» проблемы, они разобщены (часто просто не видят друг друга), неустойчивы, малочисленны и не способны к выработке единых принципов (стандартов) деятельности, например распознавания «своих» и «чужих». Отсутствие профессионального языка, развитой политической риторики и системы аргументации приводит к тому, что в «информативную» речь проникают излишне эмоциональный и не слишком содержательный сленг, кажущиеся уместными заимствования из той среды, в которой активист самореализуется в повседневной жизни: от «взрослой» политической партии до сетевого ресурса www.udaff.com, давшего миру незабвенный новояз настоящих «падонков». Зачастую не очень убедительными, если не наивно-романтичными, выглядят и аргументы, на которых строятся гражданские позиции и персональные мотивации участников молодежных движений.
Вообще же подобный «инфантилизм» имеет достаточно глубокие корни. Важной и весьма специфической чертой развития молодежных организаций за последние 15 лет стало удаление идеологического и социального стержня, существовавшего в советское время. Во времена СССР государственная молодежная политика (по большому счету в отсутствие каких-либо явных институциональных конкурентов) была подчинена вполне объективной логике упорядочивания, классификации и совершенствования «потока» человеческого капитала, «входящего» в социальную систему. Следует заметить, что выходцы из этой системы были достаточно конкурентоспособны сами по себе — в качестве примера можно привести то обстоятельство, что современные российские элиты, в первую очередь деловая и бюрократическая, в значительной степени состоят из вполне успешных выходцев из еще той системы.
Развал этой конструкции, сначала идеологический, а потом и фактический, поставил как уже существовавшие молодежные организации, так и вновь возникающие перед жесткой необходимостью самостоятельного привлечения заинтересованной аудитории. Эта ситуация, вполне закономерная для либеральных, не имеющих жестко закрепленной социальной иерархии обществ, для нашей страны стала серьезным вызовом. Равно как и промышленные предприятия, будучи вынуждены оперативно приспосабливаться к абсолютно новой для себя ситуации и проходя через череду банкротств, достигали некоего уровня эффективности и адекватности ситуации, молодежные организации постепенно занимали определенную социальную нишу через внутренние изменения и реконструирование собственной деятельности.
Оторванные от единой социальной направляющей, они вынуждены не просто автономно существовать в достаточно агрессивном, конкурентном, если не сказать неблагоприятном, окружении, но и выявлять или создавать потребность в собственной деятельности. При этом очень характерно то обстоятельство, что современная государственная молодежная политика в значительной степени апеллирует к достижению явно декларативных принципов и уделяет значительно меньшее внимание решению конкретных (пусть даже и более узких) задач.
Можно предположить, что в общественном сознании закреплена определенная модель восприятия роли и места молодежных организаций. В таком случае следует признать, что в значительной степени она отражает стереотипы и стиль жизни советского социума — псевдопатерналистского по сути[2] и жестко иерархичного по форме. Однако ситуации, в которой гражданин изначально рассматривался бы как член некоей коллективной общности со своей системой вертикальной мобильности — в нашем случае от октябрят и далее по известным ступеням, сначала в большей степени игровым, но тем не менее служащим вполне конкретной задаче, — сегодня не существует. Отсутствие единой модели социального продвижения, свобода выбора путей развития (пусть формальная и только декларируемая), безусловно, являются преимуществами современного образа жизни, однако столь же безусловно требуют иных подходов в работе молодежных организаций, в продвижении результатов своей деятельности.
В таком случае социальную роль молодежных организаций (равно как и иных нишевых структур) можно определить по двум типам получаемых результатов: направленным «вовнутрь» организации или конкретной целевой аудитории и «вовне» — на общество в целом. Полноценная молодежная организация не является игровой мини-копией «настоящей», она должна быть особой, обладающей уникальным (в силу как социальных, так и демографических факторов) ресурсом, институцией, способной решать определенные типы задач с максимально возможной эффективностью.
В России такой опыт распространен весьма нешироко, скорее можно говорить о формировании новой модели взаимоотношений между молодежными инициативами и обществом. В ее рамках происходит определение дальнейшего пути развития: «стихийного», основанного на самоопределении самих участников сектора, и «директивного», опирающегося на сформулированный в той или иной форме социальный заказ — своеобразную социальную монополию «покупателя». Во многом выбор будет зависеть от того, насколько успешно молодежные организации смогут решить две системные проблемы, связанные с крайней атомизированностью сектора и отчасти следующими из нее недостаточной скоординированностью и преемственностью деятельности.
В значительной степени это обусловлено общим эволюционным развитием сектора — внезапным (по крайней мере, с организационной точки зрения) разрушением жесткой вертикальной структуры, «заточенной» под вполне конкретную задачу, и предоставлением достаточно широкого окна возможностей для различных инициатив. В такой ситуации условной свободы многие организации действительно стали развиваться, открывая совершенно новые для себя направления деятельности. Однако столь специфический кумулятивный эффект оказался недостаточным для упорядочивания сектора. Большинство организаций — особенно если речь идет не о правопреемниках, а о вновь созданных организациях — существуют в собственном микромире, зачастую совершенно искренне не подозревая о факте существования потенциальных партнеров и «клиентов».
Основная причина такой дробности и закрытости заключается в малом влиянии, которое такие организации могут оказывать. Требуемый эффект масштаба, позволяющий заявить о своих намерениях и добиться их реализации, как правило, недостижим. Скудость ресурсной базы еще более усугубляет ситуацию, делая маловероятным возникновение кумулятивного эффекта и дополнительной мотивации участников. Данная проблема, будучи в значительной степени системной, возможно, требует экспертной и информационной помощи со стороны других общественных организаций, сетей и партнерских коалиций, что позволило бы запустить процессы взаимодействия, повысить статус и устойчивость молодежных организаций.
Чтобы хотя бы отчасти разобраться в устремлениях молодых активистов, деятельности молодежных (политических) организаций и горизонте открывающихся возможностей, редакция сформулировала ряд вопросов к людям, непосредственно вовлеченным в подобную деятельность. Авторам было предложено ответить на каждый вопрос отдельно или же взять их список за основу для изложения своей точки зрения.
1.Как можно охарактеризовать современное состояние политически и социально активной молодежи в России? Что собой сегодня представляет «молодежная политика» и каким образом активность государства в этой сфере влияет на активность молодежи?
2.Насколько представительны нынешние молодежные организации (и, в частности, ваша) по отношению к российской молодежи в целом? Как, почему и зачем в вашу организацию приходят новые члены?
3.Какие вопросы находятся в фокусе внимания молодых активистов и насколько стабильны их предпочтения? В какой мере молодые политические активисты самостоятельны в определении актуальной повестки дня, как они выбирают приоритеты своей деятельности? Какими способами они могут озвучивать собственную точку зрения в публичном пространстве, насколько слышим «голос молодежи» в современной политической жизни России?
4.В чем суть изменений в молодежном движении и государственной молодежной политике, произошедших с конца 2004 года? Некоторые говорят о прямой связи между активностью российских молодежных организаций и украинскими событиями, другие считают активизацию протестного молодежного движения естественной реакцией на ситуацию в России. Каково реальное значение данных процессов?
5.Как вы видите свою роль в политической жизни России? Точнее: в чем будет заключаться ваше участие в принятии политических решений или влияние на принимающих эти решения в случае, если вам будет предоставлена возможность такого участия? Как вы собираетесь добиться такой возможности? Считаете ли вы себя и членов своей организации достаточно опытными и осведомленными, чтобы стать ответственными политическими деятелями?
6.Каковы наиболее вероятные пути дальнейшего развития социально-политических молодежных организаций и политики в этой области? Какие институции будут, по вашему мнению, наиболее активны в ближайшее время?
7.Представители молодежных движений, принявших участие в смене политического режима в Югославии, Грузии и Украине, впоследствии оказались на обочине политической жизни. Готовы ли вы повторить их путь и, если нет, как вы собираетесь избежать этого?
[НЗ]
[1] Вероятно, здесь более уместна именно социальная демаркация по роду деятельности — учебе в среднем, высшем, специальном учебном заведении, работе в качестве стажера и так далее.
[2] Более подробно об этом см. статьи Елены Богдановой и Льва Левинсона в журнале «Неприкосновенный запас» (2005. № 1(39)). www.nz-online.ru.