Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 4, 2002
ПРОШЛОЕ
Территория нынешнего Гонконга — это искусственно созданный британцами анклав в южнокитайской провинции Гуандун. До этого времени там существовало несколько неприметных деревень, ничем не отличавшихся от соседних, где жили рыбаки и крестьяне, выращивающие рис. Издревле на этой земле проживали вьеты и тайцы. Археологические исследования этой территории показывают ее полную идентичность с другими районами Юго-Восточной Азии и принадлежность к Донгшонской цивилизации, имевшей свой центр в Северном Вьетнаме. Достаточно долго китайцы не имели к этим местам совершенно никакого отношения, пока, наконец, в конце III века до н.э. первый император Китая Цинь Ши-хуан не покорил Гуандун и Северный Вьетнам. На протяжении многих столетий Гуандун то становился центром различных вьетских государств, то снова завоевывался китайцами. С XI века Гуандун входил в южнокитайское государство династии Южная Сун, пока в XIII веке не был завоеван монголами — причем последний император бежал на территорию нынешнего Гонконга. Так началась жизнь Гуандуна в составе единого Китая.
Китайцы начали заселять эту территорию, а их культура оказывала все большее влияние на местное население, как, впрочем, и на культуру Кореи, Японии, Вьетнама. Правда, уровень синизации здесь был несколько выше, чем на территориях, не входивших в состав Китайской империи. Это отразилось, например, в языке. Китайский язык был принят как официальный в средневековом Вьетнаме и в Корее до начала XX века. Его лексика была отчасти заимствована японским, корейским и вьетнамским. В Гуандуне сформировался свой кантонский язык, с тайскими корнями и собственными лексико-грамматическими особенностями, сохранивший свою тональную систему, но подвергшийся массированному влиянию китайского языка в области лексики и грамматики. Кантонский использует китайские иероглифы (в их традиционном, а не принятом сейчас в Китае упрощенном написании). Так же как в средневековой Японии, в Корее до начала XX и во Вьетнаме вплоть до XIX века официальные тексты, литература “высокого стиля” пишутся по-китайски, при этом читаясь по-кантонски. Бытовые надписи, литература “низкого стиля” пишутся на кантонском. Для удобства записи, так же как и во Вьетнаме, был создан ряд собственных иероглифов. Внутри кантонского языка существует несколько диалектов, важнейшим из которых стал в настоящее время диалект Гонконга, что вызвано особым развитием этой территории.
Самостоятельная роль устья реки Жемчужной, где находится Гонконг, начинается в первой половине XVI века, когда на эту территорию начали проникать португальцы; в 1553 году они получили разрешение обосноваться на полуострове А-ма, который стал называться Макао. Макао оставался португальским владением до 31 декабря 1999 года, за это время здесь сформировалась особая уникальная макаоская культура, ставшая синтезом кантонско-китайской и португальской, а в какой-то степени и португало-африканской. В 1840 году Великобритания начала войну с тогдашней династией Цин за право продажи опиума в Китае. Во время войны, в 1841 году, Великобритания захватила остров Гонконг, который по мирному договору 1842 года стал британской колонией. После Второй Опиумной войны (1856—1860) и японо-китайской войны (1894—1895) Великобритания расширила свои владения. В 1898 году она получила так называемые “Новые территории” в аренду на 99 лет (срок аренды истек в конце июня 1997). Территория Гонконга увеличилась практически в 10 раз.
Сейчас эта территория состоит из полуострова Коулун и более 260 островов, население — почти 7 миллионов человек. От Китая Гонконг отделяет лишь небольшая речка, которая никогда не была непреодолимым пределом. В отличие от Маньчжурской (Цинской) империи, жившей по своим сословным правилам и средневековым традициям, безжалостно подавляя любое стремление к обновлению или просто несоблюдение этических норм, Гонконг с самого начала подчинялся британскому праву. В 1865 году британцы установили равенство для всех жителей колонии и их подсудность британским законам. Когда в Китае началось движение за национальное освобождение и цинское правительство обрушило репрессии на революционеров и прогрессивных мыслителей, то демократический Гонконг дал им приют. В числе тысяч устремившихся в начале XX века в Гонконг был и будущий вождь китайской революции 1911—1912 годов Сунь Ятсен, сам выходец из Гуандуна, изучавший в Гонконге медицину.
После Синьхайской революции 1911—1912 годов в Китае наступает период смуты: военные клики разных провинций соперничают друг с другом, в вооруженной борьбе их побеждает националистическое правительство партии Гоминьдан, воюющее также и с коммунистическими повстанцами, одним из вождей которых был Мао Цзэдун. Затем вторжения японцев, в 1931 году захвативших Маньчжурию. Все это время Гонконг был островом стабильности. Тем не менее финансовым и научным центром для Китая становится не он, а более крупный многонациональный Шанхай, находящийся в географическом центре Китая. В 1937—1939 годы потрясения в Китае неожиданно захлестывают и Гонконг. Японская армия, продолжая завоевание Китая, захватывает Нанкин и Шанхай, не обращая внимания на иностранные концессии в последнем. Погибают не только солдаты, но и мирное население. Одновременно идет гражданская война националистов с коммунистами. В это время из Китая в Гонконг за два года эмигрировало 750 тысяч человек. Наконец, начинают перемещаться и капиталы из Шанхая. По мнению ряда гонконгцев, именно они и составили основу экономического могущества Гонконга. В конце 1941 года Гонконг был захвачен японской императорской армией и более трех лет находился в оккупации. В это время часть населения была перевезена японцами из Гонконга в Китай из-за нехватки продовольствия. К 1946 году в Гонконге жило 1,8 миллиона человек. После установления Китайской Народной республики в 1949 году, в годы Культурной революции (1965—1968) в Гонконг через реку Сам Чжан Хо устремились беженцы. Британская пограничная служба ловила их и отправляла обратно. Тем не менее тысячам из них удавалось остаться в Гонконге. Китай также стал источником экономического роста Гонконга. Коммунистический Китай находился в международной изоляции, особенно после его разрыва с СССР в 1960 году, а Гонконг был портом, занимавшимся посреднической торговлей Китая с иностранными государствами, — фактически, единственным “окном” Китая во внешний мир.
НАСТОЯЩЕЕ
Настоящее Гонконга стало вырисовываться в сентябре 1984 года, когда Великобритания и КНР достигли соглашения о “возвращении” территории Китаю с 1 июля 1997, то есть с момента окончания срока аренды “Новых территорий”. Трудно сказать, какие причины побудили Великобританию отдать “жемчужину” своей короны. Возможно, британцы не хотели ссориться с Китаем и устанавливать границу в центре города, на полуострове Коулун, разделяющем колонию и арендованные территории; несомненно, здесь сыграло свою роль и все более усиливающееся влияние Китая в мире. В народе ходят истории, что китайский руководитель Дэн Сяопин якобы пригрозил взять Гонконг силой, если Великобритания не отдаст его добровольно. Не стоит также забывать, что 1984 год — это время острого соперничества СССР и США, в котором Китай играл роль третьей силы, использующей разногласия сверхдержав в своих целях. Очевидно одно: в этом деле никто не интересовался мнением самих гонконгцев. С ними поступили как с населением колонии в полном смысле слова. Беспомощные перед лицом будущего, гонконгцы остались в томительном ожидании. Вплоть до 1997 года никто не знал, как поступит с ними Китай, имеющий совершенно другую экономическую и политическую систему, выполнит ли он свои обещания или нет.
Состояние Гонконга до 1997 года характеризовалось беспокойством и ожиданием. Это очевидно по всему тону гонконгской прессы. Появляются специальные издания, посвященные этому событию: “Гау сап лин дой” (“Девяностые”), “Hong Kong at the Crossroads” (“Гонконг на перепутье”). Беспокойство усилили два предвидимых обстоятельства: во-первых, Гонконг терял роль посредника между Китаем и внешним миром, преимущества торгового порта и финансового центра, основанного на британской юридической системе. Во-вторых, Китай объявил о непризнании проведенных напоследок британцами выборов в Городское собрание, на которых победили демократические деятели (18 мест из 20), в том числе такие, которых в Китае называли “контрреволюционными элементами”. Большое впечатление произвели и происшествия на площади Тяньаньмэнь в Пекине в 1989 году. Многие гонконгцы начинают уезжать из страны — не менее 1% населения в год к 1993 году. Другие, оставаясь в Гонконге, стремились получить британский или другой иностранный паспорт. Однако тут их снова предали — за несколько месяцев до передачи Гонконга Великобритания отказалась принимать собственных граждан, а британские паспорта были даны лишь “верхушке” колонии. Великобритания также фактически согласилась с тем политическим устройством колонии, которое утвердил Пекин.
Наступило 1 июля 1997 года. Ничего не произошло. Ровно ничего не изменилось. Вместо шотландских гвардейцев в город вошли части Народно-освободительной армии, а один из крупнейших магнатов Гонконга Дунг Гин Ва стал единоличным правителем территории, утвержденным Пекином. Британские флаги заменили на китайские. И это все. Гонконгцы, готовившиеся к худшему, были удивлены и обрадованы. В первые месяцы началась эйфория “возвращения”. Кульминацией ее, пожалуй, стало первое празднование Дня образования КНР (1 октября 1997). Многие гонконгцы радовались объединению. Отчасти это связано с тем, что многие из них — потомки эмигрантов из Гуандуна и других частей КНР. Но это далеко не главная причина. Прежде всего, как говорили мне гонконгцы в октябре 1997 года, дело в том, что Китай поступил с ними благороднее, чем Англия. Действительно, при англичанах они чувствовали себя колонией: губернатор, высшие полицейские чины — все были англичанами. Китай поступил мудрее — все высшие чиновники, включая главу администрации, начальника полиции, иммиграционной, таможенной службы, — не назначенцы из Китая, а местные. Китай оставил без изменений границу Гонконга с Китаем, пограничный и таможенный контроль на ней, визовый режим, в том числе и для граждан Китая. Граждане Гонконга сохранили свои паспорта, свои законы. Китай не допустил и массовой эмиграции из Китая в Гонконг. Право принимать или не принимать иностранцев (или граждан Китая) на работу осталось за местным правительством и его иммиграционной службой. Гонконг сохранил свою валюту, привязанную к доллару твердым соотношением 7,8 к 1, с правом эмиссии двумя частными банками, наряду с которыми такое право получает и Банк Китая. В Гонконге не было открыто регионального отделения Коммунистической партии Китая — официальным представителем китайской власти стало агентство новостей “Синьхуа”. Китайские солдаты, выходя из казарм, снимали форму. Все осталось без изменений, включая памятник студентам, выступавшим на площади Тяньаньмэнь. Гонконг сохранил даже прямые связи с Тайванем, который, как известно, не поддерживает дипломатических отношений с КНР и именует себя “Китайской Республикой”.
Однако в конце 1997 года в Гонконге грянул экономический кризис. Трудно утверждать, чтобы мировой кризис начался именно там, но Гонконг был одним из его первых эпицентров. Не выдержал ли он нескольких лет неуверенности в ближайшем будущем? Многие богатые люди и капиталы покинули Гонконг, закрылись некоторые компании. С другой стороны, начали процветать предприятия, связанные с Китаем. Когда наступил кризис, стало ясно, что даже финансовая система Гонконга не может преодолеть его без внешней помощи. Тогда на выручку Гонконгу пришел Китай, единственная страна, которую кризис не затронул (там в экономике преобладают государственный сектор и социалистический уклад, страна еще не сильно зависит от мирового рынка). Финансовое вмешательство помогло экономике Гонконга, но поставило ее в зависимость от Китая. Такая ситуация лучше “диктатуры” МВФ в Южной Корее, но эти события показали Гонконгу возросшую силу Китая и зависимость территории от него. Кризис в Гонконге продолжается до сих пор, что выражается в безработице и снижении жизненного уровня. Молодые гонконгцы, даже заканчивая престижный университет, не уверены в том, что им удастся найти хорошую работу. Многие производства переводятся на территорию Китая, в находящуюся сразу за рекой специальную экономическую зону Шэньчжэнь и другие районы провинции Гуандун. В 2001 году гонконгская газета “Таай Йонг Боу” провела сравнение экономик двух похожих территорий — Гонконга и Сингапура. Сингапур, меньший в два раза Гонконга по территории и населению, имеет и в два раза меньший ВНП. Экономика Сингапура продолжает снижение показателей, в то время как в Гонконге отмечается даже некоторый рост экономики (0,5%). В то же время запас иностранной валюты в Сингапуре лишь не намного меньше, чем в Гонконге. А социальная обстановка даже благополучнее. Например, уровень безработицы в Гонконге достиг 4,4%, а в Сингапуре 3,5% (по другим данным, 4,9% и 2,6% соответственно). На фоне имеющихся проблем план восстановления (“спасения”) экономики Сингапура требует 49,4 миллиарда гонконгских долларов, а план “спасения” экономики Гонконга 628,6 миллиарда гонконгских долларов. Ясно, что экономика Гонконга мощнее по потенциалу, но и для ее восстановления требуется больше средств. Как же в этой обстановке поступают правительства двух территорий? В более благополучном Сингапуре вице-премьер Лэй Хин Лунг объявляет о сокращении зарплат высших чиновников, что даст городу 49 миллиардов гонконгских долларов. Одновременно Глава администрации Гонконга Дунг Гин Ва, человек и сам далеко не бедный, принимает решение увеличить зарплату высшим эшелонам администрации Гонконга на 5%. Нетрудно представить себе эффект такого шага!
В целом отношение гонконгской прессы по отношению к установленной Китаем администрации — резко отрицательное, за исключением разве что проправительственной газеты “Даай Гунг Боу”, получившей среди гонконгцев прозвище “континентальная (т.е. китайская) газета”. Это отражает ситуацию в обществе: рейтинг Дунг Гин Ва упал с 66% в сентябре 1997 до 51% в 2001 году. Известный гонконгский журнал “Той Чжау Хон” выходит с портретом лидера на первой странице и крупной надписью: “Уходи, Дунг Гин Ва!”. Когда в октябре 2001 года 31-летняя безработная выбросилась из окна седьмого этажа и погибла, газета “Таай Йонг Боу” написала в заголовке: “Дунг Гин Ва может помочь Гонконгу тем, что уйдет”.
Отношение к Китаю определяется фактором “удаленности”, непонимания. Несмотря на территориальную близость, гонконгцы не имеют с ним общего языка. Только в последнее время в гонконгских школах, под влиянием Китая, стало вводиться изучение китайского языка. Однако людей, понимающих китайский или, тем более, говорящих на нем, очень мало. В “Основном законе Специального Административного района Гонконг” в качестве второго официального языка принят английский. Им владеет большее количество людей, чем китайским, но и их не так много. Кантонский язык господствует. Эмигранты из Китая, не знающие его (не-гуандунцы), вынуждены учить этот язык, так как без него трудно обходиться в повседневной жизни, не говоря уже о работе. Несмотря на географическую близость Китая, многие гонконгцы, кроме тех, кто связан с ним по работе, никогда не были в Китае, хотя часто посещают другие страны (Юго-Восточную Азию, Европу и т.д.). Многие гонконгцы напуганы рассказами о коммунизме и представляют себе Китай как страну несвободы, в то время как Гонконг сохраняет традиции британского либерализма. В последнее время в Гонконге наблюдается интересная тенденция: вместо считающегося “высоким” китайского языка становится модным писать на кантонском. Большинство газет и журналов выходит на смеси двух языков. Более того, именно в последние годы начала появляться и художественная литература (проза) на кантонском языке. Эта мода создает противовес китайскому “государственному языку”. На фоне медленно и негласно проводимой администрацией синизации в Гонконге возрастает самосознание гонконгцев. Сохраняют свои позиции и протайваньские группировки (10 октября, в тайваньский день Основания республики, Гонконг заполняется тайваньскими флагами).
Гонконг был всегда тесно связан с Юго-Восточной Азией. В этом городе, помимо кантонцев, живут также филиппинцы, вьетнамцы, индийцы и другие национальности (в том числе, немало американцев и англичан). Хотя кантонцев большинство, часть их — тоже иммигранты из Юго-Восточной Азии (Таиланда, Индонезии, Малайзии и т.д.), потомки тех, кто уехал туда ранее из Гуандуна, преимущественно в XIX веке. Для Юго-Восточной Азии Гонконг — не просто богатый город. Для многих это “центр вселенной”, то, чем когда-то для западного мира был Нью-Йорк. Город мечты, город благосостояния. Практически все эмигранты из региона, кому я задавал этот вопрос, утверждали, что не может быть места более благополучного, чем Гонконг.
Отношение к Великобритании — двойственное. В 1997 году по телевидению, в ответ на вопрос, кем она себя считает, кантонская девушка школьного возраста сказала: “Я родилась англичанкой, я сейчас англичанка, я всегда буду англичанкой!”. С другой стороны, предательство, совершенное Великобританией по отношению к своим гражданам, когда они захотели покинуть Гонконг и уехать в метрополию, оставило горький след в сердцах гонконгцев.
БУДУЩЕЕ
Статус специального административного района Гонконг был определен в 1997 году сроком на 50 лет. По истечении этих пятидесяти лет, в 2047 году, Гонконг окончательно войдет в состав Китая и будет управляться по законам КНР. Какой станет жизнь гонконгцев после этого? Как Гонконг войдет уже фактически в состав Китая? Какое положение он займет там?
И как тем временем Китай будет развивать экономику Гонконга? Не уступит ли он соблазну предпочесть Гонконгу “внутренние” экономические центры, прежде всего Шанхай, близкий к “малой родине” Председателя КНР Цзян Цзэминя?
Трудно предсказать какое-то направление в развитии Гонконга. Ясно одно: в Гонконге волей-неволей будут проходить процессы синизации. Гонконг будет испытывать все большую зависимость от Китая. Будет продолжаться и миграция из Китая, которую пока уравновешивает приток иммигрантов из Юго-Восточной Азии. Исчезновение границы может изменить это соотношение. Остается надеяться, что в любом случае Гонконг сохранит свой уникальный колорит.