(Джонатан Франзен. Безгрешность)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2017
Джонатан Франзен. Безгрешность. Перевод
с английского Л. Мотылева, Л. Сумм. М.,
«АСТ», «Corpus», 2016, 735 стр.
Новую
книгу Джонатана Франзена читающая публика ждала с большим нетерпением. Сразу
после выхода перевода на русский рецензии появлялись одна за другой. Дело в
том, что Франзен уже заслужил репутацию «одного из главных американских
писателей», «автора больших романов». Его «Поправки» не только получили
Национальную книжную премию США, но и стали международным бестселлером.
Джонатан Франзен пишет о современности, пишет подробно и убедительно, и ему
удается угодить и коллегам, и широкой публике.
Выход
«Безгрешности» сделал Франзена по-настоящему известным и в России. Что же
интересного в новом романе американского писателя?
В
романе «Безгрешность» три главных героя. Юная Пип Тайлер, пытающаяся найти свое
место в мире и деньги, чтобы выплатить кредит. Андреас Вольф, сообразно фамилии
исполняющий роль персонажа, у которого все спрашивают «Почему у тебя такие
большие глаза?» И Том Аберрант, который знает ответ на этот вопрос.
Персонажи
существуют в мире, где уже утрачена всякая возможность приватности, в
современности, насыщенной информационными технологиями настолько, что личного
пространства в действительности не существует. Попытка сохранить персональную
тайну и становится одним из главных мотивов книги. Пип Тайлер не знает своего
отца, и ее мать скрывает от взрослой дочери правду: та знает лишь то, что они
скрываются под чужой фамилией с самого рождения Пип. До последних страниц книги
мы не узнаем причин такой скрытности: развинченная, психически неуравновешенная
родительница просто хочет, чтобы тайна была.
Андреас
Вольф — профессиональный разоблачитель, создатель сети информаторов и
компьютерных взломщиков, собиратель «утечек». Он — мировая знаменитость,
славный своей личной непогрешимостью и безупречностью. Кажется, что ему не
страшен никакой компромат и он не имеет никаких секретов от многочисленных
поклонников и клиентов. Однако именно он скрывает страшную личную тайну.
Андреас Вольф — убийца. Причем убийство он совершает (и сцена эта написана) в
духе Достоевского, в духе Раскольникова-Смердякова. И сближение романтизированного Раскольникова
и «всего лишь» мерзкого Смердякова я делаю не для красного словца: внешне, на
публике Вольф — чистый борец за истину и справедливость, его деятельность
вызывает симпатию, однако в тех частях романа, где Франзен показывает убранство
вольфовой психики, читатель окунается в такое мракобесие, что диву даешься.
Вольф, как и Пип, глубоко травмирован своими отношениями с матерью. Маска борца
за правду ему нужна, несомненно, именно для того, чтобы скрыть свое
преступление, однако (и эта беседа опять напоминает нам об аналогичных сценах у
Достоевского) в каком-то странном порыве Вольф признается в убийстве случайному
знакомому Тому Аберранту.
Том
Аберрант — журналист. С традиционными ценностями американского журналиста. Он
за свободу слова и ответственность высказывания. Том руководит информационным
агентством, которое, в отличие от фабрики грязных фактов Андреаса Вольфа,
следует моральному кодексу журналиста и не позволяет себе поспешности и
откровенных манипуляций. Однако и у Тома не все в порядке с содержимым шкафа.
Его скелет — отношения с бывшей женой, которая в один кошмарный день попросту
исчезла, напоследок еще раз филигранно измучив Аберранта вытягивающими душу
разговорами и сексом.
Каждая
из семи частей книги — часть исповеди одного из героев, которые вместе
складываются в длинную дотошную психоаналитическую беседу. Франзен показывает
конфликт собственного поколения (Том и его возлюбленные Лейла и Аннабел;
Андреас и Аннагрет) с поколением новых взрослых (Пип). Это именно конфликт
родителей и детей, в первую очередь матерей и детей. Новые взрослые так долго
не могут выйти из подростковых метаний и взять жизнь в свои руки именно потому,
что за ними грохочущим хламом тянется хвост из родительских прегрешений. А
отделаться от него невероятно тяжело, ибо (если мы не назовем это любовью) дети
тяжко, непреодолимо зафиксированы на образе матери. Даже явное зло, жестокость,
безумие и физическая неприязнь со стороны матери становятся оковами для
ребенка. Андреас убивает ради возлюбленной, но из-за вины перед матерью. Том не
может прекратить отношения с Аннабел также из-за чересчур сложного комплекса
вины.
Эти
привязанности мучительны — и в случае с Андреасом Вольфом — буквально
убийственны. Франзен же пытается найти для юной «безгрешной» Пип выход. Пип,
между прочим, ненавидит свое имя Пьюрити — «безгрешность». Она хочет
повзрослеть и перестать быть маминым ангелочком. Потому что у ангелочков нет
жизни и нет собственных грехов. Пип же, кажущаяся такой инфантильной,
оказывается самым действующим лицом книги, настолько, что счастливая концовка
романа даже кажется слишком сказочной.
Эту
сказочность Франзен перенес в «Безгрешность» прямиком из Диккенса и его «Больших
надежд», которым наследует и с которыми полемизирует его роман. В ХХI веке такое решение психоаналитического
произведения может, как мне кажется, указывать только на иронию, если не на
горький сарказм автора. Он будто говорит: «Я хочу хорошей концовки, я надеюсь
на новое поколение людей, я хочу верить, что они смогут быть самими собой… но
смотрите, как это нелепо выглядит!» Пип находит отца и оказывается наследницей
миллиардного состояния, Вольф наказан, у Тома и Лейлы все налаживается, мать
Пип успокаивается и примиряется с бывшим мужем. Не слишком ли много «да, все
получится»? Шанс, который достался жителям ХХI века, по Франзену, исчезающе
мал, должно сойтись множество переменных, и если они сойдутся — это будет
сродни чуду.
А
вот в чудеса Франзен не верит. Его книга полностью лишена какого-либо намека на
возможность высшего вмешательства, божественного провидения или чего-нибудь
магически-романтического. Андреас Вольф начинает свою «карьеру» убийцы, лгуна,
женолюба и самоубийцы в подвале берлинской церковки. Он работал там
консультантом для девушек — жертв насилия и… регулярно занимался с ними сексом
прямо в церкви. Причем это не кажется чем-то странным или запретным. Эта деталь
сразу указывает читателю на место религии, религиозности и веры в художественном
мире «Безгрешности». Какую бы «безгрешность» ни имел в виду Франзен, но только
не в христианском смысле.
Поэтому,
возвращаясь к шансам Пип на счастье и шансам глобализованного
дегуманизированного мира на выживание… Эти шансы математически ничтожны, а
роман «Безгрешность» глубоко пессимистичен. Американский индивидуализм, вера в
личную возможность для каждого человека определять свои нравственные ориентиры
и жизненные правила, пугающая свобода в облегченном от божеств мире приводят
нас к неутешительным результатам.
Вообще
же чтение «Безгрешности» часто напоминает чтение хорошо организованной ленты
новостей. Франзен хитроумно и увлекательно ведет нас по своей истории, вовремя
подкидывая нужную информацию, поворачивая персонажей так и эдак, опрокидывая
впечатления с ног на голову. Умело жонглируя ожиданиями и потакая жажде узнать
что-нибудь солененькое, дурно пахнущее, писатель удерживает внимание,
приковывает к странице. Забота не только о глубине и серьезности, но и о
простой увлекательности — существенная задача, да и просто учтивость автора,
хотя, конечно, еще и дань пошлому вкусу — впрочем, это уже давно не в упрек.
Писатели уже не обязаны быть моральным идеалом, а их книги тем паче не должны
быть кодексом правил поведения. Тем ценнее то, что гуманистическая книга, в
которой автор глубоко симпатизирует пусть грязненькому и несчастному, но
все-таки человеку, а не монстру внутри него, становится популярной.
Человек,
по Франзену, непрерывно борется с чудовищами (выдуманными или реальными),
иногда (и чаще всего) проигрывая. Но сама борьба настолько захватывает, что
может быть единственно достойна изображения в искусстве.
Тут
можно сделать последнюю ремарку об очень профессионально сделанной, большой и
сильной книге Франзена. Его желание ответить на главные вопросы современности,
мира и всего такого, и желательно сразу, как мне видится, приводят к некоторой
неудаче. Франзену очень нужно поставить точку, выписать правильный, по всем
законам романного мастерства, открытый конец. Но, быть может, стоило поверить
одной из героинь романа, которая однажды говорит о необходимости недоделанности
для произведения искусства. Аннабел снимает бесконечный фильм о собственном
теле, снимает его годами, и это разрушает и ее саму, и ее семейную жизнь, а
слова о незаконченности — попытка скрыть от себя факт творческого краха. И
однако же, читая «Безгрешность», можно частенько припомнить
гениально-недописанные книги вроде «Человека без свойств» или романов Кафки.
Есть вещи — как жизнь, которые заканчивает лишь смерть их автора.
Завершив
же книгу робкими маленькими надеждами, Франзен поставил под сомнение
необходимость писать для их выражения такую большую книгу.