Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 2, 2002
Н. Заболоцкий
Полное собрание стихотворений и поэм.
Избранные переводы
Вступительная статья Е. В. Степанян.
Составление, поготовка текста, хронологическая канва и примечания Н. Н. Заболоцкого.
СПб.: Академический проект, 2002. 768 с. Тираж 2000 экз.
(Новая библиотека поэта. Большая серия).
Поэту Заболоцкому повезло с наследниками.
Каких только диковинных представителей этого племени не обнаружилось в последнее время: непутевый сын, передавший свои права сварливому и алчному дельцу, из-за которого прекратилось издание литературного наследия покойного писателя; вдова, при жизни загнавшая мужа в одинокое житье вне семьи, а ныне истерически требующая, чтобы к наследию покойного прикасались только “теплыми руками”; высокомерный душеприказчик, требующий за публикации доверенного ему литературного наследия непомерных гонораров, за которыми никогда не гонялся его доверитель…
Вместо всей этой безнравственной суеты наследники Н. Заболоцкого — вдова (до своей кончины в 1997 году) и сын поэта — вот уже почти два десятилетия в разных изданиях последовательно и профессионально берут на себя ответственность за решение проблем, заданных им (и всем будущим издателям) волей поэта.
Такая работа выглядит особенно впечатляющей на фоне крайней (я бы сказал: упрямой) противоречивости поступков наследуемого ими поэта. “Свои стихотворения следует уважать”, — говорит Заболоцкий в 1928 году, но уничтожает затем почти все черновики и наброски. Рукописи, сохраненные женой после его ареста (понятна степень риска и самоотверженности), в 1948 году тоже уничтожает! Вообще, почтенную заботу любого литератора о своем литературном наследии Заболоцкий с 1948 года, как это продемонстрировано в рецензируемой книге, превратил в своего рода самоистязание (истязание собственного творческого наследия): зимой этого года (“опасаясь быть арестованным”) составляет “окончательный” свод своих произведений; осенью — новый, “заметно отличающийся”; в 1952 году — новый, а предыдущий уничтожает; очередные “окончательные” следуют в 1955, 1957, 1958… Важно подчеркнуть — это именно не “дополненные”, а такие “итоговые” комплексы, из которых иные произведения изымаются, иные переписываются, а некоторые именно уничтожаются! В конце-концов, за неделю до кончины поэт делает итоговое распоряжение по поводу последнего варианта: “Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно”. Как если бы приказал какие-то события своей жизни считать небывшими и не включать в посмертное жизнеописание!
Составитель считает нужным извиниться за поэта: “возможно, бывали у него порой тайные сомнения в необходимости столь строгого и осторожного отношения к отбору и правке своих стихов”. Насчет тайных сомнений спорить трудно, но есть немало примеров того, что Заболоцкому уже в 20-х годах были свойственны некоторая категоричность и авторитарность в отстаивании того, что он считал разумным и “логичным”. Конечно тогда еще невозможно было представить, что эти свойства характера обратятся на выстраивание, выравнивание, упорядочение собственного литературного наследия, поведут едва ли не к борьбе с ним (собой).
Как сказано, наследники Заболоцкого мудро (как теперь говорят: взвешенно) отнеслись к внедренному в текстологическую практику (кстати, в том числе и регламентом прежней Библиотеки поэта) правилу неукоснительного соблюдения последней авторской воли, и поочередно выпускали в свет и то, что поэт накануне смерти приказал считать его “окончательным” авторским сводом, и подготовленный в 1933 году, но невышедший сборник “Стихотворения 1926–1932” с сохранением тогдашних особенностей пунктуации, и “Вторую книгу” 1937 года, какой она тогда вышла в свет.
В рецензируемом издании вся эта работа получила своё логичное завершение: каноническое, по воле Заболоцкого, собрание его стихотворений и поэм дополнено не включенными в него поэтом произведениями из других сборников и сводов а также теми, которые вообще Заболоцкий в свои сборники не включал. Так установлен баланс между авторской волей и безусловной реальностью творческого пути. В итоге перед нами полный свод литературного наследия Заболоцкого, по которому можно изучать одновременно два плана его творчества: собственно литературную работу и квазитворчество: создание новых вариантов прежде написанных произведений и конструирование “образцовых” сводов своего литературного наследия, какими они виделись поэту на протяжении жизни. Это более того, что мог сделать наследник поэта, особенно учитывая то парадоксальное свойство времени, по которому расстояние между покойным отцом и живущим сыном с каждым годом не увеличивается, а сокращается. Аналитическое исследование творчества Заболоцкого — а материал для этого перед читателем — должно быть уделом стороннего наблюдателя.
На заметку такому исследователю сообщу о некоторых замеченных мною в книге упущениях.
Почему-то и в тексте “Хронологической канвы жизни и творчества Н. А. Заболоцкого”, и в примечаниях сокращенное наименование Объединения реального искусства, в которое входил поэт, воспроизводится как Обериу, хотя “фишка” (если употреблять молодежный жаргон) тогдашних организаторов (в частности Хармса) состояла в сдвиге логической расшифровки наименования, поэтому оно называлось Обэриу, — в книге это тем более выглядит странно, что рядом приводятся правильные заглавия написанных самим же Заболоцким разделов декларации Объединения.
Текст 213 “Бросьте, бросьте стрекулисты…” печатается не впервые, как сказано в примечании, а публиковался, например, во 2 томе Полного собрания произведений А. Введенского в двух томах (М., 1993), причем в 11 стихе названной публикации читаем: “Шурка будет жечь да жечь”, тогда как в рецензируемой книге: “Шурка будет течь да течь”; есть и другие отличия этих двух публикаций, а поскольку они не оговорены в примечании, остается неясным точный ли перед нами текст Заболоцкого.
К сожалению, во многих случаях недостает комментариев. В разных вариантах “Лодейникова” фигурирует Соколов, о котором следовало бы сказать, что это друг Заболоцкого, художник. Тут было бы кстати сопоставить названные произведения (особенно первый вариант 1932 г.) с хармсовским стихотворением марта 1931 г. “Короткая молния пролетела над кучей снега…”, где фигурируют тот же художник, а также Заболоцкий и Олейников (прототип Лодейникова), – думаю, что соположение стихотворения Заболоцкого с названным хармсовским дает основания считать эти два произведения своеобразным диалогом поэтов.
Огорчительны опечатки: в примечании к тексту 25 ссылка на “Сатирикон” 1931 г., а имелся в виду, конечно 1913; в разделе переводов собственно в тексте переводимым автором указан Мейергофер, тогда как в примечаниях и оглавлении – Майрхофер; Е. В. Заболоцкая на с. 683 превращена в мужчину.
Наконец, позволю себе сделать несколько мелких дополнений в “Хронологическую канву…” Анкета Заболоцкого, как члена Союза поэтов, заполнена им 31 мая 1926 г. (архив Союза поэтов в ИРЛИ); Заболоцкий посещал художника Филонова 12 сентября 1926 года — об этом свидетельствует помета Заболоцкого на стихотворении, находящемся в частном собрании и не вошедшем в рецензируемое издание; по свидетельству сестры Хармса, зафиксированному А. Разумовским, Заболоцкий жил некоторое время (вероятно, в 1926 году) в комнате Хармса на Надеждинской улице.
Валерий Сажин