(Дмитрий Бакин. Про падение пропадом)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 3, 2017
Дмитрий Бакин. Про падение
пропадом. Germany, Leipzig, «ISIA Media
Verlag», 2016, 343 стр.
Начало писательской карьеры Дмитрия Бакина — резкий,
головокружительный взлет. В 1987 году его напечатали в «Октябре»[1], потом, в
1989-м, в «Огоньке»[2] (с его-то огромными тиражами!) — и вот уже
выходит первая книга «Цепь: рассказы»[3]. В 94-м Бакина переводят на
французский, сборник его рассказов выходит в издательстве «Gallimard». В 1996-м
— еще один сборник, «Страна происхождения», принесший Бакину премию
«Антибукер». Какие, казалось бы, перспективы! Но все заканчивается, не успев
начаться. Следующая книга на русском, «Про падение пропадом», выходит только
после смерти автора, в ней — рассказы из первых двух сборников и незаконченные
работы: составители утверждают, что это — все, что Бакин успел написать. О нем
тоже написали не много, в подборке отзывов в конце книги нет и десяти серьезных
работ, а те, что есть, — предельно лаконичны. Пришлось включить даже выдержки
из чьих-то личных интернет-рецензий, поскольку больше, по всей видимости,
включать было нечего. Бакин, таким образом, рискует быть забытым, отныне и
навсегда. А это несправедливо.
Дмитрий Бакин непритворно любил людей, вопреки всему.
В своих произведениях он милосерден к каждому из героев. Ни в одном из его
рассказов нет и тени осуждения, несмотря на то, каких персонажей он описывает;
а это почти всегда юродивые, больные или сумасшедшие («Стражник лжи» обезумел
после смерти жены, герой рассказа «Нельзя остаться» — немощный старик,
«Сравнение с землей» — галерея портретов странных людей, и так далее). Но даже
пьянице, который под конец повести вряд ли вызывает у читателя симпатию,
писатель дает фамилию Бедолагин.
Бакин напоминает одного из персонажей «Конармии», пана
Аполека[4]. Его же
напоминает бакинский персонаж, художник Пал. Пал и пан Аполек оба пишут иконы,
выбирая натурщиками самых обычных людей. В этом действе — кульминация любви к
человеку, но не гуманизм, его идеализирующий, а именно принятие человека со
всеми его дефектами, порождающими уродливое, порой жестокое существование.
Более того — канонизирование такого человека. Несмотря на то, как
обстоятельства ожесточают человеческую натуру, любой из героев Бакина — невинен
и достоин быть изображенным на иконе. Жестока реальность, а не люди.
Однако, насколько мрачной ни представляется жизнь,
Бакин далек от того, чтобы спрашивать «Кто виноват?» и «Что делать?», даже
когда рисует алкоголизм в российских деревнях или сцены из армейского быта.
Социальные проблемы отчетливы в его произведениях, но внимание будто специально
отвлечено от них. Бакин использует их в качестве фона, что, с одной стороны,
позволяет ему акцентировать совсем иные проблемы. А с другой — этот фон
неотъемлем, нельзя представить без него ни одну из повестей сборника. Не
исключено, что, восстанавливая в памяти произведения Бакина, читатель сначала
вспомнит именно фон, а лишь потом — сюжет. Таким образом, хоть Бакин и не
акцентирует темы пьянства, бедности и насилия, без них его вселенная просто не
существует.
Если и есть нечто, что дает надежду в описанном
Бакиным мире, то это определенная философская система, выработанная автором. На
веб-страницах, посвященных его книгам, например на goodreads.com, иногда
возникает слово «почвенничество», но оно не совсем точно. Бакин действительно
стремится к земле, но это совсем не стремление к народности, а поиск куда более
глубоких корней — воссоединения с первобытной природой, лишенной какой-либо
национальной идентичности. Примечателен эпиграф к книге, высказывание автора:
«…еще в юности меня влекло нерасторжимое, канонизированное мною братство
деревьев в лесу, еще тогда я желал встать среди них, оставаясь самим собой, и
стоять, вросшись в твердь столько, сколько суждено, молча принимая каждый круг
года…»
В произведениях Бакина человек постоянно сравнивается
с деревом, с землей, с камнями. Писатель раз за разом подчеркивает исконное
родство человека с органическим миром: «от них меня влекло в лес», «он
чувствует себя землей, в недрах которой зарождается землетрясение», «Они были
одним пластом земли. Все». Александр Михайлов вспоминает, что вместо фотографии
Бакина на обложке его первой книги была помещена фотография березовой рощи. Это
сочли скромностью, но возможно предположить и другую причину. Эпиграф
подтверждает, что главным стремлением писателя было именно обезличивание,
возможность потерять себя на фоне ландшафта, слиться с ним и стать одним целым
с деревьями. Не исключено, что трепетное отношение к природе перешло к Бакину
от Толстого, завидовавшего природе в ее естественности, а образ дерева, которое
достойно быть примером людям — из его рассказа «Три смерти». Бакин даже
внешность классика видел так: «Лицо Толстого —…хаос растительности, тайга в
пору бурелома, кряжестность, тяжесть, переплетение хилого с могучим — сама
природа и неизведанность самой природы».
Однако Бакин, в отличие от Толстого, не проповедует
возвращение в лоно природы как способ достижения некой гармонии. Его тяга к земле
— это скорее стремление к смерти. Не случайно герой незавершенного романа в
главе «Девушка по имени Тишь» обнаруживает, что тропинка, которую он взялся
вымащивать, ведет на погост: «Сломанная рука не стала помехой в удлинении
лесной тропинки <…> регулярно ходил в лес, с рукой, висящей на
перевязи, и наверстывал упущенное, выкладывая по шесть-восемь камней за раз.
Уже в тот год, год первого своего перелома, я понял, что из всех многочисленных
тропинок, бравших начало на опушке леса, я выбрал ту, которая вела к кладбищу,
но к тому времени уже выложил слишком много камней, потратил на это не один
год, и не мог отказаться от этой тропинки в пользу другой». Путь, выбранный
Бакиным, — тоже путь к кладбищу. Именно там тело человека наконец становится
частью почвы, разложившись.
Валерий Шубинский и Татьяна Касаткина сравнивали
Дмитрия Бакина с Андреем Платоновым, и это сравнение уместно: оба писателя
уделяют повышенное внимание тому, что Платонов в «Котловане» называет
«несчастной мелочью природы». Вощев копит «вещественные остатки потерянных
людей», а герой бакинской «Страны происхождения» хранит собственные выпавшие
зубы и «волосы Идеи». Для обоих процесс распада биологического тела играет
ключевую роль, без которой невозможно существование ни их теорий, ни их
художественных систем. Однако, несмотря на то, что исходная точка — одна, из
нее возникают два совершенно противоположных вывода. Для Платонова, которому
столь близка была философия Николая Федорова, сохранение человеческих останков
суть преодоление смерти. Бакин же не ищет преодоления смерти, наоборот, смерть
— это преодоление неправильной, не сложившейся жизни: «бессмертие не нужно
человеку, потому что он не камень». Таким образом, сравнение Бакина и Платонова
уместно, но важно понимать, что при всем их сходстве ответы, которые каждый из
них предлагает читателю, — диаметрально противоположны.
Думается, Бакину близок Милан Кундера. Это неожиданное
сходство, но оно в очередной раз показывает, насколько Бакин эклектичен. Он и
сам это подтверждал в интервью, говоря, что писателей, на которых он
ориентируется, «очень много, и они очень разные». Схожесть с Кундерой основана
на том, что для обоих легкость бытия неприемлема, оба хотят крепко стоять на
ногах, твердо стоять на земле. «Легкость во всем, Ольга, легкость во всем — в
еде и одежде, в походке и отношениях, в жизни и несчастии — легкость для них
новый бог, еще немного, и к ним придется привязывать свинцовые болванки, чтобы
они не воспарили к птицам…» Это цитата из Бакина, но несложно представить,
что ее автором мог бы и быть Кундера, написавший: «Чем тяжелее бремя, тем наша
жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее»[5]. Земля олицетворяет собой
нечто базовое, исконное в существовании индивидуума, будь то память о прошлом
своей страны или же — мира. И этот фундамент, на котором строится личность
человека, очень важен для обоих писателей, констатирующих, что общество от них
оторвалось, воспарив в некие новые сферы, которые ни Бакин, ни Кундера принять
не готовы. Конечно, метафоры чешского писателя более политизированы, в то время
как Бакин совершенно аполитичен. Бакин работает в таком масштабе, что привнести
политическую повестку означало бы уровнять ее с экзистенциальными проблемами.
Но проблематика Бакина универсальна, она не привязана к географии или времени,
политике в ней не место.
Куда органичнее то, что он так много внимания уделяет
теме укорененности: прикованность ведет к неподвижности, еще одному сквозному
мотиву всей книги. Неподвижности противопоставлено неустанное движение по
дороге, причем утверждается: первое — хорошо, второе — плохо. Характерна цитата
из «Сравнения с землей»: «Я говорю вам, не нужно меня никуда нести. Движение
имеет смысл для вас. Для меня смысл в неподвижности». Дорога — всегда
неприятности, катастрофы, смерть. Причем смерть, далекая от гармоничной смерти
дерева, против которой Бакин ничего не имеет. Смерть на дороге нелепа. Движение
— противоестественно, ведь люди должны быть статичны. Книга открывается
рассказом о человеке, который парализован: как ни иронично, но создается
впечатление, что именно он — образец для подражания, недостижимый для прочих
героев. И он, конечно, несчастлив, но его состояние помогает ему сохранять
семью. Он максимально среди всех персонажей Бакина схож с деревом (неподвижен и
спокоен), что подчеркивает название повести «Сын дерева». У него будто бы есть
корни: причем как метафорические корни дерева, так и генеалогические. Тема
неподвижности сливается с темой семьи, выявляется личное мнение писателя:
человек не должен переезжать с места на место, он должен жить где родился, с
теми, кто изначально был рядом с ним.
Возможно, истоки подобного отношения к передвижениям
кроются в профессии Бакина: писательство он считал своим хобби, регулярно
работая водителем грузовых фур и переезжая на дальние расстояния. Факт, который
объясняет как отношение Бакина к переездам, так и его тоску по семейному
укладу. Но почему он не бросил работу? Почему не захотел стать частью
писательского истеблишмента вместо того, чтобы быть водителем? Почему писать
перестал совсем, выпустив лишь несколько книжек, а дальнобойщиком — остался?
Возможно такое объяснение: Бакин на
самом деле не мог жить без дороги. Это сложное, амбивалентное чувство. Бакин
своими текстами пытается себе же доказать, что хочет неподвижности, что она нужна
ему. Но, судя по его биографии, не может противиться желанию уехать. Последнее
его завершенное произведение называется «Нельзя остаться». Составители книги
обыгрывают это словосочетание, предполагая, что «нельзя остаться» значит
«нельзя остаться в живых». Но рассказ написан за шесть лет до смерти автора.
Нельзя остаться — это о выборе Бакина между стабильностью и постоянными
разъездами. Приняв решение не менять образа жизни и тем самым предав
собственную концепцию недвижимости, Бакин больше ничего не смог создать, ведь
главная тема его жизни оказалась исчерпана. По материалам незавершенных
произведений видно, что Бакин упорно продолжал писать о гармонично-статичном
мире природы и о путешествиях. Но невозможно было найти некий новый ракурс для
той же проблематики, а писать (и чувствовать) как раньше было тем более
невозможно. Его личный выбор вступил в неразрешимое противоречие с созданной им
мифологией. Поэтому Бакин замолчал.
[1] «Октябрь», 1987, № 12, стр. 121 —
128.
[2] «Огонек», 1989, № 12, стр. 23 — 24.
[3] Бакин
Дмитрий. Цепь: рассказы. М., Библиотека «Огонек», 1991.
[4] См.: Бабель Исаак. Пан Аполек. — В кн.: Бабель Исаак. Конармия. СПб., «Азбука», 2010.
[5] Кундера
Милан. Невыносимая легкость бытия.
СПб., «Азбука», 2016, стр. 11.