Вступительное слово Павла Крючкова
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2016
Успенский Эдуард Николаевич родился в 1937 году в
городе Егорьевске Московской области. Живет в городе Троицке. Кто же не знает
Эдуарда Успенского??!
Главный герой этой
фантасмагорической и одновременно мемуарной прозы — Анатолий Юрьевич Галилов — был удивительным человеком, живым и целеустремленным.
В книжке финского писателя Ханну Мякеля «Эдик» ему
посвящено немало страниц. Мы познакомились с Галиловым
еще в прошлом веке, когда наша страна называлась по-другому, а молоко
продавалось в треугольных пакетах без полосатых котов на упаковках. У меня до
сих пор сохраняется его старинная визитная карточка, на которой начертана должность:
«литературный секретарь писателя Эдуарда Успенского». Он и правда проработал с
Успенским тысячу лет, а может, и больше. Догадываюсь, что эти годы были для них
обоих незабываемым приключением. Кстати, Анатолий Галилов
уже бывал участником успенских сочинений — в сборнике пьес,
изданном двадцать пять лет тому назад под заголовком «Театр Эдуарда
Успенского», среди действующих лиц значится и он: «Галилов
Анатолий Юрьевич — литературный секретарь Успенского, в прошлом следователь. Выглядит
хорошо. Похож на Дядю Федора в зрелости. Все умеет,
даже суп варить».
А почему — Галилов был? Потому, что Анатолия
Юрьевича не стало весной прошлого года. Жаль, что он не увидит этой прозы, напечатанной
в нашем журнале, что не позвонит Успенскому и не поделится свежими
впечатлениями, ведь писались-то они, эти «Приключения…», еще при Толиной
жизни…
Павел Крючков, редактор «Детской комнаты»
(то есть SEMINARIUM’а)
Анатолий Юрьевич — мой секретарь, ему до всего есть дело.
Однажды он идет мимо нашего подъезда и видит — сидит немолодая тетка на парапете, рядом метла, и загорает.
— Эх, ты, — говорит Анатолий Юрьевич, — кругом столько мусора, а ты ленишься.
Он схватил метлу и срочно начал подметать.
А это была метла Бабы-Яги. Она не хотела подметать, она (метла) хотела летать. Она задергалась в его руках, завырывалась, но Анатолий Юрьевич так устроен, что если из его рук что-нибудь вырывается, он это что-нибудь не выпустит из рук ни за что.
Вот метла и полетела вместе с Анатолием Юрьевичем.
Все дело в том, что Баба-Яга устала от жизни на селе — куры, козы, молоко, печи, дрова. Кто же это выдержит, особенно в пожилом возрасте.
Она взяла свою метлу и пошла в город работать в котельную.
Анатолий Юрьевич, сидя на метле, посетил несколько интересных мест. Он побывал на Дорогомиловском рынке на складе веников. На Тишинке, где продавались пластмассовые садовые подметалки для листьев. И даже полетал немного за подметательной машиной.
Наконец он прилетел назад в котельную.
Он сказала Бабе-Яге:
— Вот. Получай свое оборудование.
— Нетушки! — сказала Баба-Яга. — Кому она нужна такая изменница. Пусть теперь у тебя на всю жизнь остается.
— А вы, бабушка, как? — спросил растерянный Анатолий Юрьевич.
— А я как-нибудь обойдусь. Я уже пылесос осваиваю.
И она улетела вдаль на старом помоечном пылесосе.
С тех пор жизнь Анатолия Юрьевича переменилась.
Например, я прошу его зайти в издательство «Детский мир» отдать рукопись.
— А на каком они этаже?
— Какая тебе разница. Там же есть лифт.
— С метлой меня в лифт не пустят.
— Тогда на пятом.
— Интересно, а у них есть форточка?
— Зачем?
— Это как зачем, — сердился Анатолий Юрьевич. — Если окна заклеены, как я им в форточку передам?
И он подлетал к издательству «Детская литература», разумеется, не со стороны памятника Дзержинскому, и передавал рукопись в форточку.
Скоро слух о его уникальных возможностях разошелся, и к Анатолию Юрьевичу стали обращаться многие.
Одним из первых позвонил из Ялты писатель Сергей Иванов:
— Слушай, Толян, я все цветы перед отъездом выставил на балкон, а по интернету я видел, что дождя у вас нет. Будь добр, полей.
И вот Анатолий Юрьевич с ведром наперевес летит на улицу Башиловка спасать цветы Сергея Иванова.
Он вернулся страшно недовольный, весь в колючках.
— У него эти цветы разрослись как ненормальные — пристать невозможно. Думать надо, прежде чем поливать просить!
Еще Анатолий Юрьевич расстроился на
себя — туда он летел в равновесном положении, а обратно с пустым ведром,
поэтому его все время заносило вправо, в портфельную сторону, и он сделал три
лишних круга возле нашего дома.
Иногда Анатолий Юрьевич доставал кошек с крыши. Иногда передавал цветы с записками незнакомым тетям на верхних этажах.
А однажды полдня летал в Миусском парке за сбежавшим попугаем.
В конце концов я решил прекратить работу этой далеко не голубиной почты: «Еще запутается в проводах и сгорит».
— Хватит! Теперь все заказы только через меня.
Как
Анатолий Юрьевич поссорился с вороньей стаей
Мы с писателем Ковалем сидели у меня на кухне по улице Усиевича за чаем и выясняли ряд сложных вопросов:
— Кто лучше пишет — Сергей Иванов или Константин Сергеенко? А может быть, Леня Яхнин?
Выяснялось, что хуже пишут все.
За окном по-черному кричали вороны. И разговор постепенно перекинулся на ворон.
Мы стали выяснять, какого цвета у них
яйца. Коваль говорил, что они серые с темными кляксами. Я утверждал, что они
голубые с коричневыми пятнами.
Мы спорили с глубоким убеждением. Мы
ссылались на Брема, на профессора Магницкого, на справочник-определитель птиц.
Никто не хотел уступать.
Мы поспорили на самое ценное — на коньяк.
И тут вмешался Анатолий Юрьевич. Он молча вышел на балкон со своей знаменитой метлой и прямо с места полетел вверх к тополиным вороньим гнездам.
Скоро он вернулся с яйцом, но не один, а в сопровождении трех ворон. Они громко кричали и пытались его клюнуть.
Яйцо было ни то ни се. Оно было серое, но с коричневыми пятнами.
— Все, Толян, — сказал Коваль, — отнеси на место. Уважь птиц.
— Сами уважайте, — сказал Анатолий Юрьевич, — они кусаются.
Он показал пару заметных клевков.
Я на метле летать не умел, а Коваль даже и не пробовал. По-моему, яйцо так и осталось у него в коллекции.
*
* *
Но для Анатолия Юрьевича неприятности на этом не кончились. Вороны стали его преследовать. Едва он выходил из нашего подъезда, как тут же поднимался жуткий вороний крик и то одна, то другая вороны пикировали ему на голову и больно клевали.
Он даже шляпу стал носить по такому случаю. Но тогда его клевали в шею.
Ехидный наш товарищ Аркадий Хайт сказал ему:
— А вы с ведром на голове ходить не пробовали?
Лучше всех Анатолию Юрьевичу посоветовал Коваль:
— Толя, а ты брось им в гнездо пинг-понговый шарик.
Нет такого препятствия, которого не мог бы преодолеть мой славный секретарь. Он так и сделал: покрасил шарик от пинг-понга в вороний цвет и отвез его в гнездо.
— Вот пусть посидят теперь до посинения, — строго сказал Анатолий Юрьевич, — пусть успокоятся. А то, ишь, кусаться начали. Пусть спасибо скажут, что я им куриное яйцо не подложил.
Как
Анатолий Юрьевич помогал диссидентам
В то время мой приятель и соавтор Феликс Камов находился под тесным прессом КГБ.
Он хотел покинуть Советский Союз и выехать на свою новую Родину в Израиль. Как вы догадываетесь, он был евреем.
Как только он обрадовал власти своим заявлением на выезд, с ним начались всякие неприятности. Его начали арестовывать, лишили работы и даже отключили телефон. Таким образом его уговаривали не покидать Родину.
А он не соглашался, и мы его понимали и поддерживали. Мы — это его друзья писатели. В частности, делились с ним гонорарами.
Но как это сделать? У входа в его подъезд, а иногда и на его этаже стояли мрачные стукачи.
И тут на помощь к нам пришел Анатолий Юрьевич. Со своим бессменным портфелем он подлетал к форточке его квартиры (разумеется, со стороны двора, а не улицы) и всовывал туда определенную пачку денег.
Сначала дети Феликса пугались Анатолия, а потом осмелели и стали стрелять в него из рогатки.
— Вы сами туда летайте, — сердито говорил нам Анатолий Юрьевич. — Не дети, а эмигранты какие-то.
Спрос
на Анатолия Юрьевича возрастает
Не представляю, как бы мы жили без метлы Анатолия Юрьевича.
Есть у нас такой знакомый Миша Мокиенко — обаятельнейший и умный человек. Он такой всесезонный дед Мороз, и зимой и летом. Но при всей его актерско-режиссерской талантливости он, наверное, самый бестолковый человек в стране.
Вот его типовая история:
Я пошел в магазин, накупил продуктов, потом заплатил за
телефон в магазинном терминале и пошел домой.
Придя домой, понял, что оставил продукты рядом с терминалом.
Вернулся. Пакеты были на месте. Забрал продукты и пришел домой.
Развернул пакеты, понял, что взял чужие продукты.
Вернулся к терминалу, получил обвинение в воровстве от
кричащей покупательницы.
Купил новые продукты. На выходе из магазина охранник вернул
мне продукты, которые я оставил у терминала. Принес домой два комплекта.
Дальше выяснилось, что я положил деньги на свой старый, утерянный
телефон.
Я послал сына заплатить еще раз. Сын положил деньги, как и я,
на старый номер.
Я снова вернулся в «Магнолию» оплатить телефон. В результате
оплатил телефон сына. Пришлось в очередной раз идти в «Магнолию».
Так вот этот замечательный человек однажды повел маленького сына в детский сад. (Жена уехала в командировку).
Он приблизительно помнил, где был сад, и потащил ребенка туда.
— Возьмите ребенка.
— Но это не наш.
— Ваш.
— Нет, не наш. Его давно перевели в сад с бассейном.
— А где сад с бассейном?
— Их три: «Звездочка», «Ласточка» и «Чебурашка». Наверное, он в «Чебурашке».
— Как я его узнаю?
— У них бассейн во дворе.
В конце концов Ванечка был отправлен в сад, а папа рванул на репетицию спектакля.
Вечером, под восемь, он звонит Анатолию Юрьевичу:
— Анатолий Юрьевич, спасайте.
— Как спасайте?
— Заберите ребенка. У них нет ночной смены.
— Какого ребенка?
— Моего Ваню.
— А ты где?
— Я «Сказки дедушки Мокея» снимаю.
— Где?
— В Питере.
— Ты уверен, что в Питере, а не в Салехарде? — спрашивает ехидный Успенский.
— Что вы думаете, я уж совсем му..? — возмущается Миша. — То есть — я не в своем уму?
— Так никто не думает, — успокаивает его Анатолий Юрьевич.
— Ну почему? — с намеком говорит Успенский.
— А какой адрес сада? — спрашивает Анатолий Юрьевич.
— Не знаю. Это детсад «Чебурашка», у них бассейн на улице.
— Все ясно!
Анатолий Юрьевич схватил метлу и бросился на поиски «Чебурашки». Пролетав целый час над кварталом, он увидел нужный сад и нужного ребенка у бассейна. Он схватил Ванечку и полетел домой.
Мальчик почему-то не испугался:
— Дядя, ты детей воруешь?
Строгий Анатолий Юрьевич приказал:
— Летишь, и помалкивай.
Ваня помалкивал, но лучше от этого не было. Анатолий Юрьевич не знал, куда лететь.
Навигаторов тогда не было. В результате он приперся на балкон к нам, на Усиевича.
Ванечку покормили. Но спать он не хотел:
— Дяденька, покатай.
Его немного покатали по квартире, но он брыкался, дрался и все стремился на балкон.
Короче, спал Ванечка привязанный к кровати.
Сложности
характера Анатолия Юрьевича
Между прочим, мы заметили, что каждый вечер Анатолий Юрьевич в белой рубашке, в черном пиджаке и с портфелем стал куда-то улетать.
Перед этим он долго брился, причесывался и поливал себя одеколоном.
Вообще-то он брился и одеколонился и был в черном пиджаке каждый день, но в последнее время он делал это явно с другим смыслом. С большей тщательностью.
— Интересно, куда это он летает, — спросил я у Коваля.
— Как это куда, — ответил Коваль, — на шабаш. На партсобрание по-ихнему.
— Еще и невесту приведет? — спросил я.
— А куда ж без этого, — ответил Коваль. Он все всегда решал по-простому.
Невесты мы так и не увидели, даже фотографии (Анатолий Юрьевич фотографировать не умел или не хотел). Но всякие галстуки с модернистскими рисунками, платочки с вышивкой крестиком так и сыпались из него.
Насчет крестиков я поторопился, вышивка была гладью — шабашные подруги крестиком не вышивают. Но факт был налицо. Мы с ужасом ждали появления подруги.
— Интересно, на чем она прилетит? — спрашивал я.
— На метле, конечно, — говорил Серей Иванов.
— На пылесосе, — считал я.
— На мотороллере, — сказал Коваль.
Но вместо девушки на метле, из Санкт-Петербурга на «Красной стреле» к нам прилетела Семенова Любовь Александровна.
Любовь Александровна и Анатолий Юрьевич с переменным успехом дружили около тридцати лет. Это была практически жена Анатолия. Но Анатолий от женитства отказывался, говорил, что все и так хорошо, он все напирал, на то, что она у него как подчиненная, что она у него здесь, в кулаке.
Но оказалось, что все совсем не так, а скорее наоборот — Анатолий Юрьевич у нее в кулаке. С ее приездом он как-то сник, засуетился, потерял самостоятельность.
Она быстро навела порядок в полетах во сне и наяву. Все галстучки и платочки крестиком мигом исчезли из гардероба Анатолия.
— Чтобы я этого больше не видела.
Она все время ходила по дому сердитая и сердитела все больше. Однажды она самопроизвольно села на метлу Анатолия Юрьевича и скрылась в облаках. Мы все в ужасе замерли, сидели и ждали.
— Сейчас грохнет! — сказал Коваль.
*
* *
И вот в небе показалась точка, потом темный силуэт и наконец сама Любовь Александровна. Он подлетела к нашему балкону, плюнула на него, развернулась и снова улетела вдаль.
— Просто в душу наплевала, — сказал Сергей Иванов.
— И моя не лучше, — вдруг сказал Коваль и пояснил. — Моя первая.
— А моя лучше, — сказал Саша Курляндский. Потом, подумав, добавил: — Процентов на тридцать.
Тут в студию вошла моя дочь Таня:
— Папа, ты вчера пришел пьяный. Теперь ты должен купить мне попугайчиков.
— Ты не спеши, — сказал Курляндский, — папа еще раз придет домой пьяный, тогда он купит тебе сразу собачку.
— Собачку он купит, если два дня не будет дома ночевать, — решил Иванов.
— Не говорите чуши, — сказал Коваль. — Ребенок будет надеяться.
— Ребенок сейчас же пойдет вниз и скажет маме, чтобы она готовила клетку, — сказал я.
*
* *
Любовь Александровна была так потрясена тем, что видела на шабаше, что прямо с шабаша помчалась на Ленинградский вокзал и с места в карьер уехала в Питер.
Хорошо, что она метлу не выбросила, и Анатолию Юрьевичу пришлось ехать за ней в Питер. Это все-таки была не просто метелка, а средство производства. И мы без метлы осиротели.
Так что некоторое время мы жили скучной жизнью. А Анатолий Юрьевич после Питера несколько дней ходил слабый, как выздоравливающий.
Анатолий
Юрьевич — сеятель справедливости
Анатолий Юрьевич стрелял плохо. Особенно на дальние расстояния, несмотря на то, что он вышел из милицейской среды. Но если надо было стрелять в упор, он, как правило, попадал с первого раза.
И вот мы заметили, что иногда он вылетал из дома, надев милицейскую кобуру с пистолетом.
— На учебные стрельбы поехал, — говорил Сергей Иванов.
— А может быть, на охоту, — говорил Юрий Коваль. — Сейчас утиная тяга. Представляете, летит он в стае уток, один выстрел — и утка в портфеле.
— А я думаю, он от орлов отбивается или от ворон, — говорил я.
Но летал он совсем не по этим причинам. И узнали мы об этом не сразу.
*
* *
Однажды я обратил внимание, что, когда Анатолий Юрьевич смотрит детективы, он часто пропускает середину фильма и очень внимательно смотрит конец. И когда ужасный преступник Валидол, либо Слон, либо Дед Лавсан поднимал руку, чтобы застрелить положительного героя, Анатолий Юрьевич весь скукоживался, бил себя по коленке и говорил:
— Эх, прозевал.
Что он прозевал, почему прозевал, он не говорил.
Между прочим, Булат Окуджава говорил, что он любит смотреть детективные фильмы, начиная с середины, когда побеждают наши, то есть не преступники. И я тоже всегда так делал и делаю.
Но таких фильмов, в которых убивали положительных героев, становилось все меньше и меньше. Когда «Лавсан» или «Валидол» прицеливался в положительного героя, раздавался выстрел, глубоко убитый преступник падал сам. И тут же, как из дыма, возникал спаситель — еще более геройский герой.
И таких фильмов становилось все больше и больше. Все меньше гибло положительных персонажей.
— Знаете, чья работа? — спросил однажды мудрый Коваль.
— Чья? — спрашивали мы.
— Нашего летающего стрелка.
И был прав.
Странно, но Анатолия Юрьевича никто не замечал. Или люди тогда по-другому были устроены, что его никто не видел.
По тем советским законам не должно было быть экстрасенсов, инопланетян, ясновидения, хиромантии и других наваждений. А раз этого не должно было быть, значит, если даже это и было, этого никто не замечал.
И на пролетающего Анатолия Юрьевича
люди смотрели, как на облачко, не видя его. И мои друзья в наглую
стали посылать Анатолия Юрьевича за пивом.
А что — он подлетал на своей метелке к прилавку, клал за спиной продавщицы несколько бутылок пива в портфель, бросал на прилавок нужную сумму денег и все.
Это было чрезвычайно удобно для нас, потому что пиво в то время было жесточайшим дефицитом, некоторые люди не видели его годами.
Так вот, Анатолий Юрьевич со своей метелкой и портфелем стал часто появляться там, где снимались детективы. Он незаметно проникал на съемочные площадки, внимательно следил за происходящим. Когда дело близилось к контрольному выстрелу, он черным вороном пролетал по съемочной площадке и из своей любимой «травмы» стрелял в грудь целящемуся бандиту.
От громкого выстрела вздрагивала вся съемочная группа, и режиссер восторженно кричал:
— Снято!
Дети
метлы
У Анатолия Юрьевича очень легкая рука. Например, сейчас у нас три курицы. Если за ними ухаживает помощник Фан, то они дают три яйца в день. А если ухаживал Анатолий Юрьевич, то они давали четыре, а то и шесть яиц в день.
Фан приносил воду и зерно и уходил. А Анатолий Юрьевич приносил воду с лимоном, добавлял в зерно селедочку, сало и картофельные очистки. И результат налицо.
*
* *
Но вернемся в те времена. Однажды он принес из дома дорогую китайскую вазу, очевидно, для зонтов. Налил в нее воду и поставил свою метлу.
— Это что за памятник метле? — спросил Коваль, увидев это сооружение.
— Это не памятник — ответил Анатолий Юрьевич. — Может быть, она корни пустит. Тогда мы посадим ее в землю.
— А может, она и листья пустит, — сказал я. — Тогда с ней можно будет в баню ходить.
— Я знаю, что в баню ходят с веником, — сказал Коваль, — но чтобы с метлой.
— Она сгниет. Погубите хорошую вещь, — произнес Сергей Иванов.
А Саша Курляндский, услышав все высказывания, сказал:
— Ничего вы не поняли. Это специальная ваза для зонтов и метелок. Метле в ней очень удобно. Такая вещь должна быть в каждом доме.
— Не погубим. У нас будет много метелок, — уперся Анатолий.
— Тогда мне первому, — сказал Иванов.
— А мне так и даром не надо — сказал Коваль. — Уж если летать, то на хоккейной клюшке.
Прошло несколько дней — метелка не расцветала.
— А может надо ее разобрать на прутики, — предложил я, — а прутики поставить в воду. Вот сколько новых метелок получится.
— Ну да! — возразил Анатолий. — Ты будильник-то целый год собрать не можешь. А это тебе не будильник, это — летающий механизм, это тебе не интернет какой-нибудь. Разобрать легко, а собрать — фиг!
*
* *
Шли дни, метелка не распускалась. Мы надавили на Анатолия:
— Доставай. Нечего механизму простаивать.
Нехотя он вынул метлу из вазы, протер как следует и аккуратно повесил на стене, как вешают ружье.
Потом он взялся за вазу, чтобы выплеснуть из нее воду, Коваль вдруг остановил его:
— Стой, Натолий. Дай сюда.
Он вылил воду из вазы в ближайшую кружку, понюхал, потрогал пальцем и сказал:
— Чистый спирт!
Один
день
Мы говорили об отпуске.
— Чего тут думать, Анатолий, — сказал Коваль. — Собирайся и давай с нами к Ферапонтову.
Имелось в виду проведение отпуска где-то под Костромой около Ферапонтова монастыря в крестьянской избушке Коваля.
— Представляешь — вид из окна на тайгу на пять километров. Все зеленое и синее. Сел себе и рисуй. Отдохнешь!
— Знаю я этот отдых, — ответил Анатолий Юрьевич. — Через каждый час надо будет в сельпо летать за водкой. Заведите себе свою метлу и летайте сами.
— А что, — сказал Сергей Иванов, — Толян, одолжи им свою метлу на лето, пусть развлекаются.
— Для них это развлечение, а для меня это рабочий инструмент.
— Тогда давай ко мне в Тарасовку, — предложил Иванов. — Представляешь, я утром на велосипеде, а ты рядом на метле.
— Я-то зачем? — спрашивал Толян.
— Мои мысли записывать. У меня руки заняты, а ты рядом с диктофоном.
— Так вы вместе в столб и врежетесь, — предположил я. — Давай со мной в Чернигов на съемки.
Речь шла о фильме «Там, на неведомых дорожках», который снимался по моей повести «Вниз по волшебной реке». Побывать на съемках фильма-сказки, да в красивейшем месте на юге, разве это не праздник.
— Там Пельцер Бабу-Ягу играет, — уговаривал я. — Она будет на метле летать, а ты будешь консультантом.
— Тебе еще и заплатят за оборудование, — добавил Коваль.
Но Юрьич и на это не согласился.
— Все, хватит, — сказал он, — вы здесь болтаете, а мне рукопись надо передать в «Детгиз».
И он взлетел ввысь с балкона.
*
* *
Только он вылетел, пришли Гриша Остер и Курляндский.
— Я был внизу, в Литфонде, — сказал Остер.
В Литфонде могли дать путевку в дом творчества и материальную помощь. Гриша наверняка просил и то и другое.
— Ну и что. Дали тебе путевку?
— Дали. Лучше бы не давали.
— Почему?
— Я просил в Юрмалу, а мне дали в Голицыно.
— И что, поедешь?
— Нет. Тещу отвезу.
— У Гриши ничего не пропадает, — сказал Курляндский.
— А вы что тут все делаете? — спросил Остер.
— Думаем, как лето провести.
— Я во Францию еду, — сказал Остер. — Кубинских сигар купил целую коробку.
Все набросились на Гришу — зачем ему кубинские сигары во Франции.
Выяснилось, что они там в дикой цене — за две сигары можно купить целые джинсы.
— У Гриши ничего не пропадает, — теперь уже сказал Иванов.
— Пропадает, — сказал Гриша. — Я весь в долгах.
— Успенский тоже весь в долгах, — сказал Курляндский. — Ему все должны.
Тем временем на балкон приземлился Анатолий Юрьевич и без шума возник на кухне.
Бенционыч (Остер) вздрогнул:
— Стой, — закричал он. — Его здесь не было!
Он вопросительно посмотрел на всех.
— Материализовался, — сказал Коваль.
— Как моторизовался?
— Ма-те-ри—ализовался.
— Как материализовался?
— Да так, — сказал Коваль, — телепортация.
Но Остера нелегко было провести. Он вышел на балкон, увидел метлу и сразу все понял:
— Ага, черные силы.
— И ничего не черные, — сказал Анатолий Юрьевич, — фольклорные.
— И что, хорошо работает? — спросил Остер.
— Как надо работает, — ответил Юрьич.
— И что, высоко можно летать?
— Высоко. Насколько не боишься. Я высоты не боюсь. Я на мостах работал.
— Значит можно в цирке выступать, — сказал Гриша.
— Как выступать? — насторожился Анатолий Юрьевич.
— А так, — объяснил Остер. — Полеты под куполом. Можно большие деньги заработать.
Анатолий Юрьевич обиделся:
— Не нужны мне большие деньги.
Он повесил свою метлу, как ружье, на свое место в прихожей и обиженный скрылся в середине квартиры. Ему было обидно, что кто-то подумает, что его слишком интересуют деньги.
— Нет, — грустно сказал Гриша, — нам никогда не построить капитализм!
Он долго нам рассказывал, какое
феерическое это было бы зрелище. Оно бы начиналось с фольклорных полетов. Потом
было бы освоение космоса.
— Вы, как хотите, а я сценарий напишу. Дайте телефон Никулина.
Как
Анатолий Юрьевич ушел через серебристые облака
Однажды во время наших очередных бесед у нас появился поднадзорный Феликс Камов.
— Слушай, Эдюля, мне Хайт сказал, что у вас Толя летает.
— Летает, по-настоящему летает, только не смейся.
— Я не смеюсь. У меня дело есть.
Феликс всегда отличался быстрым соображением, а с тех пор как превратился в невыездного, стал в два раза быстрее просчитывать варианты. Раз Хайт сказал, что Анатолий Юрьевич летает, значит Анатолий Юрьевич летает. Оба они достаточно серьезные люди, чтобы голову кому-то морочить.
— У меня дело есть. Надо Войновичу письмо передать. А у него в подъезде на каждой ступеньке по агенту.
— Ясно, — сказал я и позвал Толю.
Я объяснил ему, в чем дело. Что это очень важно. Что надо через форточку письмо Войновичу передать. И, может быть, потом забрать у него рукопись.
— Толя, слетаешь?
— Я Владимира Николаевича уважаю, — сказал Анатолий. — Расскажите куда лететь. Какой дом, какой этаж.
Феликс рассказал, как найти дом Войновича, сказал, какой этаж, что стоит на подоконнике.
И Анатолий Юрьевич полетел. Письмо он держал в зубах, чтобы не чикаться.
Мы все обрадовались — Владимир Николаевич по тем временам был кумир и властелин дум.
Передать письмо Войновичу — это не то что бросить деньги в форточку Камову. Все замерли и стали ждать.
Ждем, ждем, ждем. Коваль говорит:
— Сейчас как <—>нет.
И точно, напряжение было именно такое. Феликс поморщился, но ничего не сказал, он не любил мата.
Вдруг послышался шум — на балконе приземлился Анатолий Юрьевич. Он вошел на кухню мрачный и сердитый:
— Зря старался. Там таких, как я, несколько. Все на метелках, в фуражках и с пистолетами. Еле ноги унес.
Мы все засуетились, забеспокоились:
— Как унес? Почему унес?
— У них у всех метелки государственные, пластмассовые — ширпотреб, а у меня настоящая, народная. Как они за мной помчались, у них фуражки так и посыпались. А я влип в метлу, сделал свечку и через серебряные облака ушел.
— Может, вечером попробовать, — робко сказал Коваль.
— Нет уж, — возразил Юрьич, — сами пробуйте. Я эту нечистую силу боюсь.
Чем
занимаются на шабаше
— Слушай, Юрьич, — просил Иванов. — Поснимай ты для нас свой шабаш. А? Что там делается? Нам в литературе понадобится.
— Да как он поснимает? Туда с телекамерой не пустят, — предположил я.
— Ни за что, — согласился Анатолий Юрьевич.
— А с фотоаппаратом, — спросил Иванов.
— Да, — попросил Коваль, — просвети нас. Я, например, никогда не бывал на шабаше.
— И с аппаратом не пустят, — сказал Анатолий Юрьевич, — там рамки стоят. Все металлическое надо оставлять.
— Ну, хорошо, — говорил Коваль, — ты все-таки писательский секретарь. Ты нам своими словами расскажи. Как там одеваются, что едят. Кого ты там встречал. Может, из наших.
— Из каких наших, — удивился Курляндский.
— Из тех, которых носят на плакатах. Очень возможные люди.
— Те, которые на плакатах, вряд ли там окажутся, — сказал Курляндский. — Им для этого решение съезда нужно.
— Они только стаей летают, — добавил Иванов. — На них метелок не наберешься.
— Хрен с ними, с нашими, — сказал Коваль. — Ты про простых людей расскажи.
— Не могу, — не согласился Анатолий Юрьевич. — Я подписку давал.
— А я знаю, кого ты там видел, — сказал я.
— Кого? — спросил Юрьич.
— Парастаева, — сказал я.
— Верно, — удивился Анатолий.
Видно было, что он серьезно удивлен.
— А кто такой Парастаев? — стали все спрашивать.
Я рассказал. Парастаев был бухгалтер моего кооператива. Во внешности у него было что-то дьявольское: острые кончики ушей, хищный горбатый нос и общая агрессивность лица.
Однажды я приехал к нему домой передать очередной взнос. И когда я позвонил в его дверь, я услышал приближающееся постукивание каблуков.
— Ого, молодая женщина, — подумал я.
Но когда дверь открылась, на пороге стоял Парастаев в тапочках. Он что, на копытах шел, а потом преобразился?
И все стали думать — кого там (на шабаше) можно встретить по этому признаку.
— Я знаю, — сказал Иванов. — Грачевского. Точный шабашевец.
Юрьич промолчал, но мы поняли, что Грачевский туда летает.
И все стали думать — кого еще можно встретить на шабаше.
— Хрен с ним, с Парастаевым, — сказал Коваль. — Ты про наших расскажи. Кого ты там из близких видел.
— Не могу, — снова сказал Анатолий Юрьевич, — я подписку давал.
— Там никого из наших нет, — твердо сказал Курляндский.
— Ну, да, — возразил я, — а вдруг твоя Инночка тоже туда летает, на венике.
— Или ее мама, — добавил Иванов.
— А твою Риммочку туда даже и близко не подпустят, — ответил мне Саня, — из-за ее злости.
И тут как раз появилась Риммочка:
— Ну, все, — сказала она, — хватит вам здесь пьянствовать.
И все увяли.
Анатолий
Юрьевич приобретает навигатор
Однажды тихим московским вечером мы сидели у меня на Усиевича в мастерской и тихо беседовали, провожая вечер.
На балконе с шумом приземлился Анатолий Юрьевич. Поставил метелку в угол и сердитый вошел на кухню.
— Чего ты такой, Толян? — спросил Сергей Иванов. Он был самый цепкий на новости.
— Я с петухом столкнулся, — ответил А. Ю.
— А ну, покажи.
И верно, лицо у Анатолия Юрьевича было явно повреждено. Некоторые яркие перья просто приклеились к нему.
— Если у тебя такой вид, — сказал Сергей, — я представляю, как этот петух выглядит.
— Да, где ты петуха нашел? — спросил я.
— В небе, как где.
— Высоко?
— Высоко. Метров пятьсот, наверное.
— А что ты там делал? — спросил Сергей.
— Летал. Навигатор испытывал.
— А что там петух делал? — спросил Коваль.
— Тоже летал.
— Да, как он там оказался? — допытывался я.
— Вот я и хотел это узнать.
— Это и не петух вовсе, — сказал Коваль. — Это журавль. Сейчас журавли летят.
— Да. Там много этих куриц было, — согласился Юрьич. — Они все вниз посыпались.
— А где это было?
— За обводным каналом.
— Ну, все, ты попал, — сказал Коваль. — Стая вниз посыпалась. Вожака нет. Теперь они погибнут. Они не знают, куда лететь.
— И что делать? — расстроился Анатолий.
— Как что, поведешь стаю на юг. У тебя же есть навигатор.
Опечаленный Анатолий Юрьевич пошел собираться.
*
* *
Рано утром, вернее, в конце ночи он стал готовиться к отлету. Мы помогали ему.
Тут снизу позвонил вахтер — Григорий Тихонович:
— Эдуард Николаевич, к вам Курляндский. Пропускать?
— Пропустите.
Пришел Саня:
— Гулял с Инночкой, вижу, у тебя свет горит. Ничего, что зашел?
— Нормально.
— Что это вы тут делаете?
— Да вот, Анатолия в командировку посылаем.
Мы рассказали Курляндскому историю гибели журавля. И стали одевать Юрьича дальше.
Мы надели на него теплый свитер. Нашли глубокую плащевку и набили портфель бутербродами.
— Все. Лети.
— Вы что, — сказал Александр Ефимович. — Ведь там за бортом минус 60. Валенки нужны и зимняя шапка.
Мы оторопели: «А ведь правильно!»
Я спустился вниз в квартиру и принес все, что приказал Саня.
— Все. Лети.
Анатолий сделал прощальный круг над школьным двором и помахал нам портфелем.
— Когда стаю начнешь поднимать, — предупредил Коваль, — кричи: «Курлы, курлы».
— Доведешь стаю до Тулы и возвращайся, — закричал Иванов.
— Лучше всего электричкой, — подхватил Курляндский.
А мне в голову пришли печальные строчки:
— Вы когда вернетесь,
Я не знаю, скоро ль,
Только возвращайтесь
Хоть когда-нибудь.