Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 3, 2001
— Друг сердечный, — говорит она.
Ее русский из другого календаря.
Оторванного. С мясом.
Родилась в Бонне. Детство в Бейруте
под сенью русской гувернантки.
Public school в Англии.
Диплом магистра в университете в Болонье
на кафедре коммуникаций
(научный руководитель проф. Умберто Эко).
А гувернантка была правильной:
учила по грамматике любви.
Надо признать: язык в устах чужеземки
стряхивает пыль с чувств.
— Я бы хотела его еще, — говорит она.
Да, чужеземцы — это саперы.
Они разминируют целые пласты языка.
— Его? — Я делаю вид, что не понимаю.
Под простыней рука совершает маневр крота —
еще как зрячего.
Положа руку на сердце, меня волнует
сослагательное наклонение.
Это вам не жизнеутверждающее «Хочу!».
В русском оно, сослагательное, — на вторых ролях.
В английском — на первых, так сказать,
врожденная лингвистическая вежливость.
В немецком целых двенадцать сослагательных,
но в ходу — два. Молодой германист Максим *
объяснил мне, что конъюнктив — 1
оставляет шанс говорящему
(мол, не отчаивайся: все возможно, все вероятно),
а конъюнктив — 2 — безутешен
(могло,но,увы,не случилось,
мечталось,но не исполнилось).
— Бога ради,- отвечаю я, поминая всевышнего всуе,-
в вашем Коране всему зеленый свет, кроме…
— Кроме?
— Анального секса.
Она полощет рот смехом:
— Да они только этим и тешутся!..
Меня подхватывает течение.
Есть ли степени сравнительней,
еще сравнительней?
Можно ли сказать:сослагательней,
еще сослагательней, еще наклонительней?
* Лет тридцать назад я написал стихи о его родителях:
Люблю твои «с» —
это в тебе посвистывает ветерок.
Люблю,
что сквозь стекла троллейбуса
ты посылаешь мне
свободно и упруго,
как чемпионка мира по настольному теннису,
воздушный поцелуй.
Люблю,
что мой друг,
лингвист с лицом рабби,
на глазах превращается в твоего жениха.