Опубликовано в журнале Новая Русская Книга, номер 2, 2001
Новая книга Е. Г. Водолазкина, сотрудника Пушкинского Дома и ученика академика Д. С. Лихачева, посвящена древнерусскому историческому повествованию XI-XV веков.
Автор подразделяет его на три типа: летописное, хронографическое и палейное (толковательное). Если летописный тип представлял своему читателю преимущественно историю русскую, то в двух остальных важное место занимала история библейская (но не только). Именно хронографическое и палейное повествования подробно рассмотрены в исследовании петербургского ученого.
В сочинениях хронографического типа, как показывает автор, история не ограничивалась библейскими рамками — ни географически, ни хронологически. Несмотря на ясное представление средневековых историографов о том, какие события являются священными, они описывались в ряду событий общей истории: ведь священная история осуществлялась не в вакууме.
Образцом компромисса между историей «священной» и «общей» стал в Древней Руси перевод «Хроники» Георгия Амартола, легший в основу всей русской хронографии. С одной стороны, Георгий не ограничивался пересказом лишь библейских сюжетов, а с другой — воздерживался от легкомысленных «крайностей» прочих хроник. Роль «Хроники» Амартола в Древней Руси трудно переоценить. Она не только открывала новокрещенному народу совершенно неизвестный ему мир прошлого, но и служила образцом того, как следует осмысливать и описывать факты истории русской.
Современная историография основана на выявлении причинно-следственной связи между событиями, и поэтому именно событие является ее основным структурным элементом. Напротив, структурной единицей хронографии был фрагмент, соответствовавший, как правило, царствованию того или иного императора. Древний повествователь не сопоставлял событий, не искал причинно-следственных связей между ними. Значимость событий для него и для его читателей определялась по преимуществу нравственным содержанием, а потому событиями для хронографов становились как «исторические» факты, так и разнообразные «мелкие» сюжеты, никогда бы не вызвавшие интереса современного историка. Если же учесть, что средневековая христианская история по сути своей является историей выполнения пророчеств, то будет ясно, как мало значил критерий собственно «исторической значимости» для выбора хронистом событий.
Фрагментарное строение хронографии выражалось и в том, что это была в прямом смысле «литература ножниц и клея»: новые памятники создавались путем компиляции частей более ранних произведений. В ранних русских хронографах вообще отсутствуют какие-либо собственные комментарии их составителей.
На фоне этого молчания особое значение приобретают свидетельства древнерусского летописания, относившегося к хронографии с чрезвычайным вниманием, но в течение пяти веков не делавшего никаких попыток соединиться с ней в последовательном повествовании. Только после падения Константинополя русская история ощутила себя продолжением истории всемирной. Именно тогда в текст хронографов стали последовательно вноситься отечественные события.
Обратной стороной равнодушия к причинно-следственной связи между событиями было, по мнению Водолазкина, повышенное внимание историографа к той области, где, как тот полагал, находились причины событий. Ею была область Божественной воли, средством познания которой история во многом и призвана была служить.
Подобное понимание предназначения истории, характерное для всех рассмотренных в книге текстов, наиболее очевидно проявилось в так называемом палейном или толковательном повествовании. Оно сосредоточивалось исключительно на событиях библейских как наиболее зримо выражающих суть и задачи истории вообще.
«Толковая Палея» и «Пророчество Соломона» представляют собой образцы древнерусской экзегезы. Внимательное их изучение показывает, что, являясь по форме полемическими антииудейскими произведениями, по существу они были апологией христианства, не ставили полемических задач и предназначались для христиан, а не для их противников.
Автор затрагивает также малоизученную тему межкультурных контактов, в частности бытование в древнерусских текстах арабских названий планет. Попали они в эти тексты не устным путем, как полагали предыдущие исследователи, а письменным — скорее всего, через европейское посредничество.
Литературными заимствованиями являются также сообщения о монстрах, содержащиеся в русских хронографах. В книге рассмотрены особенности создания, бытования и миграции этих мифологических сюжетов из одной культуры в другую. Вне сомнения, сообщения о чудищах необыкновенно волновали средневекового человека — наряду с описанием библейских пророчеств и их исполнений.
Новая книга — важный вклад в изучение хронографии, ведь долгое время она находилась на обочине истории русской литературы. Одной из причин этого являлось настроение ученой среды, которое отразилось в прямолинейном разделении древних авторов на «историков» и «хронистов»: хронографические сочинения зачастую рассматривались лишь в качестве конгломерата заимствованных текстов, не вызывавшего прежде энтузиазма ни у историков, ни у литературоведов. Начало преодоления такого отношения было положено трудами В. М. Истрина, Д. С. Лихачева и О. В. Творогова.
Труд Водолазкина открывает перед читателем малоизвестный ныне пласт древней литературы, игравший на Руси огромную роль. Знакомство древнерусского человека со всемирной (в значительной мере — священной историей) было не просто следствием христианизации народа. Оно являлось и формой христианизации — в том смысле, в каком и Библия суть книга историческая. Особое почтение средневекового русского читателя к сочинениям, последовательно излагавшим библейскую историю, во многом было связано с тем, что до конца XV века Русь не располагала своим корпусом библейских книг.
В целом книга стала первым монографическим исследованием, посвященным месту всемирной истории в древнерусской литературе. Успешному проведению исследования и его публикации (в Германии) способствовала престижная немецкая Гумбольдтовская стипендия, врученная русскому литературоведу.