Опубликовано в журнале Неприкосновенный запас, номер 1, 2002
У детей теперь нет советского детства. Их не принимают в октябрята в первом классе и в пионеры — в третьем. Они не собирают макулатуру. Они не ходят в школу в форме, одинаковой для всей страны. Они могут не знать, кто такой Ленин, до тех пор, пока не начнут изучать историю. Они — другие. Для взрослых это положение вещей может быть и радостным, и дискомфортным одновременно. С одной стороны, кончилась власть советской идеологии, никто больше не мучает детей на сборах и линейках, не заставляет полностью подчиняться коллективу, не забивает детские головы страшными рассказами о пионерах-героях. С другой стороны, и рассказы о пионерах-героях, и сборы, и линейки составляли некий общий для нескольких поколений культурный контекст. “Советский человек мог как угодно относится к поступку Павлика Морозова, но не мог не знать о нем”[1]. Современный ребенок — вне этого общего контекста. Межпоколенческая связь не может быть осуществлена на этой территории. Для взрослых, бывших советских детей, невозможность передачи культурного опыта крайне травматична. То, что в современном детстве нет “никаких ни Павок, ни Павликов” [2], теперь не является результатом осознанного выбора, совершенного под влиянием родителей или вопреки ему. Однако полного разрыва преемственности все же не происходит. Существует область, в которой взрослые могут довольно успешно действовать, создавая для себя и своих детей поле общего знания. Я говорю о формировании круга детского чтения — ведь осуществляя отбор произведений, предлагаемых ребенку, взрослые чаще всего ориентируются на книги собственного детства. И это касается не только чтения домашнего, когда ребенок просто читает те же самые книжки, которые читали папа и мама. Стратегии детского книгоиздания последних лет свидетельствуют о том, что такой подход практикуется и на более общем уровне. За последние годы издано огромное количество книг для детей. Тех, кто помнит эпоху книжного дефицита, не может не радовать тот факт, что сказки Чуковского, стихи Маршака, сказочные повести Носова можно купить в любом книжном магазине, на любом развале, в разных изданиях, с разными картинками. Особенно много книг для самых маленьких, для тех, кому еще читают вслух. Книг стало больше. Это произведения классиков детской литературы, отечественной и зарубежной. Это те книги, на которых выросло не одно поколение. Это те книги, которые покупатель узнает, считает своими и обязательно приобретет для ребенка, а то и для себя. Сегодняшние тридцатилетние, чье детство пришлось на 70—80-е годы, с особым чувством относятся к Муми-троллю, Карлсону, Винни-Пуху, Мэри Поппинс, Бильбо Бэггинсу и покупают книги о них своим и чужим детям. Но это переводы, пусть прекрасные, это сказки, хотя и замечательные. Когда же дело доходит до книг, написанных на русском языке и адресованных не самым маленьким, а, как пишут в аннотациях, “детям младшего и среднего школьного возраста”, то тут и родителей, и детей ждут проблемы. Конечно, можно читать только всеми любимые сказки Э. Успенского или сразу перейти к произведениям русской литературы XIX века, давно вошедшим в круг детского чтения. Но сейчас активно издаются и книги нашего советского детства. Трудно удержаться и не дать прочитать ребенку свои любимые книги. А они рассказывают историю, а не сказку.
Советский период — это семьдесят лет, первые читатели советских детских книг сейчас глубокие старики. Но переиздание книг для детей сформировало специфический корпус текстов, составляющий советскую детскую классику. Некоторые книги на протяжении десятков лет входили в круг детского чтения, иногда обязательного. В произведениях для детей мы найдем историю советской страны, изложенную советскими людьми для советских людей. И взрослый автор, и читатель-ребенок как бы находятся в общем историческом и культурном контексте, имеют общую систему ценностей. По крайней мере все идеологически главные события, такие как революция 17-го года, Гражданская и Великая Отечественная войны, описываются на страницах книг для детей именно как главные. “Хорошие” и “плохие” персонажи наделяются чертами, дающими возможность идентифицировать их как “своих” и “чужих” с идеологической точки зрения.
Реалии советской жизни, в частности детской, понятные любому советскому ребенку, в переиздающихся сегодня книгах никак не объясняются. Что прочтут современные дети, если они будут читать эти книги?
Издателям и родителям очень хочется, чтобы их дети прочли и “Старика Хоттабыча”, и “Кондуит и Швамбранию”, и “Сына полка”, и “Красных дьяволят”. Все эти книги изданы в последние годы, например, “Красные дьяволята” П. Бляхина — в 2001 году тиражом 15 000 экземпляров в издательстве “Оникс 21 век” (серия “Золотая библиотека”). Это произведение было написано в 1921 году, стало в свое время объектом критики, упрекавшей приключенческую повесть о Гражданской войне в том, что слишком невероятны подвиги, совершаемые действующими совершенно самостоятельно подростками, затем оно было дважды экранизировано. И если фильм “Красные дьяволята”, снятый в 1923 году, пожалуй, забыт, то “Неуловимые мстители” (1966) — один из культовых фильмов советской эпохи — показывают по телевидению до сих пор. Книга несколько отличается от фильма, например, Цыган, один из самых ярких персонажей “Неуловимых”, существует только в кино, в книге друг главных героев — китаец Ю-ю. Почему китаец? Почему второстепенные герои говорят на украинском языке, а главные, в том числе и батька Махно, по-русски? В книге 2001 года издания нет ни одной сноски. Предполагается, что Махно и Буденный для современного ребенка такие же актуальные фигуры, как для ребенка советского? Или, может быть, книгу о Гражданской войне теперь следует читать, как “фэнтази”, где действие происходит в каком-то условном мире, где герои совершают подвиги, где “хорошие” — хороши, “плохие” — плохи? Возможно, это позволило бы сохранить идеологически нагруженные тексты в круге детского чтения, но при этом лишить их пафоса победы советской власти как реально осуществившейся победы. Просто “хорошие” победили в книге просто “плохих”. Идеологический и исторический контекст окажется вытесненным, останутся только приключения.
Но не все книги нашего советского детства, издаваемые сегодня, предлагаются современному читателю в таком виде, в каком их читали мы. Например, “Старик Хоттабыч” Л. Лагина выходил в издательстве “Росмэн” в 1999 году в серии “Читаем в школе и дома”. Казалось бы, вполне безобидная веселая книга, та самая, которую все читали в детстве.
“Индия, о высокочтимый мой учитель, находится почти на самом краю земного диска и отделена от этого края безлюдными и неизведанными пустынями, ибо на восток от нее не живут ни звери, ни птицы… С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают плешивые люди. И мужчины и женщины, и взрослые и дети — все плешивы в этой стране, и питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными шишками”[3]. Все прекрасно помнят, как старик Хоттабыч подсказывал Вольке Костылькову на экзамене по географии, как экзамен Волька из-за этого провалил, да еще волькин одноклассник, Гога-Пилюля, дразнил его потом, кричал: “Лысые люди! Лысые люди!” — и показывал язык.
Ничего этого в “Старике Хоттабыче” 1999 года издания нет. То есть Хоттабыч Вольке подсказывает, и экзамен Волька проваливает, но все это присходит быстрее и проще. И вопрос Вольке достается не про Индию, и Гоги в этой книжке нет, а значит, никто не произносит: “А Волька вдруг ке-э-эк стал порть гав-гав-гав! А Варвара Степановна ке-э-эк стукнет по гав-гав-гав!”[4]. Впрочем, и Варвара Степановна тоже в издании 1999 года отсутствует. Дело в том, что здесь “Старик Хоттабыч” опубликован в редакции 1938 года, в таком виде, как прочли его самые первые читатели. Потом Лагин несколько раз редактировал свою повесть-сказку, и тот вариант, который цитировался, относится к редакции 1955 года. В 1956 году был снят фильм, возможно, поэтому лучше всего мы помним “Старика Хоттабыча” именно в этой редакции. Не останавливаясь подробно на разнице в текстах, надо сказать, что в редакции 1938 года практически ничего не рассказывается о путешествии Женьки Богорада в Индию. “Автор этой глубоко правдивой повести достиг довольно преклонного возраста и ни разу не обострил своих отношений с вице-королем Индии. Ему поэтому не хотелось бы испортить эти с таким трудом наладившиеся отношения. А рассказ Жени Богорада, совсем еще юного гражданина Советского Союза, о том, что он видел в Индии, придирчивые дипломаты могли бы определить как вмешательство во внутренние дела жемчужины британской короны”[5]. В 1956 году Индия уже была независимой, поэтому в редакции этого года индусы, узнав, что Женя русский, поют вместе с ним “Гимн демократической молодежи” и “Катюшу”, кричат: “Хинди, руси — пхай, пхай”, качают его, берут автографы. Приключению Жени в Индии посвящена отдельная глава.
В обеих редакциях Хоттабыч предлагает Вольке стать ростовщиком. И если в более ранней версии, то есть в той, что переиздана в 1999 году, Волька отвечает: “Пионер — и вдруг ростовщик! Да знаешь ли ты, что у нас в стране давным-давно нет ростовщиков!”[6], то в редакции 1956 года он произносит целую речь: “Ты просто не понимаешь, что ты говоришь! Советский человек — и вдруг ростовщик! Да и кто к нему пошел бы, даже если бы где-нибудь вдруг завелся такой кровосос? Если нашему человеку требуются деньги, он может обратиться в кассу взаимопомощи или занять у товарища. А ростовщик — это ведь кровосос, паразит, мерзкий эксплуататор, вот кто! А эксплуататоров в нашей стране нет, и никогда не будет. Баста! Попили нашей крови при капитализме!”[7].
Три главы, посвященные путешествию в Италию, где простые люди страдают под властью Муссолини (1938 г.) и капитализма (1955 г.), мало отличаются друг от друга в разных редакциях, но подводная мина, которую выловил у Геркулесовых столбов Хоттабыч, приняв ее за сосуд со своим братом Омаром, в более ранней версии имеет надпись “Made in England”, а в более поздней — “Made in USA”.
Наконец, в том “Старике Хоттабыче”, который переиздан в 1999 году, нет мистера Вандендаллеса. Этот отвратительный краснорожиий американец, жадный и жестокий — один из наиболее эффектных персонажей книги в редакции 1955 года. В 1938 году вместо него действовал столь же отрицательный Феоктист Кузьмич Хапугин. Через шестьдесят один год он снова вернулся на страницы книги.
Очевидно, что для переиздания в постсоветское время вариант 1938 года выбран не случайно. В нем не видна работа, которую проделал автор для придания книге злободневности. Это менее резкий в идеологическом смысле вариант. Главный “плохой”, Хапугин, — “уже второй месяц член профсоюза, и уже два года, как он не пользуется наемным трудом”[8] — бывший нэпман, фигура малопонятная для современного ребенка, не то что американец. Пожалуй, в таком виде книга действительно менее проблематична для восприятия. Однако чудесных эпизодов с лающим Гогой и рассказа Хоттабыча об Индии жаль, как жаль еще нескольких фрагментов, дописанных после 1938 года.
Предлагая современным детям произведения, созданные в советский период, нынешние взрослые стремятся включить своих детей в мир собственного детства. Но сделать это чрезвычайно трудно не только потому, что большинство таких произведений, особенно те из них, которые созданы в 20—50-е годы, являются идеологически очень нагруженными. Даже если в книге не рассказывается о событиях Революции или Гражданской войны, если сам сюжет не строится на противопоставлении взглядов советского и несоветского человека, как в “Старике Хоттабыче”, все равно остается проблема восприятия современным ребенком мира, описанного в советских детских книгах. Пока они издаются так, будто читатель сам прекрасно знает, кто такая, например, старшая пионерская вожатая, непременный персонаж множества книг о советских школьниках. Или почему в повести Н. Носова “Витя Малеев в школе и дома” в витином классе учатся одни мальчики. И как все таки вел себя в Индии Женя Богорад? Сказано, что “вел он себя там так, как и надлежит вести себя в условиях жестокой эксплуатации юному пионеру”[9]. Нам кажется, что это и так понятно. А современным детям? Наше советское детство для нас все еще продолжается, а у них теперь нет советского детства. Они — другие. Они “Гарри Поттера” читают. Некоторые — на языке оригинала.
1) Шведов С. Сталинский букварь и воспитание советского человека: Сборник научных трудов. Коломна, 1991. С. 56.
2) Битов А. Пушкинский дом. М., 1990. С. 13.
3) Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.: Детская литература, 1987. С. 21—22.
4) Там же. С. 63.
5) Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.: Росмэн, 1999. С. 44.
6 Там же. С. 66—67.
7) Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.: Детская литература, 1987. С. 130.
8) Лагин Л. Старик Хоттабыч. М.: Росмэн, 1999. С. 84.
9) Там же. С. 44.