Лев Усыскин
Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 5, 2000
Лев Усыскин ГЛЯДЯ В ТЕЛЕВИЗОР…
Буддическое «громоподобное молчание» будущего президента России (я пишу эти строки в конце февраля месяца) вытянуло на поверхность разного рода подсознательные страхи общества. Каждый попытался в этом смысле свое, нутряное проартикулировать, естественно в меру доступных ему артикуляционных способностей и возможностей. У кого-то вышло лучше, у кого-то хуже, — как и следовало ожидать, чемпионами здесь оказались сами средства массовой информации, заголосившие вдруг о своем, о «смивском» столь громко, жалобно и столь хором, что начало казаться, будто и в самом деле — грозящая нам потеря имеющейся, по их мнению, у нас свободы слова есть худшее из того, что может с нами произойти. Оставляя за рамками данной статьи действительные намерения и планы господина Путина, предположим, что газетно-экранные страхи обоснованны и новый президент в самом деле может лишить масс-медиа чего-то такого, что сегодня у них есть, и что они воспринимают как свободу. Согласимся с ними, обратив, однако, внимание на то, что свобода в отношении к свободе слова — лишь часть, половина. Другой же половины, собственно слова, или, иначе говоря, информации, никакой Путин нас лишить не в силах, ибо мы ее и так, по сути, лишены. И причины этого отнюдь не в злокозненности властей, не в политической, олигархической или какой-либо еще ангажированности тех или иных изданий, а в отсутствии чувства ответственности и убийственно низком профессионализме СМИ как таковых. Сей нехитрый вывод мы проиллюстрируем чуть погодя, отдельно для эфирных и печатных СМИ, сейчас же отметим, что слова «профессионал», «профессионализм» являются довольно-таки частотными в публикуемых интервью различных газетных и теленачальников, их столь щедро расточают в адрес коллег и себя, любимого, что сама собой возникает некоторая тревога, какое-то устойчивое подозрение, что, может, именно с профессионализмом-то как раз что-то не то… Ведь знаем же мы подобные казусы, когда, например, о собственной имманентной духовности без устали твердил народ, сгноивший в ГУЛАГе лучших своих сыновей, весело отрекшийся от веры отцов и десятилетиями купавшийся в неге всеобщего перекрестного доносительства! Или, скажем, знаем же любившего порассуждать о своих качествах профессионального политика Геннадия Бурбулиса, свердловского преподавателя научного коммунизма, не продержавшегося в этой самой «большой политике» и полутора лет… Но бог с ними, — взглянем теперь на СМИ попристальнее.
НА ГОЛУБОМ ГЛАЗУ ЭКРАНА Позволим себе для начала небольшой эксперимент. Итак, включаем телевизор, выбираем наугад информационную программу любого канала («сердце вещания», по образному определению кого-то из телебоссов) и отключаем цветность. Мгновение спустя мы понимаем, что в смысле объема получаемой нами информации ничего не потеряли. Делаем следующий шаг — выключаем изображение вовсе. И здесь потери наши не слишком значительны — процентов восемьдесят видеоряда составляет лицо диктора, никакой новой информации в своем выражении не несущее. Мы понимаем, что перед нами не цветное телевидение, да и не телевидение вовсе, а обыкновенное радио, проданное нам по цене телевидения. Скажем больше — те двадцать процентов видеоряда тоже, как правило, не выдерживают никакой критики. Чаще всего это какие-то случайные кадры, подверстанные по принципу аналогии: когда они сняты, кто и что на них изображено — этого мы понять не можем, тем более нам не понять, что происходит за границами видоискателя камеры. Что же до звукового ряда — то и он далек от идеала. Сплошь и рядом один и тот же текст повторяется дважды либо трижды: диктором в студии, затем журналистом на «прямой линии», а затем еще раз — лицом, у которого этот журналист берет интервью. О том, чтобы дать зрителю хоть какое-нибудь представление о контексте происходящего, редакторы даже не помышляют — сопоставления с архивными кадрами исчезающе редки, иные приемы подачи контекста им просто неведомы. Неведом сам факт того, что телевидение — это комплексный инструмент, что фонограмма, видеоряд(ы), общий дизайн и титры существуют во времени параллельно и должны дополнять, а не дублировать друг друга. Легко убедиться, что это в принципе возможно, — достаточно включить на пять минут CNN или BBC…
А у нас? У нас лишь НТВ пытается хоть что-то сделать — «главные» же каналы отличаются друг от друга лишь неимоверным количеством технического брака: всяких там обрывов связи, запинок и проч. — на РТР и странными, в нормальной жизни характерными для учительниц младших классов, дикторскими интонациями на ОРТ. Видимо, нас и впрямь держат за несмышленышей, способных воспринимать лишь эмоции…
Теперь выйдем за пределы новостного блока. Что мы видим здесь, точнее, — чего мы не видим? Например, нет почти никакой авторской информации о жизни вне Москвы, тем паче — вне России. Современный российский телезритель знает о жизни в соседнем областном центре меньше, чем отгороженный «железным занавесом» телезритель советский знал о жизни Англии. Об Англии же он теперь не знает ничего вовсе… Помню, сколь приятно я был удивлен, увидев на экране новенькие симпатичные гостиницы и рестораны сегодняшнего Сочи. «Да ведь там теперь можно отдыхать не хуже, чем в Турции!» — подумалось мне. И это при том, что сочинский сюжет был в той передаче третьестепенным и, потому, коротеньким — основным же ее содержанием был пафосный и невнятный «наезд» кого-то там на «Газпром».
А что есть взамен? Сплошное «Поле чудес». Тупо пересаженные на нашу почву творцами от телевидения вроде погибшего затем в финансовых разборках Листьева западные игровые матрицы. Только для западного зрителя, с его стабильной картиной мира, четкими ориентирами и взрослой искушенностью такие передачи — пикантная приправа, и только. Иное для инфантильного сознания наших обывателей — здесь «поля чудес» не приправа, а мясо. Активно и вполне понятным образом влияющее на формирование у зрителя этой самой картины мира. Картины, допускающей, к примеру, что некий олух, с великим умственным напряжением отгадывающий шараду, достойную третьеклассника, получает за это подарки общей стоимостью в годовой оклад. Славный букетик мотиваций прорастает, не так ли?
И ведь понимают все это якубовичи, зуб даю, — понимают не хуже нас с вами. Они достаточно умны и образованны. Что же движет тогда этими чудаками? Рейтинги. Рейтинги передач как основа привлечения рекламодателей. Иными словами, деньги, причем — сегодняшние, горячие деньги. И все. Завтра этих господ не интересует, судьба народа, на деньги которого они резвятся, — тоже. Почему они такие? А они всегда такими были: костяк сегодняшних наших телемагнатов — позднесоветская «золотая молодежь», пригретая на иновещанье. Эти с детских лет все знали, и все понимали и, однако, легко и громко умели произносить правильные слова для других. Что, впрочем, не компенсировало им отсутствие дарования, способности к творчеству. Именно творческая импотенция заставляет их прибегать к самым грубым, варварским способам привлечения публики к экранам. Как следствие — излишне мрачная, катастрофическая тональность нашей телереальности. Россия в телевизоре криминальнее, безысходнее и непредсказуемее России в жизни. Что ж, ожидание конца света надежно притягивает людей к экранам, это так. Эта же тональность, кстати, будучи переданной через спутник за рубеж, участвует в формировании отношения к России русскоязычных иностранцев — неудивительно, что они потом при случае интересуются с подкупающей наивностью, можно ли ходить по Москве без телохранителей.
ЧЕЧЕНСКИЕ СЮЖЕТЫ Общественная дискуссия о роли СМИ в чеченском конфликте в основном свелась опять-таки к проблеме ангажированности журналистов противоборствующими сторонами (оцените каламбур: Бабицкий vs. Ястржембский), а также к вопросу об информационной открытости военных. Едва ли какая-либо из указанных материй может под действием общественной критики претерпеть существенные изменения, так что данная дискуссия в этом плане не слишком плодотворна. Поговорят и успокоятся. А ведь предмет для обсуждения существует — предмет этот: профессионализм журналиста на войне как таковой.
Понятно, что в условиях боевых действий журналисту работать сложно, как нигде. Особые требования предъявляются к его волевым качествам, он должен быть смел, вынослив, неприхотлив. Но это еще не все. Журналист на войне должен иметь соответствующую подготовку, чтобы разобраться в происходящем. А вот с этим у нас как раз — ой! В лучшем случае наши «репортажи с передовой» сводятся к пересказам слов тех или иных лиц, а также описаниям куска пространства, находящегося в пределах прямой видимости репортера. Вроде бы честный подход, вполне корректный в иных случаях — но не на войне. На войне он не дает никакого представления о происходящем. Абсолютно.
Война, по природе своей, — явление количественное, статистическое. Качественным образом на любой войне всегда есть все. Индивидуальное же лицо каждой войны определяется как раз количественными соотношениями этого всего. Именно по этой причине кадры со стреляющим танком не говорят ничего о применении танков в данном бою, а десять трупов, лежащих на улице, не говорят ничего о потерях — на соседней улице их может лежать сто, а может не лежать вовсе. Свидетельства местного жителя о виденных им тех или иных событиях могут иметь под собой определенные основания, тогда как рассказ этого же человека о чем-либо виденном его соседом имеет нулевую информационную ценность, ибо в действительности информатор является не вторым, а десятым или двадцатым звеном в передаче сведений со всеми сопутствующими искажениями (так устроена природа пересказа — люди всегда «сокращают цепочку» и драматизируют содержание).
Что из этого следует? То, что журналист на войне должен быть по образованию — военным. Причем хорошим военным. По неполным, разрозненным, подчас намеренно сокрытым от него данным он должен уметь составить картину происходящего. Должен уметь профессионально задавать вопросы и грамотно фильтровать получаемые ответы, устраняя сознательные искажения источников (на войне нет незаинтересованных лиц по определению) и эмоциональный шум. Впрочем, похоже, спроса на такую журналистику наше общество сегодня и не предъявляет.
РАДОСТЬ ПЕЧАТНОГО СЛОВА Похоже, с печатными СМИ дело обстоит не так безнадежно, как с электронными. По крайней мере, существует довольно большое количество вполне состоятельных во всех отношениях изданий различного профиля — четко спозиционированных, имеющих устойчивый круг читателей. Это целый ряд «профессиональных» изданий — компьютерных, риэлтерских, финансовых и т.д., кроме того, большей частью вполне вменяемы русские версии глянцевых брэндов, типа Cosmopolitan, Elle или Playboy. По-видимому, вполне успешны издания «желтой прессы», однако едва ли их можно считать источниками информации.
Повторюсь, все эти примеры успешного существования объединяет одно: каждое из таких изданий сознательно ограничило для себя контингент читателей, к которым адресуется, и затрагиваемую тематику, а также выработало единый для всех публикуемых материалов подход, стиль, метод изложения, философию — не важно, как мы это назовем. Более того, нередко специализированные издания перерастают себя: так, вполне адекватную и сравнительно полную информацию о жизни Петербурга можно получить, обратившись к двум изданиям — выходящему пять раз в неделю бизнес-таблоиду «Деловой Петербург» и риэлтерской еженедельной газете «Недвижимость и строительство Петербурга». Если же попытаться использовать для этой же цели пять питерских «ежедневных общегородских газет», взятых в любой комбинации, то результат будет удручающ. Публикуемые в них материалы годятся лишь на то, чтобы выяснить политические предпочтения издания да вычислить «спонсора» той или иной статьи. Понять же суть описанного в статье события по большому счету не представляется возможным — авторы невежественны и нелюбопытны. Текст пишется со слов одного-единственного «ньюсмейкера», причем попутно перевирается все, что можно и что нельзя — цифры, факты, названия, имена и т.д. Есть, впрочем, и авторы иного сорта — журналисты, как правило, с советским стажем, которые, помимо прочего, искренне уверены, что для нас с вами гораздо важнее знать, что они думают о том или ином событии, нежели это событие как таковое. Понятно, что такие газеты даже у нас никому не нужны, — поэтому их сегодняшние тиражи мизерные, рекламы они практически не привлекают. Они банкроты — как в узком, так и в широком смысле данного слова. Сотрудники месяцами не получают грошовые гонорары, редакторы занимаются мелким шантажом городских властей, по неведомой мне причине до сих пор воспринимающих указанные издания всерьез. Когда власти отказываются выкладывать из кармана городских налогоплательщиков субсидии для этих изданий, большинство из которых является частной собственностью, газеты подымают дружный плач в защиту свободы слова. Когда субсидии все же выделяются, антимонопольные органы и оказавшиеся в неравном положении издания, обойденные дармовыми деньгами, молчат, словно бы так и надо.
Аналогичным же образом обстоят дела и «на федеральном уровне». Как и несколько лет назад, по сути, единственным изданием, претендующим на статус газеты в общепринятом, а не российском смысле этого слова, является «Коммерсантъ». Несмотря на заявленную ориентацию на бизнес-информацию, «Коммерсантъ», особенно в условиях нашего безрыбья, по сути, является газетой универсальной — так, например, подача новостей культуры в ней ощутимо более квалифицированная и насыщенная, чем, скажем, в “Литературной газете”, издавна отдавшей себя разборкам между группировками и поколениями советских околокультурных мафиози. Более того, выведение на первый план экономики, по всему, вполне оправданно ныне, ибо, во-первых, наиболее динамичная с точки зрения событийности сторона нашей жизни сейчас — это все-таки экономика (при всей плачевности ее общего состояния), во-вторых, критерий экономической целесообразности хоть и не универсален, конечно, но все же более объективен, чем большинство других. И, наконец, заявив предварительно экономический подход к анализу событий, газета получает превосходный инструмент для достижения содержательного и стилевого единства во всех своих публикациях, более того, во взаимоотношениях с людьми, и даже в технологии производства. (Здесь, конечно, дело не в экономическом подходе, а в наличии подхода вообще, все равно какого. Тем не менее, сравнивая, например, “Financial Times” с другими английскими газетами подобного уровня, трудно не заметить гораздо более высокую унифицированность подачи материала.)
Затянувшееся уже на 8 лет одиночество «Коммерсанта», или, как говорят на ее страницах, монопольное положение в своем сегменте рынка, оказывает определенное негативное влияние на качество издания. Из того, что бросается в глаза, упомянем весьма ненавязчивый график выхода газеты (летние каникулы, выходные по малейшему поводу, месячный перерыв в январе 97-го — люди подписывались на полгода, а имеют газету 5 месяцев, причем в момент подписки они об этой перспективе не ведали), а также многочисленные технологические «ляпы». Автор этих строк никогда не забудет два подряд идущих номера газеты, в первом из которых некий материал был подверстан дважды на одной и той же полосе — слово в слово, хотя и разным по величине шрифтом. Буквально следующий номер продлил это завораживающее впечатление, пропечатав одну из небольших, строк на двадцать, заметок и повторив ее на соседней же полосе в «кратком», строк в шестнадцать, пересказе.
Настоящая беда — иллюстративный материал. Высокие технологии верстки, похоже, имеют собственное чувство юмора: помещая на странице газеты графики (семейство пересекающихся кривых в одной системе координат), редактор, случается, забывает, что, в отличие от его компьютера, газета пока выходит в черно-белом варианте, и различить указанные кривые не представляется возможным, несмотря на аккуратно сделанные сноски. Случалось — путали фотографии или подписи под ними. Случалось — статья обрывалась на знаке переноса, оставляя читателя навеки заинтригованным. В заголовке графы «уровень инфляции» ежемесячно публикуемой таблицы «Экономические показатели республик бывшего СССР» на полгода, как минимум, застыли месяцы «декабрь/январь» ( при этом цифры регулярно обновлялись). Всего этого можно было бы избежать, создав пару дополнительных рабочих мест в редакции, но зачем тратиться, если обстоятельства не вынуждают, не так ли?
Несколько попыток создать альтернативу «Коммерсанту» («Русский телеграф», ранняя «Сегодня») провалилось, в настоящее время осуществляется еще одна — газета «Ведомости». Может, хоть на этот раз получится… Хотя, полноценную русскую ежедневную газету мы с вами увидим еще не скоро — ну хотя бы по причинам технического характера: мы с вами живем в стране, где нет ни одной службы, способной в пределах населенного пункта доставлять такую газету к нашему завтраку все семь дней в неделю. На сто сорок пять миллионов населения — ни одной!