Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 2, 2005
Современная гуманитарная экономика оперирует понятиями, еще недавно казавшимися совершенно ей неприсущими. От оценки рисков веры — доверия уже начинаешь уставать. Никого не удивляет и такая фраза: “инвестиции в переводе с экономического на человеческий язык означают надежду”. Или, например, такое рассуждение: как только началось дело “ЮКОСа”, инвестиционный климат в стране настолько испортился, что надежда на российское экономическое чудо исчезла. Кстати, “экономическое чудо” — это тоже термин. Спор идет о том, чудо — это более 7% или более 10% устойчивого ежегодного роста ВВП?
Не избежала пристального экономического взгляда и главная богословская добродетель — любовь. Правда, экономической оценке подвергается не сама любовь — уж больно расплывчатое и синтетическое понятие, — но ее отсутствие. Считают цену зависти или ненависти. Успешно считают, очень впечатляюще. Российский обыватель готов, например, перебиваться с хлеба на квас, лишь бы засадить в кутузку очередного “олигарха”. Становится понятно, что никакой Ленин не соблазнил малых сих. Малые уж больно недобрые. И даже можно посчитать их недоброту. Хоть в рублях, хоть в долларах. Или евро. По курсу.
А вот с памятью дело обстоит не так. Тоже вроде гуманитарное понятие, которое так и просится на операционный стол под экономический скальпель. Но что-то не получается.
Например, станем рассматривать память как исторический опыт. Помогает ли этот опыт при принятии экономических решений? Одно время в экономике была модной теория рациональных ожиданий. Она проста как огурец. Предположим Центральный банк снизил ставки рефинансирования. Деньги подешевели. В таком случае, ясное дело, будет инфляция. Рабочие сразу требуют повысить им зарплату, а предприятия повышают цену на свою продукцию. Все это происходит, и больше ничего. С какой радости надо было снижать ставку рефинансирования? А в расчете на дураков. Руководство ЦБ думало: выпустим побольше денег, их с удовольствием возьмут и начнут больше строить, больше производить за ту же цену и на ту же зарплату. Нашел дураков! Сторонники теории рациональных ожиданий даже не считают людей уж очень умными. Скорее они исходят из того, что опыт — ум дураков. Ведь это все уже было тысячу раз!
Ан, нет! Не правы сторонники теории рациональных ожиданий. А ЦБ прав. Люди не только не способны понять простую экономическую арифметику. Они не способны воспользоваться собственным весьма недавним опытом.
На этом феномене основана возможность государственного регулирования в экономике. Удешевляя или, наоборот, удорожая деньги, снижая или повышая налоги, финансовые власти влияют на инфляцию и занятость. Если бы сторонники теории рациональных ожиданий были правы, то это было бы просто невозможно. Противники теории рациональных ожиданий очень скептически относятся к тому, что человек владеет историческим опытом и способен опираться на него при принятии решений.
Но так ли это? Может быть, хватит ругаться и говорить о непроходимой тупости народа? Может быть, дело обстоит совсем не так и мы, наоборот, недооцениваем память?
Прежде всего, вызывает сомнение сам термин “рациональность”. Вернемся к нашему примеру. ЦБ снизил ставки рефинансирования. Казалось бы, стоит потребовать повышения зарплаты, но мы этого не делаем. Тогда инвесторы начинают вкладывать “лишние” деньги в производство, в строительство, в науку. Наши доходы не растут, но вокруг появляется много новых товаров, расширяется наш выбор, наши возможности. Теперь мы начинаем требовать повысить зарплату. У одних нервы не выдерживают раньше, у других позже. Я не уверен, что это менее рациональное поведение.
Может быть, люди так умны, что понимают — действовать согласно теории рациональных ожиданий вовсе не рационально? Может быть, память, исторический опыт влияют на экономическое поведение человека очень сильно, но сам выбор осуществляется по другим критериям, чем это представляют себе и сторонники, и противники теории рациональных отношений?
В конце концов, теория рациональных ожиданий подразумевает, что самое рациональное поведение — это поддержание status quo. Действительно, если, прочитав в газете о решении Федеральной резервной систем, европейского и российского ЦБ о снижении ставок рефинансирования, тут же помчаться в свой профсоюз и начать судорожно мобилизовать коллег на забастовку, это будет означать, что я ничего не хочу приобрести и ничего не хочу потерять. Если же я вспомню, что такие действия ранее привели к росту экономики, появлению новых рабочих мест и новых товаров, то не рациональнее ли мне подождать. Конечно, до определенного предела. Посмотреть, приглядеться.
Если я вижу, что “лишние” деньги идут на военные авантюры, съедаются, не давая никакого развития, то инфляция неизбежна. Если я вижу, что это повторяется раз за разом, то любые попытки “подстегнуть” экономику со стороны госорганов окончатся провалом. Если же опыт подсказывает мне, что кое-что получается, то я запасусь терпением и буду следить за происходящим с доверчивым вниманием. И не важно, будут ли финансовые власти действовать дискретно, как прописано в кейнсианских рецептах, или же постепенно, согласно “правилам игры” монетаристов.
Мне кажется, что действия финансовых властей в области денежно-кредитной политики — это приглашение к танцу. Приглашают нас. А мы, как девушка, оцениваем кавалера и то ли даем повести себя в танце, то ли отказываем. Нарвавшись на грубость и обман, мы в следующий раз призадумаемся над нашим решением. Мы, конечно, очень хотим потанцевать, но не с каждым же рылом!
Оба решения — и экономическое поведение по принципу “хуже бы не было”, и “давай попробуем” — рациональные решения. Они зависят от азартности народа, от степени его доверия правительству, но и азарт, и доверие основываются на памяти.
Доверие редко сваливается с неба. Как правило, оно следствие памяти. Память вызывает ожидания. Ожидания диктуют рациональность. Сегодня в России народные ожидания очень пессимистичны. Любые действия — даже повышение зарплат людям, занятым в бюджетной сфере, — вызывают озабоченность. Все уверены, что их хотят обмануть. Прогноз оказывается действенным экономическим фактором. Сами экономические ожидания сводят на нет все попытки подстегнуть развитие. Выбирается рациональность, полностью соответствующая теории рациональных ожиданий. Никакого развития не происходит — инвестировать народ не желает.
Каждый народ имеет опыт внезапной влюбленности. Девушка бросается навстречу приглянувшемуся кавалеру. Брошенная и оскорбленная, она может найти в конце концов достойного партнера и превратиться в прекрасную женщину. Но что вы хотите от России, которая столько раз с энтузиазмом бросалась в объятия смазливым правительствам и каждый раз оказывалась после вечеринки в канаве?
Народ не может поставить на себе крест. Пусть ожидания беспросветны. Пусть настоящее неприглядно. Тогда память начинает создавать приемлемое прошлое. Девушка вспоминает прошлых кавалеров. Она начинает их мифологизировать. Это ужасно. Это значит, что девушка уже не верит в счастливый исход своих поисков. Ложная память способна поддерживать убогий уют. Однако, когда нужно принимать экономическое решение, память используется только самая что ни есть правдивая. Не инвестируют. О великой супердержаве России говорят. Но в нее не инвестируют.