Главы из книги. Вступление Павла Поляна
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2016
Герасимова
Инна Павловна родилась в городе
Рассказово Тамбовской области. Окончила искусствоведческий факультет
Белорусского театрально-художественного института, кандидат исторических наук.
Автор книг «Встали мы плечом к плечу. Евреи в партизанском движении Белоруссии.
1941 — 1944» (Минск, 2005), «Праведники народов Мира Беларуси» (Минск, 2004;
второе издание — Минск, 2015), «Свидетельствуют палачи. Уничтожение евреев на
оккупированной территории Беларуси в 1941 — 1944 гг.» (Минск, 2009), «Когда
слова кричат и плачут… Воспоминания узниц Минского гетто» (Минск, 2008) и
других. С мая 2012 года проживает в Германии (г. Висбаден).
Полностью книга И. Герасимовой «Марш
жизни» выходит в издательстве «Corpus».
Суражские
ворота, или Список Герасимовой
В этой книге уникально буквально все, кроме разве что желания горстки беззащитных людей, на которых объявлена смертельная охота, выжить вопреки всему и уцелеть.
Уникальна оперативная ситуация, породившая не только необходимость, но и возможность «марша жизни».
Уникален и он сам как таковой, его время и место.
Уникален и его главный герой — русский политрук Николай Яковлевич Киселев.
Но уникален и автор, Инна Герасимова, первооткрывательница темы.
Да и у самой книги как у проекта тоже своя нетривиальная судьба.
1
В годы Второй мировой люди, на жизнь которых была объявлена охота, — это евреи и, чуть позже, цыгане, а на территории СССР еще и комиссары, то есть большевистские функционеры. Национал-социалистическая мечта, собственно, состояла в избавлении от европейского (а в перспективе и мирового) еврейства. Когда «географическая» стратегема окончательного решения еврейского вопроса (депортация с глаз долой!) показала себя несостоятельной, перешли к «биологической»: массовое и технологичное, по возможности недорогое убийство и ликвидация его следов. Это не исключало временного сохранения жизни тем евреям, чьим трудом еще можно было воспользоваться, и подразумевало создание инфраструктуры как по уничтожению евреев, так и по использованию трудоспособных из их числа (гетто, концлагеря, лагеря смерти).
Понятно, что у евреев в людоедских условиях немецкой оккупации была прямо противоположная цель и мечта: сохраниться, уцелеть, выжить! Но какая стратегия для этого эффективнее — та, которую практиковали большинство юденратов, готовых откупаться в своих гетто все новыми и новыми евреями, или политика партизан-сопротивленцев, предпочитающих «смерти на коленях» — «гибель стоя»? Что стратегически правильнее, — боясь смерти, терпеть, унижаться и выторговывать каждую еврейскую жизнь за счет еврейской смерти — или, не боясь смерти, бороться за каждую жизнь с риском погибнуть в бою? Или, вывернув вопрос наизнанку: играть или не играть в шахматы с дьяволом?
Если первых, вслед за Владимиром Порудоминским, называть «прагматиками», а вторых «героями», то нельзя не признать, что не только «прагматики» имеют на совести бессчетно катакомб из стариков и детей, отданных как отступное за жизни стариков и детей из своей мишпухи[1], а также молодых и трудоспособных, но и за каждый партизанский подвиг жизнями своими рассчитывались заложники в тюрьмах и собратья-невольники в гетто. В действительности этих полярных крайностей-типов не существует, они перемешаны друг с другом, а точнее, сосуществуют внутри каждого отдельного еврея, и решающим становится то, какую пластичность и какую пропорцию того и другого он находит для себя допустимыми.
«Героям» без «прагматиков» трудно с чисто прагматической точки зрения: для успеха их деятельности всегда полезно иметь прикрытие в виде удостоверения полицейского или иной хорошей ксивы. Но и «прагматикам» позарез нужны «герои»: все они признают и сопротивление тоже, но как последнюю возможность, как крайнее средство, к которому прибегают тогда и только тогда, когда все остальные, не оправдав надежд, себя исчерпали (и когда, собственно, уже поздновато перестраиваться).
Сопротивленцы и партизаны в глазах «прагматиков» — опасные сумасшедшие и провокаторы, играющие с огнем. Их бессмысленные героизм и жажда подвига во имя еврейского народа вызывают у них отторжение и протест, ибо мешают проводить столь мудрую политику малых уступок и полезности палачам. Они как бы спрашивает у оппонентов-«героев»: ну что — много евреев спаслось после Варшавского восстания?
Но и «герои» (останься они живы) могли бы чуть позже у них спросить: а много ли спаслось в вашем гетто? Сегодня мы уже твердо знаем, что все большие гетто — все до единого! — были ликвидированы: последним из них было гетто в Литцманнштадте-Лодзи, окончательно проглоченное — в том числе аушвицкими газовнями и крематориями — только в августе 1944 года.
Иными словами, вся борьба «прагматиков» сводилась, в сущности, к установлению очередности смерти и управлению этой «очередью». Блатной закон «Умри ты сегодня, а я завтра», в сущности, ничем от этого не отличается. (Что ж, и это в глазах прагматиков имело смысл: как знать, а вдруг завтра, а может, послезавтра произойдет нечто такое, что спасет? В то же время слабое место в рассуждениях «прагматиков» — необъяснимая уверенность в «добропорядочности» СС и прежде всего в том, что кто-кто, а именно они умрут последними — «послезавтра».)
Колоссальной слабостью «прагматического» подхода является его этическая сторона. Порудоминский пишет о «…нравственном пределе, переступив который, человек обрекает себя на жизнь, утратившую главные человеческие ценности, самый смысл бытия…» А ведь каждая акция в гетто — это пролог к селекции в Аушвице.
Впрочем, никто еще не посчитал распределение выживших евреев по способам их спасения — сколько в лесу и укрытиях и сколько на пепелищах оставленных нацистами гетто и концлагерей? — но уже самый факт сопротивления возвращал всем и каждому достоинство и надежду, веселил и возвышал истерзанную душу.
2
Только не надо себе представлять дело так, что вся проблема в еврейском выборе: если решили уйти к партизанам, — то собрались и ушли. Да нет же! Там их никто не ждал, и никто не был им рад. И дело не столько в субъективном партизанском антисемитизме (хотя его и было с избытком), а в объективном раскладе. Единичные евреи, крепкие и молодые, еще могли рассчитывать на нейтрально-дружественный прием, особенно если они пришли с оружием в руках, а вот у их родителей, дедов, невест, у их младших братьев и сестер шансы на то, чтобы быть принятыми, совершенно иные — практически нулевые. Партизанская жизнь — это не пионерлагерь с пионервожатыми и не турпоход с песнями под гитару, это каждодневно и ежесекундно реальный риск быть окруженными или убитыми, необходимость и готовность сниматься с места за полчаса и совершать многодневные марш-броски — все это мишпухе из гетто заведомо не под силу, и отряд, который брал на себя ответственность за еврейский стан, словно бы надевал на себя вериги. Так что не приходится удивляться тому, что случаи такого гостеприимства были крайне редкими, а если случались, то значит или весь отряд был еврейским (бывало и такое!), или евреем был его командир или кто-то реально влиятельный из его штаба.
Вообще-то партизаны в белорусских лесах очень многое себе позволяли. Чуть ли не всю войну в республике существовали большие зоны, де факто свободные от оккупантов и где сохранялась советская власть. В разные периоды войны — это Октябрьско-Любанская и Кличевская зоны (глубокой осенью 1941 года), Суражская, Ивенецко-Налибокская, Рассонно-Освейская, Сенненско-Оршанская и Полоцко-Лепельская (в 1942 году), а в начале 1943 года — еще и Борисовско-Бегомльская. По сведениям Белорусского штаба партизанского движения (БШПД), к началу 1943 года партизаны фактически контролировали около 50 тыс. км кв., а на конец 1943 года — 108 тыс. км кв., или почти 60 % оккупированной территории Белоруссии! В партизанских районах Беларуси проводилась даже рутинная мобилизация населения в Красную армию!
По ходу своих классических операций — а это пускание поездов под откос, засады на дорогах, налеты на села с немецкими гарнизонами, освобождение своих людей, схваченных накануне захватчиками, — они нередко отбивали сотни угоняемых в Германию остарбайтеров (или остовцев), приготовленных к отправке или уже отправленных на запад, а вот освобождения местечек с гетто и геттовцами они старались избегать — по вышеизложенным причинам.
Поэтому случай русского партизана лейтенанта Павла Васильевича Пронягина — исключение, а не правило. 22 июня 1941 года настигло его, командира стрелкового взвода, под Барановичами. Попав под станцией Бытень в окружение, он организовал партизанскую группу. С весны 1942 года — Пронягин уже командир отряда им. Щорса, а с апреля 1943 года — начальник штаба Брестского партизанского соединения. Одна из ярких страниц боевой деятельности отряда — спасение летом 1942 года — накануне акции по их уничтожению, — узников гетто в Коссове. Одна из рот его отряда была почти полностью еврейской.
Ситуация же, с которой история и белорусские партизаны столкнулись в случае со спасенными ими долгиновскими евреями, была иной. Чуя грядущие казни, они сами, кто только мог, убежали из гетто в лес и сами создали там семейный лагерь. Встретив партизан, молодежь стала проситься в отряд, но приняли очень немногих. Принимал их как раз Киселев, формировавший из бывших военнопленных и окруженцев, слонявшихся по лесам, новый партизанский отряд «Победа».
Кто-то, а точнее комиссар отряда «Мститель» Иван Матвеевич Тимчук, был в курсе существования «Суражских ворот» (см. ниже) и предложил вывести семейный еврейский лагерь за линию фронта. Идея не то чтобы понравилась, но ее, во всяком случае, не отвергли, а Киселев согласился ее осуществить, под обещание звезды Героя Советского Союза. И вот, к середине августа, собрав две или три сотни «семейников» из окрестностей отрядов «Мститель» и «Борьба», он с тринадцатью сопровождающими двинулся в путь.
3
Весьма существенным фактором в организации и осуществлении «марша жизни» стало наличие в этот период 40-километрового разрыва в линии фронта противника, на стыке групп его армий «Север» и «Центр» между Велижем и Усвятами, населенными пунктами, расположенными близ города Суража Витебской области и за северо-восточной границей БССР, но уже в РСФСР (соответственно, в Смоленской и Калининской областях).
Этот разрыв, получивший название «Суражских (или «Витебских») ворот», образовался в результате синхронизированного наступления 4-й Ударной армии Калининского фронта в ходе Торопецко-Холмской операции и освобождения прифронтовых районов партизанами Витебской области. Этот труднопроходимый и болотистый участок был мало пригоден как для наступления, так и для обороны: окажись он не на стыке двух групп армий, а в зоне действия любой из них, он наверняка был бы закрыт гораздо раньше. А так получилось, что «ворота» были «открыты» на протяжении аж семи с половиной месяцев — с 10 февраля по 25-28 сентября 1942 года!
Надо ли говорить, какое огромное значение они имели для белорусских партизан, осуществлявших через них связь с Большой землей. Естественно, что в деревнях непосредственно у выхода из «Суражских ворот» разместились многие партийно-партизанские штабы, представлявшие на месте как Большую землю, так и партизанскую вольницу. И прежде всего — отделы самого БШПД, а также Северо-Западная оперативная группа ЦК КП(б)Б под руководством секретаря ЦК Компартии Белоруссии Г. Б. Эйдинова, Витебский подпольный обком, группа Минского подпольного обкома, даже некоторые райкомы. Своего рода столицей «створа ворот» была деревня Пудоть, где помимо партизанского начальства размещались и партизанский госпиталь на 50 коек, и мастерские по ремонту оружия, пошива одежды и обуви, а также магазин и столовая.
Через «Суражские ворота» наладилось интенсивное и двустороннее движение. На запад, в тыл врага, уходили многочисленные диверсионные группы, переправлялось оружие и боеприпасы, медикаменты и литература для партизан. А на восток, на Большую землю, шли партизанские связные с донесениями и разведданными, целые отряды на отдых и переформирование, на лечение раненых и больных, а также обозы со скотом и продуктами для Красной армии, отобранными у местного населения или захваченными у фашистов, перед этим отобравших их у тех же самых крестьян.
Согласно «Энциклопедии истории Беларуси», за время существования «Суражских ворот» через них в тыл, на восток вышло около 200 тыс. человек. Тысячами шла на восток молодежь, мобилизованная в Красную армию, а отчасти и другие мирные жители, которым уже не найти покоя дома, в частности, отбитые партизанами остовцы.
БШПД строго контролировал и определял все движение через «ворота», назначал места дислокации для различных групп или одиночек. Партизаны прилагали немало усилий для сохранения «ворот», для чего минировали или даже уничтожали все «лишние» мосты и дороги.
Но ранним утром 25 сентября 1942 года, назавтра после того, как долгиновский «Марш жизни» пересек створ «Суражских ворот» и разошелся на ночлег по Пудоти, Дроздам и другим деревням, немцы перешли в наступление и приступили к насильственному закрытию этой вредоносной для себя дыры. Они это сделали к 28 сентября, но за это время Киселев собрал свой отряд (увы, не без потерь) и увел его дальше на восток, пока не привел в Торопец. Узенькая, во времени и пространстве, щелочка будто разверзлась перед ними, как некогда Красное море перед Моисеем, и, пропуская, даровала 218 из них жизнь.
Позднее, когда главное дело было сделано и люди спасены, Николай Киселев стал по праву хлопотать о признании заслуг своих и всей группы сопровождения. И когда он лоб в лоб столкнулся со смершевской подозрительностью и главпуровской идеологией, наш герой дрогнул и на всю оставшуюся жизнь фактически замолчал. Инна Герасимова всмотрелась в его документацию и четко увидела, как «…характеризуя свою деятельность во время войны, все большее значение он придает работе в подполье, созданию партизанского отряд „Победа”, политико-просветительской работе в партизанах и т. п., тогда как главное из того, что он действительно совершил, — вывод евреев через линию фронта обозначается всего одной строкой, к тому же с формулировкой „мирные советские граждане”».
Этот зазор между правдой и ее декорумом по ходу жизни все более и более возрастал: ведь Киселев как выездной сотрудник Минвнешторга не должен был иметь на своем кителе ни малейшего «пятнышка»!
4
Уникален и автор книги — Инна Павловна Герасимова.
В 1972 году она окончила искусствоведческий факультет Белорусского театрально-художественного института и работала преподавателем художественных училищ в Бобруйске, Твери и Минске. С 1992 года судьба связала ее с иудаикой и проблематикой Холокоста: она участвует в программе «Мелтон» в Иерусалимском университете (1992 — 1993), работает в Израильском культурно-информационном центре в Минске (1993 — 1999), преподает в Белорусском государственном педагогическом университете им. М. Танка (1997 — 2007). В 1996 году Инна Павловна защитила в Минске кандидатскую по теме «Еврейское образование в Беларуси в ХIХ — начале ХХ веков». С той поры в Беларуси и других странах она выпустила более 150 монографий и статей, составила и отредактировала 6 выпусков научного сборника «Евреи Беларуси. История и культура» (1997 — 2000). С 1998 года Герасимова входила в Правление еврейской общины Беларуси, а с 1999 года — председатель Республиканского фонда «Холокост» (Беларусь).
В 2002 году Инна Павловна выступила инициатором создания Музея истории и культуры евреев Беларуси и до 2012 года являлась его первым директором. Сегодня музей — это признанный центр изучения иудаики. С мая 2012 года она проживает в Германии, где продолжает заниматься научными исследованиями, а также общественной и просветительской деятельностью.
Инна Павловна Герасимова — бесспорный первооткрыватель темы, которой посвящена эта книга. Все счастливые якобы случайности происходят только с хорошо подготовленными к ним людьми. Такова и «случайная» встреча Герасимовой с Шимоном Хевлиным в музее: окажись на ее месте кто угодно другой, встреча не возымела бы никаких последствий. Но Инна Павловна мгновенно осознала всю ее значимость и оценила историко-научный потенциал. Все последующее — и установление связи с теми, кто выжил после этого «марша жизни» (или же с их детьми), и отыскание детей Николая Киселева, даже не подозревавших о подвиге отца, и архивная разработка темы, и инициация присвоения Киселеву звания Праведника мира — на этом фоне могло бы показаться лишь делом техники. Но могу засвидетельствовать, насколько и это не совсем так.
Как первооткрыватель, Инна Павловна была не слишком озабочена ни закреплением своего приоритета, ни приданием всему собранному ей какой-то адекватной публичной формы. Она щедро делилась своими знаниями и с многочисленными газетчиками, и с обратившимися к ней киношниками: без ее открытости, щедрости и посредничества фильм «Список Киселева» (2008), в котором она фигурирует как консультант, был бы просто технически невозможен. Сам фильм похож на десятки других фильмов о Холокосте, слепленных из комбинации страшных документов или кадров, напряженных лиц тех, кто пережил весь этот ужас, и счастливых лиц их потомков. Он профессионален, хотя главный акцент с исторической коллизии без нужды перенесен на личную мелодраму. В определенном смысле он и успешен, хотя непонятно, почему в коллективе его подготовителей звание «Человек года» в номинации «Кино», присужденное за его выход, получил заказчик музыки (то есть продюсер), а не музыкант (режиссер) или находчик нот (консультант).
Инне Герасимовой уже давно надо было издать свою книгу об этом событии, в которой нашлось бы место всей, а не выборочной — по критериям визуальности — эмпирике, где скрипичным ключом послужила бы не киногеничность, а историчность. Книга «Марш жизни» — именно такая книга.
У нее, кстати, тоже непростая предыстория. Как это ни странно, но мне пришлось довольно долго уговаривать Инну Павловну это сделать. Книга уже стояла в планах серии «Свитки из пепла: свидетельства о Холокосте», которую я, полный энтузиазма и самых лучших надежд, выстраивал и даже запустил при спонсорской поддержке Российского Еврейского конгресса. Но вышло всего два серийных выпуска — книга Тамары Лазерсон и первое, ростовское, издание «Свитков из пепла». Сама серия прервалась уже на третьем выпуске (на книге Маши Рольникайте).
Между тем статьи и фильм о Праведнике мира Николае Киселеве делают свое дело. В Долгинове его именем названа улица, а в башкирском Благовещенске, в сквере его имени открыт памятник. В Москве в 2014 году в честь Николая Киселева также был назван один из новоарбатских скверов и заложен мемориальный камень.
Книга Инны Герасимовой «Марш жизни» — важное звено и в этой цепи. Но ее значение не ограничивается Николаем Киселевым как одиночным героем, которого так нелепо, легко и бездумно сравнивают почему-то с Оскаром Шиндлером.
Это памятник всему «маршу жизни» как исторически беспримерному феномену, памятник героизму как всех ведущих — группы сопровождения из отряда «Победа», так и всех ведомых — дошедших и недошедших.
Павел Полян
2008 году в Москве был показан документальный
фильм «Список
Киселева. Спасенные из ада»[2]. Позже
фильм демонстрировался на различных кинофестивалях в России и за границей и
получил признание не только у специалистов, о чем свидетельствуют
многочисленные призы и награды, но и у широкой публики. Фильм создан на основе
документов и материалов, которые были найдены в Национальном архиве Республики
Беларусь (НАРБ) в Минске автором данной публикации.
История, на основе которой создан фильм, необычна.
Русский партизан Николай Киселев и тринадцать его товарищей осенью 1942 года
вывели через линию фронта свыше 200 евреев — в основном женщин, детей, стариков[3].
Более 2-х месяцев длился этот многокилометровый поход по оккупированной
немецкими войсками территории Белоруссии. Это единственный подобный случай в
истории Второй мировой войны — спасение большой группы евреев, которую
советские партизаны провели по оккупированной территории и благополучно вывели
через линию фронта.
За рамками фильма остались многие факты и
ситуации, без которых невозможно понять причины, способствовавшие в этом
конкретном случае спасению от гибели тех, чья судьба на самом деле не волновала
никого. Ни руководство страны, ни руководство партизанского движения, ни
окружающее местное население даже не пытались помочь спастись от неминуемой
гибели тем, кого нацисты уничтожали только за их происхождение — за то, что они
родились евреями. И почему же тогда большая группа евреев была спасена всего
лишь четырнадцатью партизанами?
В этом, казалось бы, единичном случае отразились
многие аспекты истории белорусского еврейства в годы немецкой оккупации. Кроме
того, изучение этого факта через призму оккупационного периода Белоруссии дает
возможность представить различные проблемы взаимоотношения местного
нееврейского населения, партизан и евреев. Об этом не принято было ни говорить,
ни писать все долгие десятилетия после окончания войны и вплоть до наших дней.
Да и сегодня, когда уже существует огромный массив всевозможных книг и статей о
войне и оккупационном периоде на территории Беларуси, эту тему современные
исследователи стараются аккуратно обойти.
Вопрос помощи евреям и возможности спасения их от
уничтожения в годы войны даже не рассматривался руководством страны, а вот
Николай Киселев с товарищами, не подозревая об этом, взяли и благополучно
разрешили его!
Каким образом им удалось это сделать? Как
складывались дальнейшие судьбы спасенных и спасителей? Почему столько
десятилетий эта история была неизвестна? Поиски ответов на эти непростые
вопросы заняли не один год, и лишь в 2015 году появилась возможность завершить
книгу об этом беспримерном переходе.
История поиска: почти детективный сюжет
Однажды, занимаясь в НАРБ (Национальном архиве Республики Беларусь) поисками материалов об участии евреев в партизанском движении Белоруссии в годы войны, я случайно обнаружила документ — письмо политрука Николая Яковлевича Киселева, посланное в 1944 году Первому секретарю ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко[4]. В нем он рассказывал о своем участии в партизанской борьбе в Белоруссии в годы войны и кратко описал вывод через линию фронта в 1942 году группы евреев, убежавших из гетто местечек Вилейского района Минской области, а также рассказал о подпольной организации в д. Илья, среди членов которой были и евреи. Удивляло то, с каким восхищением он говорил о героизме евреев — такое услышать от русского человека в те времена было большой редкостью. Поиски других материалов о Николае Киселеве и его истории больше ни к чему не приводили.
Через некоторое время я нашла упоминание об этом документе в одной газетной публикации известного историка, исследователя А. Лейзерова[5]. В личной беседе выяснилось, что никаких других материалов, связанных с Киселевым, в архиве не обнаружил и он.
Я все же продолжала поиск документов, и постепенно кое-что стало проясняться. Нашлись различные письма — обращение Н. Я. Киселева к другим руководителям партизанского движения в Белоруссии, датированные 1945 — 1946 гг. В них он доказывал, что группу евреев вывели партизаны под его руководством, а не другие люди, приписывающие в настоящее время эту заслугу себе. Интересно, что в документах истории партизанской бригады «Народные мстители», руководство которой (по словам автора писем) и отправило его с евреями через линию фронта, не было ни слова об этом, хотя описания деятельности партизанских отрядов и штаба этой бригады, всех боевых и хозяйственных операций, проводимых партизанами с 1942 по 1944 гг., сохранились в НАРБ.
В одном из писем Н. Я. Киселева, датируемом 1944 годом, я обнаружила обратный адрес — Академия внешней торговли в Москве. Можно было предположить, что каким-то образом он связан с этим учебным заведением. Однако улицы, которая была указана в обратном адресе письма, сегодня в Москве уже не было. Мне пришлось обратиться в Министерство экономического развития и торговли РФ, найти специалистов, которые кое-что знали об этой Академии. Одновременно я искала в Москве по военкоматам данные о дивизии добровольцев, защищавших Москву осенью 1941 года, так как Киселев в одном из документов указал, что в начале войны добровольцем ушел на защиту Москвы, был ранен, взят в плен, бежал и оказался в Белоруссии.
Так прошло более года. За это время я ознакомилась с историей Холокоста в различных деревнях бывшей Вилейской области, особенно того района, где действовала партизанская бригада «Народные мстители», в которой воевал Н. Киселев, но нигде не было и намека на те события, о которых он писал в своих письмах в Белорусский штаб партизанского движения. Постепенно стало понятно, что в группе, которую выводили партизаны, находились евреи в основном из деревень Долгиново и Илья[6]. К сожалению, поиски в этих деревнях жителей, переживших Холокост, ни к чему не привели, и подтверждений этой невероятной истории все не находилось.
Я уже начала поиски выходцев из Долгинова и Ильи через Белорусское землячество в Израиле, как вдруг в мае 2003 года в Музей истории и культуры евреев Беларуси, который я тогда возглавляла, зашел элегантный, подтянутый мужчина, уже немолодой, явно приезжий, с заметным акцентом говорящий по-русски. Я задала ему обычный вопрос: «Откуда вы к нам приехали?» Он ответил, что живет в США. Я изменила вопрос и спросила, где он жил до войны. Он улыбнулся и сказал, что я не могу знать этого места, так как это небольшая деревня километрах в ста от Минска. Я была настойчива, и тогда он ответил: «Долгиново».
Я сразу же спросила: «Знакома ли вам фамилия Киселев?» Он как-то сразу изменился в лице: «Откуда вы знаете эту фамилию?» Не отвечая на его вопрос, я повторила свой, и тогда он сказал: «Я и моя семья обязаны этому человеку своим спасением». Но он так был поражен, что кто-то знает о Н. Киселеве, что его пришлось некоторое время даже успокаивать. Затем мы договорились встретиться завтра и продолжить разговор.
На следующий день Шимон Хевлин, так звали бывшего долгиновского жителя, почти пять часов взволнованно рассказывал мне историю своей семьи и других евреев деревни Долгиново в 1941 — 1942 гг. Много важного и интересного сообщил он и о Николае Киселеве. Именно со слов Шимона передо мной впервые предстал образ человека, который столь ответственно отнесся к поручению вывести большую группу евреев, от 3 до 60 лет, в основном стариков, женщин и детей, через линию фронта.
Многое из этого повествования воспринималось почти как легенда и фантазии, а не как реальность. Зная об очень сложном отношении к евреям и антисемитизме, процветавшем в партизанских отрядах, все как-то не верилось, что партизаны действительно стремились помочь евреям и вывести их на Большую землю. И все же, несмотря на очень важные свидетельства, представленные Шимоном, который к тому же дал многочисленные адреса и номера телефонов других участников событий, живших в Израиле и США, доказательств явно не хватало. Не было главного — официальных документов (не принадлежащих Н. Киселеву) из архива, подтверждающих то, что данное событие действительно происходило и что людей вывели и спасли.
Также необходимо было узнать судьбу самого Николая Яковлевича, откуда он родом, его возраст и вообще все, что имело к нему отношение. Поиски в архиве продолжались, и из «Личного листка по учету партизанских кадров», заполненного Н. Киселевым в августе 1945 года, удалось узнать, что родился он в деревне Богородское, недалеко от Уфы, в 1913 году, в семье крестьянина. Дальнейшая его военная биография и то, как он попал в д. Илья Вилейского района, было известно из его письма к П. К. Пономаренко.
Находясь летом 2003 году в отпуске в Казани, я по телефону связалась с Благовещенским райисполкомом Башкирии, стремясь узнать, проживают ли сегодня какие-либо Киселевы в д. Богородское. Мне дали телефон местного музея, но там ничего не знали о Киселеве и через несколько дней ответили, что жителей с такой фамилией в Богородском сегодня нет.
Вскоре мне удалось попасть в один из ведомственных архивов в Москве, в котором находились личные дела Киселева Н. Я., и там нашлись ответы если не на все, то на очень многие вопросы. Жизнь и деятельность этого удивительного человека открылись в многочисленных документах и фотографиях.
Но самой важной и долгожданной находкой, позволившей поставить точку в завершении многолетнего исследования этой удивительной истории, явился документ, который все же нашелся в НАРБ. Это приказ Белорусского штаба партизанского движения от 14 января 1943 года о награждении денежной премией 8 партизан под руководством Киселева Н. Я. за «вывод из немецкого тыла 210 еврейских семей». Так официально — официальней некуда! — подтвердилась вся эта история.
Шли годы, но мне не давал покоя вопрос: зачем столько писем разным адресатам из руководства партизанским движением писал Н. Киселев об одном и том же — о своей деятельности в Белоруссии, о руководстве подпольной организацией в деревне Илья и о переходе с евреями через линию фронта? Что и кому он всем этим пытался доказать?
Ответов на эти вопросы у меня не было, и поиск продолжался.
Прошло еще несколько лет, и удалось найти новые документы, отражающие нелегкую борьбу, которую вели в 1944 — 1946 гг. Н. Киселев и Н. Рогов, командир и комиссар похода, с руководством Белорусского штаба партизанского движения (БШПД), которое всячески стремилось принизить подвиг, совершенный Н. Киселевым и его товарищами. Помимо документов из НАРБ помогли в разгадке этого непростого вопроса и материалы из личного архива Героя Советского Союза и бывшего комиссара партизанской бригады «Народные мстители» Ивана Матвеевича Тимчука[7], в 2009 году предоставленные мне его сыном, Борисом Ивановичем Тимчуком.
В 2006 г. мне удалось в Израиле встретиться с теми, кто шел вместе с Киселевым, и они поделились со мной своими воспоминаниями о том, как им удалось спастись из гетто и как они выходили вместе с Киселевым через линию фронта.
И только после выяснения всех этих вопросов можно было решить, что исследование завершено и прочитана еще одна неизвестная страница из истории Холокоста белорусских евреев.
Сегодня пришло время рассказать подробно об этой истории. В этом уникальном сюжете военного времени отразились и переплелись не только трагические и невероятные ситуации, связанные с историей белорусских евреев, но и не менее сложные и драматические судьбы тех, кто их спасал, — белорусских крестьянских семей и партизан.
Холокост и белорусская историография
До конца 1980-х — начала 1990-х гг. большинство
публикуемых материалов о периоде оккупации республики немецкими войсками
отражали требования официальной партийной историографии и пропаганды. Именно
поэтому с конца 1990-х гг. многие события военных лет потребовали пересмотров.
Особенно это касалось темы, закрытой для изучения и публикации в годы советской
власти: евреи на оккупированной территории Белоруссии в 1941 — 1944 годах.
Белорусская историография на протяжении многих
десятилетий тщательно исключала эту тему из многочисленных справочных, научных
и мемуарных изданий. Десятилетиями участие евреев в подпольной и партизанской
борьбе в Белоруссии в годы войны замалчивалось. Это способствовало
возникновению в общественном сознании ошибочного представления о том, что евреи
не сопротивлялись и не участвовали в борьбе против оккупантов, в то время как
фашисты тотально уничтожали еврейский народ.
Самый термин «Холокост» не использовался в
официальной белорусской историографии. Лишь к концу 1990-х гг. начали
появляться статьи отдельных авторов об уничтожении евреев в белорусских городах
и селах, о невыносимых условиях жизни в гетто, о борьбе евреев в подполье и в
партизанских отрядах. И даже сегодня в официальной историографии республики
продолжает сохраняться тезис о том, что трагедия евреев в годы войны являлась
частью трагедии белорусского народа, хотя, как известно, белоруссов оккупанты
по этническому признаку не уничтожали.
Один из компетентных белорусских исследователей
отметил в своей работе: «К стыду и сожалению, не только простые граждане, но и
историки боятся признать: больше всего от немецкой оккупации пострадали евреи»[8].
В Беларуси установлено свыше 500 мест, где в годы
оккупации было уничтожено, по данным различных источников и исследователей, от
600 тысяч до 1 миллиона евреев из Белоруссии и депортированных из других
европейских стран. Столь значительное расхождение в оценках отчасти связано с
отсутствием точных данных о численности еврейского населения до войны. Согласно
переписи, проведенной в январе 1939 года, в БССР проживало 375 092 еврея. После
присоединения в конце 1939 года Западной Белоруссии, где на 1 января 1941 года
проживали 404 500 евреев, еврейское население Белоруссии резко увеличилось[9].
Однако различные довоенные миграционные процессы — польские евреи, бежавшие в
БССР после оккупации страны немецкими войсками, частичная их депортация в
восточные районы СССР, переезд евреев восточных областей БССР в западные —
изменили демографическую ситуацию в Белоруссии.
Что же касается проблемы выяснения количества погибших
здесь евреев, то сделать это весьма сложно по нескольким причинам: очень часто
немцы в своих документах указывали общее число уничтоженных жителей того или
иного места без указания их национальности. Но даже в случае, когда было
известно, что в этом месте уничтожены евреи конкретного населенного пункта, то
сложно было узнать, сколько среди них было евреев из других мест, так как из
небольших деревень и местечек жителей концентрировали в гетто больших городов.
Кроме того, в Белоруссию были депортированы и здесь уничтожены около 90000
евреев из 9 европейских стран: Австрии, Бельгии, Венгрии, Германии, Италии,
Нидерландов, Польши, Франции, Чехословакии.
Евреи восточных областей Белоруссии имели больше
возможности спастись, так как у них оставалось около недели до вхождения
немецких войск в восточную часть республики. Однако советская власть, зная об
отношении немцев к евреям, не задумывалась об организации эвакуации этих людей.
Да и всех других также. Организованно эвакуировались, и то лишь частично, некоторые
заводы, фабрики, предприятия вместе с сотрудниками этих предприятий, а также
советские и партийные руководители. Первые несколько дней войны руководство
республики практически не предпринимало никаких мер по спасению людей. Было
даже приказано регулярно выходить на работу и не поддаваться панике. И только
через несколько дней, когда столица республики — Минск — почти полностью была
разрушена немецкой авиацией, а партийное руководство республики ночью сбежало
из города, ничего не сообщив населению, началось хаотичное бегство жителей из
городов и деревень в восточном направлении. Многие из евреев, попавшие в
эвакуацию, покидали свои города и местечки самостоятельно, но таких оказалось
немного, так как немецкие войска 26 — 28 июня 1941 года уже заняли большую
часть Белоруссии за исключением Могилевской и Гомельской областей. 28 июля
немцы вошли в Могилев, а еще через месяц — в Гомель, после чего вся республика
оказалась занятой немецкими войсками.
В списках эвакуированных евреев, составленных
Центральным справочным бюро в Бугуруслане в октябре — ноябре 1941 года,
значится всего 222 тыс. евреев, прибывших из Белоруссии (8,9%)[10].
Таким образом, большинство белорусских евреев оказались под оккупацией и стали
жертвами Холокоста.
После войны прошло много лет, но и сегодня
открываются все новые и новые факты геноцида белорусских евреев. Сегодня,
пожалуй, трудно найти человека, который бы не знал, хотя бы в общих чертах,
правду об уничтожении евреев фашистами. И многие при этом задаются вопросом:
«Почему же евреи не сопротивлялись, не убегали, а покорно шли на смерть?» — не
подозревая, что еврейское сопротивление существовало даже в страшных условиях
гетто и концлагерей, что тысячи людей, ежедневно рискуя жизнью, выполняли
задания подпольных организаций, являя собой примеры героизма и в гетто, и в
партизанских отрядах.
Сегодня уже известно, что в белорусских лесах
сражались более десяти еврейских партизанских отрядов, среди которых наиболее
многочисленными были отряд братьев Бельских (около 1200 человек) и отряд № 106
под руководством Семена Зорина (более 700 человек), что более чем в сорока
гетто существовали подпольные организации и их узники выходили в лес с оружием,
а в Несвиже, Клецке, Лахве и Глубоком узники гетто оказали вооруженное
сопротивление оккупантам и их пособникам. Около 10 000 евреев участвовали в
партизанском движении в Белоруссии.
Сопротивлялись евреи в гетто и без оружия.
Духовное сопротивление нечеловеческим условиям существования, созданным
оккупантами, стремление выстоять, не потерять свое человеческое достоинство,
выжить, спасти себя и своих близких — такое поведение в условиях гетто можно
приравнять к подвигу. При этом спастись без помощи местных жителей было
практически невозможно, а между тем оккупация существенно изменила характер
взаимоотношения еврейского и нееврейского населения Беларуси.
Отношение местного населения к евреям:
помощники, коллаборанты, наблюдатели
С первых дней оккупации нацисты насаждали
антисемитскую пропаганду, отождествляя евреев с коммунистами и обвиняя их во
всех тяготах и лишениях, которые пришлось пережить местному населению при
советской власти. Уровень антисемитизма жителей республики во многом зависел от
того, каким он был до войны.
У населения западных областей, присоединенных к
БССР в 1939 году, вражда к советской власти объединилась с ненавистью к евреям,
и их антисемитизм усилился. Многие местные жители видели в немецкой армии
освободителей от советской оккупации и с радостью принимали ее приход,
поддерживая различные действия новой власти, в том числе и в отношении евреев.
В Восточной Белоруссии, несмотря на то, что более
20 лет здесь преобладала интернациональная политика властей, отношение местного
населения к евреям существенно не отличалось от подобной ситуации в западной
части республики. Так, в отчете штаба командования Гиммлера о деятельности 2-й
бригады СС в Восточной Белоруссии отмечается: «5 августа 1941 г. <…>
Позицию населения в районе Витебска, Орши, Могилева можно охарактеризовать как
дружественную по отношению к немцам. <…> Белорусское национальное
самосознание фактически не существует. Открытого антисемитизма тоже не
существует. <…> Однако в целом среди населения росли ненависть и злость к
евреям, и оно соглашается с деятельностью немцев (создание гетто,
принудительные работы и т. д.), но они не способны взять на себя инициативу в
части обращения с евреями…»[11] Активнее других в этом участвовали местные
полицейские и лесники, которые лучше знали леса и места в них, где могли
прятаться евреи.
На примере случая, произошедшего в Плещеницком районе
Минской области (и что особенно важно — подтвержденного архивными документами),
есть возможность представить типичную ситуацию, в которую попадали
евреи-беглецы. Расследование велось в мае 1944 года начальником особого отдела
воинской части, только что освободившей Плещеницкий район. Местные крестьяне
рассказали, что в декабре 1941 года лесник И. Бабетский, зная, где в лесу
скрывалась от немцев семья евреев из д. Хотаевичи (6 человек, в том числе 4
взрослых и 2 детей), привел туда начальника Плещеницкой полиции и других
полицейских, которые забрали беглецов в Плещеницы и там расстреляли. Крестьяне
знали, что лесник получил за это 1200 рублей, и слышали от местных полицейских,
что он и от евреев получил золото, которое те отдали леснику в надежде, что он
их спасет.
Сам Бабетский на допросе признался, что привез
полицейских к месту, где скрывались евреи, и отметил: «Я получил 1200
руб. в лесничестве на покупку сала. Деньги получил в начале января 1942 г.
после того, как я указал место нахождения евреев»[12]. Во
время следствия выяснилось, что евреев выдавал полиции и лесной объезчик Макей
А., также получивший в награду деньги. Лесничий также признал себя виновным, и
его приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение[13].
При судебных разбирательствах подобных
преступлений, происходящих уже после войны, приговоры бывшим полицейским, как
правило, ограничивались сроками в 10 — 15 лет нахождения в лагерях, да и то наказывали
не за убийства евреев, а в основном за участие в карательных акциях против
партизан. В ином случае нужно было выносить суровые приговоры уж очень большому
количеству людей.
Через некоторое время, когда население
оккупированных районов почувствовало ухудшение экономического положения,
увидело изгнание тысяч людей на принудительные работы в Германию, стало
свидетелями жестокого обращения с советскими военнопленными и массового их
уничтожения, на себе испытало усиливающийся террор — все это значительно
ослабило симпатии к немцам. Кроме того, появление в лесах партизан, их борьба
против оккупантов, победа советских войск под Москвой все более усиливали
неуверенность в победе германских войск и влияли на отношение населения к
оккупантам.
Уже в первые месяцы оккупации в Беларуси начала
формироваться местная коллаборация. Часть населения пошла на службу к
оккупантам. Согласно архивным данным, белорусских коллаборантов насчитывалось
около 101 000 человек и многие из них активно участвовали в уничтожении еврейского
населения[14]. Источники свидетельствуют о том, что именно
коллаборанты помогали немцам выявлять евреев. «Помощь коллаборационистов была
неоценимой в определении евреев. Они знали акцент и физические характеристики,
которые отличали белорусского еврея от нееврея. Евреев выявляли
коллаборационисты и загоняли в гетто»[15]. Именно они и проводили в жизнь нацистские
расистские законы.
Например, в расстреле гетто г. Борисова, где
уничтожено было около 10000 человек, немцев было не более 30 человек, которые
наблюдали и распоряжались, а непосредственно расстреливали белорусские
полицейские. Такая же ситуация была в Слониме, в Клецке, Глубоком и во многих
других местах. В некоторых случаях местные полицейские проводили акции против
евреев самостоятельно. Одной из причин такой активности белорусских коллаборантов
исследующий этот вопрос Л. Рейн видит в том, что ими «…убийство рассматривалось как „обычная”
работа, а жестокость, проявляемая в процессе убийства, приравнивалась к
„отличию в работе” и вела к продвижению по службе, и в особенности к материальным
поощрениям, что было немаловажным фактором в ситуации тотального дефицита
основных средств к существованию. Проще говоря, убийство безоружных людей
рассматривалось как наиболее легкий путь поправить экономическое положение
полицейского и его семьи»[16].
Активно участвовали в уничтожении узников Минского, Слуцкого, Могилевского
гетто наряду с белорусскими полицейскими коллаборанты из Украины, Литвы,
Латвии. Со временем некоторые полицейские начали пересматривать свое
сотрудничество с оккупантами. Это было вызвано в первую очередь неудачами
немцев на фронте, активизацией партизанской борьбы и боязнью мести партизан.
Тем, кто еще не запятнал себя убийствами мирных жителей, советских
военнопленных, партизаны предлагали перейти к ним и вместе бороться против
фашистов. И такие переходы в партизаны часть белорусских полицейских совершали.
Особенно массовыми они стали в конце 1943 — начале 1944 г.
Большая часть местного населения относилась
безучастно и равнодушно к судьбе евреев. Они не помогали оккупантам в их поиске
и уничтожении, но и не старались хотя бы каким-то образом облегчить участь
евреев. Страдания евреев рассматривалось большинством населения как часть бед,
принесенных войной всем жителям, то есть «всем сейчас трудно, голодно и
страшно». Эти люди, которых было значительное большинство в Белоруссии, своей
безучастностью помогали немецким властям в «разрешении еврейского вопроса», так
как чтобы спасти евреев нужна была серьезная помощь: дать убежище, помочь
пищей, документами. Без такой помощи спасти еврея было невозможно.
Необходимо отметить, что изменение отношения
местного населения к немецким оккупантам не изменило отношения белорусских
жителей к евреям. Антисемитизм не исчез, да и к этому времени большинство
белорусских евреев были уже уничтожены. Оставались лишь те, кого нацисты
временно сохраняли как специалистов, необходимых для работы на предприятиях, и
содержали их в трудовых и концентрационных лагерях, откуда выбраться фактически
было невозможно. К концу 1942 — весне 1943 гг. многие гетто на территории
Белоруссии были уничтожены, а «окончательное решение еврейского вопроса»
завершилось в октябре 1943 года с ликвидацией Минского гетто.
Таким образом, уничтожение белорусского еврейства
в годы немецкой оккупации, 1941 — 1944, по мнению современного немецкого
исследователя Б. Кьяры, «…проходило беспроблемно и без особого сопротивления с
какой-нибудь стороны. Соседи-белоруссы и поляки не смогли защитить жертв, а
кое-кто и не хотел этого делать. Оккупанты во всех регионах края могли
расчитывать на антисемитизм»[17].
Бегство из гетто. Особенности и препятствия
Несмотря на то, что основное население белорусских
территорий не расматривало возможности спасения евреев, а во многих случаях и
не желала этого, все же находились люди, которые, проявляя мужество и
человеколюбие и пренебрегая смертельной опасностью для себя и своих близких,
помогали евреям и спасали их. Позже таких людей назовут Праведниками народов
мира. Но гораздо чаще евреям приходилось самим искать и находить возможности к
осуществлению побегов.
Во многих гетто молодежь старалась различными способами достать оружие, выйти на связь с партизанами, стремилась уйти к ним в лес. Но здесь возникали сложнейшие моральные препятствия — возражения и противостояние других, более старших по возрасту узников, в том числе родителей, членов юденрата и др. Тому было несколько причин.
У евреев, долгие века живущих в диаспоре, традиция вооруженного противостояния властям если не отсутствовала, то атрофировалась, и даже сама эта идея была непривычна и чужда.
Кроме того, те, кто хотел убежать, сталкивались с моральной дилеммой. Оккупанты ввели в гетто принцип коллективной ответственности, и за бегство одного или нескольких человек расстреливали десятки других узников, нередко и из членов юденрата. И не каждый мог найти в себе достаточно эгоизма и бессердечия, чтобы пренебречь всем этим.
Иной раз сами родители, не видя лучшего варианта, просили детей бежать из гетто ради их спасения и во имя мести и борьбы с врагом; сами же они при этом оставались бы — вместе с внуками — в заложниках, то есть жертвовали собой. Но многие молодые люди не могли принять эту жертву и пойти на то, чтобы стать причиной гибели своих родных или других узников. Те же из них, кто все-таки шел на это и успешно бежал в партизаны, были в страшном отчаянии, до конца своих дней считая себя виновными в гибели своих семей.
У противников побега были еще и другие аргументы.
Мол, в лесу невозможно содержать и спасти тех, кто не сможет воевать с оружием
в руках, — стариков, женщин и детей.
Вот как еврейский партизан Файвель Соломянский[18]
описывает освобождение партизанами гетто местечка Мяделя:
«Мы уже стали лесными людьми. Мы уже стали
подумывать о связи с людьми из Мяделя, и от них мы слыхали, что евреи еще
находятся в гетто. Я знал, что их судьба — неизбежная смерть, если мы вовремя
их не освободим. Не было сомнений, что их уничтожат, когда немцы у них вытянут,
заберут все, что возможно. Я видел это и понял, что для меня освобождение гетто
в Мяделе — еще одна возможность к мщению и расплате с врагом. Я пришел к командиру и предложил ему
совершить нападение на местечко. Я ему рассказал, что возле Мяделя нет партизан
и немцы чувствуют себя в безопасности и не ждут никаких нападений. Через два
дня меня известили, что мой план принят и делаются все приготовления к его
выполнению.
…В полночь мы быстро разбили проволоку и ворвались в гетто. Входили в дома и приказывали жителям убегать в лес, но они не ожидали такого. Они жаловались и спрашивали: „Что вам нужно? Зачем вы нас гоните в лес, где мы умрем с голоду, мы не оставим гетто. Пока вы не пришли, мы знали, что мы не уйдем”. Я был поражен. Я не верил своим ушам. Возможно, они не чувствовали и не знали, что им скоро будет конец. Я не знаю, что здесь было. Но что-то усыпило их чувство, что конец близок. Разумеется, я не мог воспринять этот факт равнодушно. Я их просил и угрожал, что немцы их в живых не оставят, если они сейчас не уйдут из гетто, и все сожгут, и все здесь будет так же, как и во всех местечках. Мои уговоры и убеждения не помогали. Я разволновался и решительно заявил, что нам надо быстро уходить и мы сожжем гетто. Если они не пойдут по своему желанию, мы сжигаем гетто и затем в лесу будем решать, что делать. После того, что я им заявил, они испугались и стали убегать в лес. И когда дома их опустели, мы их подожгли»[19].
Такие ситуации чаще возникали в крупных гетто и в
самый начальный период их существования. А когда начались первые акции
уничтожения, то наиболее решительные из тех, кто уцелел, старались не
дожидаться следующей акции и бежать из гетто в одиночку или с членами семьи. Но
убежать всей семье удавалось разве что из тех гетто, что находились в деревнях
и местечках и, как правило, не были огорожены и не охранялись.
Казалось бы, гетто не охранялось — почему же
узники не убегали? На этот счет немцы были спокойны: а некуда бежать евреям!
Местное население спасать их не будет, да и партизаны не стремились принимать
евреев в свои ряды. Поэтому даже удачно совершенный побег еще не означал
спасения. Возникали вопросы: «Куда нам деться? Где спрятаться от фашистов и их
пособников? Где взять кусок хлеба?»
Немцы создали определенную систему материальных и
моральных поощрений для тех, кто выдавал еврея оккупационным властям. Поэтому
любой человек, встретившийся евреям в лесу или на дороге, представлял для них
большую опасность, а без помощи тех, кто мог бы дать им пищу и кров, выжить
беглецам было невозможно. И бывало, что евреи, вырвавшиеся из гетто, проплутав
несколько дней по лесу и не найдя тех, кто согласился бы их приютить и спасти,
вынуждены были возвращаться обратно в гетто на верную гибель!
В этой ситуации помощь тех, кто разрешал
переночевать, давал кусок хлеба, одежду, невозможно переоценить. Это означало
продолжение жизни. И не важно, как долго это длилось — иногда и несколько часов
играли решающую роль в спасении человека. В тех же случаях, когда это
продолжалось месяцами или годами, мужественные спасатели подвергали себя и свои
семьи смертельному риску.
Спасатели
В Белоруссии, как и на всей оккупировонной
территории Советского Союза, не существовало организованной помощи евреям, как
в некоторых оккупированных европейских странах, и спасение евреев зависело
только от мужества, сострадания и человеколюбия отдельных людей, неевреев. В некоторых случаях в спасении одного узника
участвовало несколько семей или даже вся деревня. Например, в деревне Ухвала
Крупского района Минской области всю войну прятали Цивью Астрахан, которой
чудом удалось избежать расстрела. Все жители знали о том, что она находится в
деревне, но никто ее не выдал.
Чаще всего старались помочь и спасали знакомых,
бывших соседей, соучеников, то есть тех, кого знали. Бывали случаи, когда
неевреи, пристегнув к одежде еврейские опознавательные знаки, под видом узников
заходили на территорию гетто, чтобы принести своим знакомым, друзьям и бывшим
коллегам продукты и лекарства. При этом они смертельно рисковали, так как в
любой момент в гетто могла начаться акция уничтожения и тогда они погибли бы
вместе с другими узниками.
Иногда, особенно если внешность человека не была
отчетливо еврейской, беглецов из гетто выдавали за своих родственников. Бывали
случаи, когда помогали даже совершенно незнакомым людям, особенно детям.
Малолетних или грудных детей евреи иногда оставляли на крыльце домов, у ворот,
и спасенные дети нередко становились членами семей спасителей. Часто родители
договаривались со знакомыми, чтобы те забрали детей к себе.
Активное участие в спасении детей из гетто
принимали подпольщики Минска. Более 300 еврейских детей были спасены в
результате совместных действий подпольщиков гетто и города.
Наиболее сложным было найти место для надежного
укрытия людей, а иногда это были не один, не два и даже не три человека.
Например, семья крестьян Гараниных из деревни Слобода Вилейского района прятала
у себя 12 человек, убежавших из гетто деревни Долгиново.
Невозможно перечислить все формы и способы
спасения евреев на оккупированной территории Белоруссии, каждая история такого
спасения по-своему уникальна.
Однако не всегда спасение евреев проходило
успешно. Часто выдавали соседи, бывали случаи, когда каратели обнаруживали
прятавшихся евреев. В этом случае акция уничтожения проводилась и в отношении
спасателей.
В городе Кобрине Брестской области во время
ликвидации гетто в октябре 1942 года из колонны идущих на расстрел узников
убежала группа маленьких детей, старшему из которых было 8 лет. Они попали в
парк, примыкающий к костелу. Ночью ксендзы Ян Вольский и Владислав Гробельный
нашли детей, перенесли их в дом, где, накормив и вымыв, уложили спать; детей
прятали в подвале костела, но слух о нахождении еврейских детей пошел по близлежащим
домам, и прихожане, рискуя жизнью, помогали чем могли — продуктами, одеждой,
лекарствами.
Однако нашелся предатель, который, желая получить
награду от фашистов, выдал ксендзов. Их пытали несколько часов, требуя указать
место, где прячутся дети. Но даже под пытками ксендзы молчали. Возможно, так и
ушли бы ни с чем каратели, но, слыша то, как пытали их спасителей, в подвале
заплакала от страха маленькая девочка. Фашисты быстро нашли подвал и вытащили
детей во двор. Здесь малыши бросились к ксендзам, ища защиты. Изверги начали
издеваться над детьми. Католические священники, прижав к себе плачущих от боли
детей, просили немцев отпустить малышей, предлагая взамен свои жизни. Но ничего
не помогало. Избитых, растерзанных детей штыками подогнали к стенам храма и
расстреляли. После чего палачи убили и ксендзов.
В 1963 году в Мемориальном музее памяти жертв и
героев Катастрофы Яд Вашем в Иерусалиме было принято решение о присвоении тем,
кто спасал евреев во время Холокоста, звания «Праведник народов мира». Свыше 20
000 человек из разных стран мира имеют это почетное звание и среди них около
800 — жители Беларуси. Это люди, гражданский подвиг которых удалось
подтвердить, представив необходимые доказательства.
В годы государственного антисемитизма белорусские
евреи, выжившие в оккупации, не писали в анкетах и не упоминали в разговорах о
том, что они находились в гетто. По той же причине и люди, спасавшие евреев в
эти страшные годы, также старались это скрыть. И только с открытием в 1993 году
в Минске посольства Государства Израиль, то есть спустя полвека после
Катастрофы, началась работа по выявлению таких людей и награждению их почетными
дипломами и медалями Праведников народов мира.
И хотя большинство местного населения и не
участвовало в спасении евреев и в лучшем случае оставалось в роли наблюдателей,
случаев спасения евреев было значительно больше, чем 800. К сожалению, спустя
столько времени после самих событий и без живых их участников многие истории
спасения уже невозможно реконструировать.
Повторим еще раз: фактически все еврейское
население, оставшееся на оккупированной немецкими войсками территории
Белоруссии, было уничтожено. Пережило же Холокост лишь около 15 — 20 тысяч
евреев. В основном это евреи-партизаны
(около 10 тысяч), около 3 тысяч человек находилось в лесах и семейных группах,
располагавшихся рядом с партизанскими отрядами или под их защитой[20].
Еще около 2-х тысяч спасло местное население. Приблизительно было спасено чуть
более одного процента.
Примерно таков же и процент спасителей в общем
населении, находившемся под немецкой оккупацией. Вот оценка израильского
историка Мордехая Палдиэля: «…потенциальных Праведников мира может быть от
100 до 250 тысяч, в годы Холокоста они спасли до 250 тысяч евреев. Но что такое
250 тысяч спасенных перед шестью миллионами погибших, и можно ли сравнить число
Праведников мира с десятками тысяч жителей разных европейских стран,
добровольно и весьма активно помогавших немцам в массовых убийствах евреев, и
многими миллионами людей ничего не сделавших, чтобы эти убийства остановить?
Защитников было меньше одного процента от взрослого населения Европы»[21].
Помощь в лесу
Для евреев, чудом осуществивших побег из гетто,
была одна дорога — в лес. Но и здесь их ждали суровые испытания, которые иной
раз заставляли их вновь возвращаться в гетто на верную смерть. Вот описание
отчаянного положения беглецов в лесу — в изложении того, кто позже стал
организатором еврейского партизанского отряда:
«Нам некуда было деваться, и никто из нас не знал,
куда идти. Мы перебирались из поля в поле и из леска в лесок. Нас мучил голод.
Днем мы утоляли голод клюквой, росшей на моховых болотах. Ночью — направлялись
на поля, расположенные на опушке леса, где мы еще могли найти кочан капусты и
накопать за ночь корзину картофеля. Из-за банд, охотившихся на беззащитных
евреев, мы не каждую ночь отваживались выйти из леса. После ликвидации гетто
немцы формировали банды из местных крестьян, вооруженных дубинками, топорами,
кинжалами, охотничьими ружьями и пистолетами, для преследования спасшихся
евреев. За каждого пойманного еврея бандиты получали от немцев пуд соли, литр
керосина и два десятка коробков спичек… Дождь все лил, мы насквозь промокли,
вышли из леса и направились к стогу сена, чтобы хоть как-то укрыться от дождя.
Дети стали капризничать и рваться на хутор в дома. Они говорили, что лучше умереть,
чем дальше терпеть голод и холод.
…В лесу можно было столкнуться с евреями, бежавшими
из соседних местечек и городов. Друг от друга узнавали о страшных путях гибели,
об улицах и дорогах, ведших к ямам, заполненным трупами. Также узнавали о семьях,
не сумевших вынести страданий детей от голода и холода, вернувшихся из леса в
местечки и попавших в руки палачей. Свои и чужие беды и весь ужас происходящего
сливались в один клубок величайшей трагедии еврейской истории. Вывод из всего
этого был один: раньше или позже евреев в лесах перебьют или же они погибнут от
холода и голода. Но хотелось раздобыть винтовку, наган или какое-нибудь другое
оружие, чтобы можно было покончить с собою или погибнуть в бою с врагом»[22].
Руководители партизанских отрядов отказывались принимать в свои ряды безоружных и ослабевших людей, а тем более стариков, женщин и детей, сковывавших мобильность партизан.
Но не только эта причина лежала в основе отказа приема евреев в отряды. Евреи, убежавшие из гетто и бродившие по лесам, вызывали у партизан подозрения в шпионаже. Хуже всего, что с гестапо было солидарно… руководство Центрального и Белорусского штабов партизанского движения! Беспокоясь о защите партизанских формирований от проникновения диверсантов и провокаторов, они тоже видели в бродивших по лесам беглецах из гетто потенциальных шпионов. Это подтверждалось донесениями спецгрупп, работающих в немецком тылу, о наличии в гетто таких городов, как Минск, Борисов и Бобруйск, специальных диверсионных школ подготовки шпионов для засылки их в партизанские отряды. Под грифом «Совершенно секретно» было разослано распоряжение командирам и комиссарам партизанских отрядов «для неуклонного исполнения»: «По имеющимся данным гестапо из Минска выпущено большое количество евреев и евреек с целью засылки в отряды для отравления командного состава. У последних в рукавах одежды, волосах головы, обнаружены сильно действующие вещества, агенты также отравляют колодцы. Поступивших тщательно проверяйте, а также проверьте имеющих у вас и работающих в пищевом блоке»[23].
Евреи внушали партизанам недоверие уже одним тем, что остались в живых и непонятно каким образом спаслись из гетто. Необходимо отметить, что, несмотря на достаточно сильные антисемитские настроения среди партизан, особенно в первые годы оккупации, были среди них и такие, кто старался помочь евреям и всячески поддерживал их в стремлении спастись и бороться с фашистами.
В отличие от тех командиров, которые считали, что евреи идут в партизаны только для того, чтобы спасти свою жизнь, а не для борьбы, и явятся для партизан балластом, некоторые командиры помогали организовать отряды из спасшихся узников гетто и евреев-военнопленных. Так, еще весной 1942 года Ф. Ф. Капуста, ставший впоследствии командиром партизанского соединения, помог создать отряд под руководством Льва Гильчика[24], полностью состоящий из евреев.
Легендарный партизанский командир, Герой Советского Союза К. П. Орловский впоследствии писал: «Я организовал отряд исключительно из евреев, бежавших от расстрела. Окружавшие нас партизанские отряды отказывались от этих людей. Были случаи убийства их. Бывшие мелкие торговцы, ремесленники и др. за 2,5 месяца провели 15 боевых операций, желая мстить немецким извергам за пролитую кровь, убивали гитлеровцев, взрывали мосты, поезда»[25]. Таких командиров, к сожалению, было немного, и еврею, бежавшему из гетто и встретившему партизан, как правило, отказывали в приеме в отряд, даже если он был молод и силен.
Еврейские семейные отряды и лагеря
В партизанском движении Беларуси возникло уникальное явление — еврейские партизанские семейные отряды. Наиболее известным из них был отряд им. Калинина Барановичской области под руководством Тувье Бельского. В его составе на момент соединения с частями Красной армии в июле 1944 года насчитывалось 1233 человека, в том числе лишь 296 вооруженных. В партизанском отряде № 106 под руководством Семена Зорина находились в основном бывшие узники Минского гетто. В его составе было 596 человек, лишь 141 из них входил в боевую группу. «Хозяйственные» группы еврейских семейных отрядов, состоящие из портных, сапожников, пекарей, медиков, часовщиков, ремонтников и других специалистов, стали базой, обслуживающей многие партизанские отряды. Женщины, старики, дети — каждый старался внести свой вклад в Победу. Кроме того, известны боевые партизанские отряды, которые просуществовали в белорусских лесах не более года — полутора лет и были расформированы по приказу БШПД. Такова судьба партизанского отряда под командованием Льва Гильчика и другие.
Основная масса беженцев из гетто, находящихся в лесу, стремилась объединяться в группы, среди которых были люди разного возраста, семейные и одиночки, с общей судьбой. Они начинали жить общим семейным лагерем, существовавшим благодаря способности его членов жить в лесу. Основными проблемами, с которыми евреи при этом сталкивались, были: обеспечение безопасности, добывание пищи и тяжелые физические условия. Некоторые партизанские командиры понимали положение, в котором оказались убежавшие из гетто, и разрешали им располагаться недалеко от своих отрядов. Партизанские формирования, при которых существовали такие лагеря, брали на себя ответственность за безопасность евреев и помогали им продовольствием.
Например, в бригаде «Народные мстители» Г. Н. Сафонов, помощник командира одного из отрядов, организовал в лесу кожевенный завод и привлек к работе около 200 евреев из расположенных рядом семейных лагерей. Очевидцы рассказывают, что Сафонов создал этот завод в первую очередь для того, чтобы спасти евреев, предоставив им возможность находиться при крупном партизанском соединении.
По большому счету партизаны не могли служить никому надежной защитой, даже себе. Немцы вели с ними серьезную борьбу, привлекая к ней армейские соединения и местную полицию. И если партизанский отряд в случае нападения врагов принимал бой и, прорываясь через окружение, мобильно мог найти новое место для нахождения в лесу, то в семейном лагере ситуация была иная. Женщины, старики и дети не были столь мобильны, они плохо ориентировались в лесу, и многие из них погибали во время проведения лесных «блокад».
О ситуации с еврейскими семейными лагерями, естественно, знало руководство партизанских отрядов и соединений, но оно даже не задумывалось о возможности спасения этих людей. И лишь в одной партизанской бригаде летом 1942 года было принято решение о выводе группы спасшихся из гетто евреев, находившихся рядом с бригадой, через линию фронта на свободную от немцев территорию СССР.
Это единственный случай спасения большой группы евреев с помощью партизан, и, естественно, возникают различные вопросы: «Как это происходило? Была ли возможность спасти таким же образом и других евреев? Почему долгие десятилетия ничего не было известно об этом спасении? И кто эти люди, сумевшие спасти евреев? И кто были сами эти евреи?»
Николай Киселев. Политрук и подпольщик
Николай Яковлевич Киселев родился в 1913 году в селе Богородское Благовещенского района в Башкирии.
Юность Николая пришлась на годы становления советской власти в деревне. Активный комсомольский вожак, в начале 1930-х гг. он был послан в Уфу на рабфак. Учебу он успешно совмещал с активной общественной работой и после окончания рабфака получил направление на учебу в институт внешней торговли в Ленинграде. В 1940 году Киселев вступил в партию. После окончания института в январе 1941 года Николая Киселева направили на работу в Москву во внешнеторговое объединение «Совинторг» на должность старшего экономиста.
Через полгода началась война. Н. Киселев в августе 1941 года вступает в ополчение и попадает на фронт. Вскоре его назначают политруком дивизионной школы по подготовке младшего комсостава, но во время стремительного наступления немецких войск под Москвой в октябре 1941 года, под Вязьмой, он оказывается в окружении с группой из 18 человек. Более десяти раз они пытались вырваться из окружения. Во время одной из таких попыток Киселев был контужен и захвачен в плен.
Колонну пленных, в которой был и Киселев, погнали в Рославль, а оттуда отправили под усиленной охранной в Белоруссию. Во время движения по железной дороге группа пленных, среди которых был и Киселев, смогли разломать решетку в полу вагона и убежать. Киселев первым выпрыгнул наружу, но, идя к месту встречи, о которой они договорись перед побегом, попал в болото и долго выбирался из него, отморозив ноги и руки. Только утром он смог войти в ближайшую деревню.
До деревни Хотаевичи Плещеницкого района, где должны были встретиться беглецы и где жили родители одного из пленных, Николай добирался более 10 дней, а когда попал в Хотаевичи, то отец его товарища не захотел его принять, сказав, что сын на фронте, а кругом немцы: так что лучше пришельцу уйти.
Долгое время Киселев скрывался в лесах и ходил по
деревням — до тех пор, пока не дошел до местечка Илья и в лесу не встретил
местных жителей, которые и посоветовали ему остаться здесь. Стал работать в
кузнице. Из бывших солдат-окруженцев, живущих в местечке, и местных жителей
создал подпольную организацию и руководил ею.
В окружающих деревнях, как и в Илье, в
крестьянских хозяйствах работали под видом родственников и батраков многие
бежавшие из плена красноармейцы. Киселев назвался Баландиным Федором
Васильевичем (это было имя его отчима), и его стали называть Федотом.
Осмотревшись немного, он стал организовывать пленников и местных крестьян для
подпольной работы. Но скоро хозяин кузницы понял, что новый работник
интересуется не столько работой, сколько встречами и беседами с разными людьми,
и отказал в работе.
Тогда «Федот» перешел на работу к кузнецу Юзику Берману,
который помогал Киселеву в его подпольной деятельности. В группе насчитывалось
10 — 15 человек, и основной своей задачей подпольщики считали помощь
партизанам, которые в это время только начинали организовываться в отряды. В
лесах поблизости от Ильи действовал отряд «Мститель» или, как его еще называли,
«Дяди Васи». Позже на базе этого отряда была создана партизанская бригада
«Народные мстители».
Киселев с товарищами помогали переправлять в партизаны новых людей, передавали оружие, которое крестьяне собрали по лесам еще в начале войны, помогали снабжать партизан продуктами, спрятанными крестьянами от немцев. Кроме того, активно занимались агитацией молодежи, чтобы не ехали работать в Германию, срывали лесозаготовки, сдачу немцам хлеба и пр. Вот как оценивает деятельность ильянских подпольщиков Мироненко И. И., бывший секретарь Вилейского подпольного райкома партии: «Подполье, действующее в Илии, поддерживало постоянную связь с райкомом партии и командованием. Еще в ноябре 1941 г. они объединились для совместной борьбы против оккупантов. 27 членов организации строго соблюдали правила конспирации, выполняя задания своего штаба, который возглавляли Киселев Н. Я. и Трофимов А. И. Они успешно вели работу по разложению ильянского гарнизона врага, и 23 полицая перешли к партизанам. Подпольщики добывали для народных мститетелй бумагу, медикаменты, продукты»[26].
Активная деятельность Н. Киселева в местечке не прошла незамеченной и для немцев. Его успели предупредить о предстоящем аресте, и, оставив подполье на своего заместителя, также бывшего военнопленного А. Тимофеева, Н. Киселев в марте 1942 года с группой подпольщиков уходит в партизанский отряд «Дяди Васи» («Мститель»).
Партизанский отряд «Мститель» («Дяди Васи»)
Краткая
историческая справка
Первые партизанские группы создавались на оккупированной территории Белоруссии из числа попавших в окружение солдат, офицеров Красной армии и бежавших из плена. Так, в Логойском районе Минской области в сентябре 1941 года образовался отряд окруженцев в количестве около 50 человек. Руководил ими майор Воронянский Василий Трофимович, профессиональный военный. Постепенно отряд пополнялся новыми людьми и по имени командира получил название «Дяди Васи». К началу 1942 г. в отряде насчитывалось уже более 160 человек. С февраля 1942 года отряд официально начал именоваться «Мститель», но еще долго существовало два имени. Даже когда в сентябре 1942 года на базе отрядов «Мститель» и «Борьба» была создана новая партизанская бригада, она получила наименование «Дяди Васи». И только в июне 1943 года ее переименовали в бригаду «Народные мстители». В августе 1944 года бригаде присвоили имя погибшего командира Воронянского В. Т., и в историю партизанской борьбы в Белоруссии она вошла как партизанская бригада «Народные мстители» им. Воронянского.
К моменту освобождения Белоруссии и соединения с частями Красной армии в июле 1944 года в составе бригады насчитывалось пять партизанских отрядов и 1475 партизан. 16 июля 1944 года бригаде «Народные мстители» им. Воронянского в знак особых боевых заслуг была представлена честь открытия партизанского парада в Минске.
К моменту прихода Н. Киселева партизанский отряд «Мститель» имел уже репутацию боевой партизанской структуры. Его руководители: В. Т. Воронянский — командир, И. М. Тимчук — комиссар и П. А. Серегин — начальник штаба.
Архивные документы характеризуют командира и комиссара отряда не только как людей противоположных по личностным качествам, но и как носителей разных взглядов по многим вопросам деятельности отряда. Их мнения часто не совпадали. Что же касается вопроса о выводе евреев за линию фронта, то сегодня уже не определить, было ли такое решение совместным и насколько совпадали их позиции в этом вопросе. Но раз Киселев получил приказ о выводе людей на заседании военного совета отряда, то решение, скорее всего, было принято всем руководством отряда.
Почему партизаны решили спасти евреев
Решение руководства отряда о выводе группы евреев
через линию фронта Н. Киселев получает в середине августа 1942 года Евреи в
первой половине 1942 года еще не столь массово бежали в леса, семейные лагеря
не были такими многочисленными, как в последующие периоды оккупации, и
партизаны могли рассматривать возможность спасения этих людей.
Во многих местечках Вилейщины в мартовские дни
праздника Пурим, а затем в апреле и мае во время акций уничтожения основная
масса евреев погибла. Тем же, кому повезло остаться в живых, стало понятно, что
рано или поздно их ожидает та же участь и необходимо искать любые пути и любые
места спасения.
Единственным таким местом оставался лес. И хотя
там их также подстерегала опасность попасть в руки полицаев и немцев, которые
организовывали бандитов для поимки убежавших евреев, оставалась все же
небольшая надежда на партизан. Таким образом, в расположении партизан отряда
«Мститель» оказались несколько сот евреев, оставшихся в живых после массовых
акций уничтожения весной 1942 года, из деревень Долгиново, Илья, Куренец,
Плещеницы и решать проблему с ними надо было побыстрее. Имелась ли такая
возможность у руководства отряда «Мститель»? Действительно ли партизаны
стремились помочь евреям?
Для этого необходимо представить ситуацию, в
которой находились партизаны в это время — в середине 1942 года.
Партизанское движение в Белоруссии в этот период только еще начало организационно оформляться. Партизанские отряды в 1941 — 1942 гг. в белорусских лесах создавались в основном из переброшенных из советского тыла подготовленных профессионалов-чекистов и из бывших солдат и офицеров Красной армии, которые сумели бежать из плена или в начальный период войны попали в окружение и остались в лесу. Создаваемые стихийно, эти отряды, особенно в западной части республики, были немногочисленны, насчитывали десятки человек. Связей между партизанскими отрядами не было, дисциплина отличалась низким уровнем, и многие отряды скорее напоминали шайки мародеров, грабившие местное население, чем воинов-партизан.
Только 30 мая 1942 года вышло постановление Государственного комитета Обороны о создании при Ставке Верховного Главнокомандования Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) во главе с Пономаренко П. К. Такое запоздалое решение руководства страны о регулировании деятельности партизанского движения нанесло партизанам большой вред, о чем в 1992 году сказал один из руководителей Белоруссии в годы войны М. В. Зимянин[27]. «Весь 1941-й и первую половину 42-го года высшее руководство страны, несмотря на известный сталинский призыв к советскому народу 3 июля, партизанским движением не руководило и фактически им не занималось. Считаю это грубой ошибкой, ее результатом были огромные, неоправданные людские потери, гибель подлинных патриотов Отечества»[28].
При ЦШПД были созданы республиканские штабы, в том числе и Белорусский штаб партизанского движения (БШПД), который и начал регулировать работу партизанских формирований на территории республики.
Что же касается вопроса спасения в этот период евреев партизанами, то он в то время попросту не стоял. Партизанам нужно было думать о собственном выживании и борьбе с фашистами, и что-то иное или более масштабное было им попросту не по силам.
Часто даже сами партийные и партизанские руководители не скрывали существующего в партизанских отрядах антисемитизма. В докладной записке заместителя командира разведывательно-связной группы Минского обкома КП(б)Б В. Б. Карпова к секретарю Вилейского обкома Климову отмечается: «Партизанские отряды им не помогают, еврейскую молодежь принимают к себе неохотно. Были факты, когда партизаны из отряда Н. Н. Богатырева, отняв от пришедших оружие, отправляли их назад, так как антисемитизм в партизанской среде развит довольно сильно»[29]. И в это время, летом 1942 года, руководство отряда «Мститель» принимает решение о выводе евреев за линию фронта.
Что же способствовало принятию такого решения?
Это начинает проясняться в процессе ознакомления с некоторыми документами. Так, в уже упомянутой выше докладной записке заместителя командира разведывательно-связной группы Минского обкома КП(б)Б В. Б. Карпова к секретарю Вилейского обкома Климову, рассказывая о тяжелом положении евреев, бежавших из гетто и находящихся в лесном районе дислокации бригады «Народные мстители», он уточняет: «Еврейское население, терроризированное и обезоружное, ютится по лесам, питается и одевается за счет местных крестьян, нищенствуя, а иногда и применяя меры насилия. Близ Нивки стоит группа евреев, человек 300, Красного — 250, в районе Паньшей — 63, Зачерна — 87 и т. д. Иногда к ним примыкают бежавшие из плена бойцы. И тогда они выезжают на так называемые „хозяйственные операции”, собирая с населения своеобразные поставки… Решать судьбу еврейского населения в Вилейской области нужно как можно скорее, не только потому, чтобы облегчить его страдания, но чтобы и избавить крестьянство от содержания ничего не производящей массы»[30].
Эту же причину — постараться как можно скорее избавить местное население от продовольственной помощи спасшимся евреям — очень конкретно высказал в своем отчете и Н. Я. Киселев: «Пропажа у населения кур, овец и др. продуктов падала ярмом на партизан, и нам в глаза говорили, что вы допускаете мародерство, воровство и т. п.». И он же назвал еще одну причину, по которой партизаны должны были принимать какие-то меры по отношению к евреям, бежавшим из гетто: «Еврейские семьи и одиночки ютились около отрядов и своими действиями мешали работать им»[31].
Таким образом, походом за линию фронта руководство отряда «Мститель» старалось разрешить двойную проблему — присутствия большой группы детей, стариков и женщин, бежавших из гетто и мешавших как самим отрядам, так и местным жителям, крестьянам, у которых голодные евреи вынуждены были забирать продукты питания, предназначенные для партизан. И единственное решение было — убрать этих раздетых, голодных, находящихся на грани смерти людей из района дислокации отряда.
Тем более что в это время партизанские отряды еще не были столь организованны и сильны, в том числе и п/о «Мститель». Именно поэтому было принято решение о выводе этих людей, и, мало того, нашелся человек, который согласился это сделать.
К тому же ради того, чтобы он согласился, руководство отряда обещало в случае удачного завершения перехода через линию фронта представить его к званию Героя Советского Союза — чести, которой к лету 1942 года удостоились лишь двое партизан[32]. Понятно, что руководство отряда старалось любыми средствами уговорить Киселева взяться за исполнение этого приказа, т. к. трое командиров, которым предложили это задание, категорически отказались.
В документации отряда «Мститель» и бригады «Народные мстители», сохранившейся в НАРБе, нет ни единого слова об этом задании. Тогда как о выходе других групп, которые шли немного позже Киселева, записи в дневнике бригады существуют. Возможно, это произошло именно потому, что группа, которую вел Киселев с тринадцатью другими партизанами, была очень многочисленной и большинство в ней составляли евреи, которые, как было убеждено руководство, просто не смогут осилить такой сложный и трудный путь по тылу врага и перейти линию фронта. Зачем же писать в документах о том, что не может быть выполнено…
Но, пожалуй, наиболее важным фактором, имевшим решающее значение для организации этого уникального похода, являлось наличие в этот период в районе г. Суража Витебской области 40-километрового разрыва в линии фронта противника, через который осуществлялась связь партизанских зон Белоруссии с Большой землей. Это место получило название «Суражских», или «Витебских ворот», оно имело огромное значение для боевой деятельности белорусских партизан.
«Суражские (Витебские) ворота» — возможность спасения
Краткая
историческая справка
«Витебские («Суражские») ворота» — это 40-километровый
разрыв в линии фронта на стыке фашистских групп армий «Север» и «Центр» между
Велижем и Усвятами, который образовался в результате одновременного наступления
4-й Ударной армии Калининского фронта в ходе Торопецко-Холмской операции[33]
и освобождения прифронтовых районов партизанами Витебской области.
После возникновения 40-километрового прохода в
линии фронта этим немедленно воспользовались партизаны, которые взяли под свой
контроль зоны, свободные от оккупантов, где сохранялась советская власть.
Через «Суражские ворота» в тыл врага проходили
многочисленные диверсионные группы, переправлялось оружие и боеприпасы,
медикаменты и литература для партизан. С февраля по сентябрь 1942 года через
«ворота» было переправлено 40 партизанских отрядов, 102 организаторские и 62
диверсионные группы. За это же время партизанам было переправлено 11 500
винтовок, 6000 автоматов, 1000 пулеметов, 500 противотанковых ружей[34].
Не менее интенсивным был и обратный поток — с
оккупированной территории на Большую землю. Партизанские связные шли за
советами и указаниями, за оружием и боеприпасами, несли донесения и
разведданные. Отряды выходили на отдых и переформирование, отправляли раненых и
больных.
Однако, вероятно, наиболее важной являлась возможность использовать «Суражские ворота» для выхода в советский тыл мирных жителей. Как указывает «Энцыклапедыя гісторыі Беларусі», за 8 месяцев существования «ворот» через них было эвакуировано в советский тыл около 200 тыс. человек — стариков, женщин и детей[35].
Основными пунктами, где зимой 1941 — 1942 гг.
образовался прорыв в обороне противника, были малоизвестные белорусским жителям
небольшие русские городки Велиж и Усвяты, расположенные недалеко от
северо-восточной границы БССР: первый находится в Смоленской области, а второй
— в Калининской. С первых же дней своего существования БШПД начал осуществлять
строгий контроль за передвижением партизан через «ворота». Переход в советский
тыл через «ворота» партизаны и мирные жители могли осуществлять только с
разрешения руководства партизанских бригад и отрядов, подпольных горкомов и
обкомов партии. Имеются свидетельства о том, что некоторым евреям удавалось
перейти линию фронта через «ворота» в группах с неевреями, которых обеспечивали
документами. Однако самостоятельно, большой группой, они бы сделать этого не
могли, так как не владели информацией о месте возможного выхода в тыл и не
могли бы получить разрешение на переход линии фронта. К тому же после бегства
из гетто и нахождения в лесу они постоянно находились под угрозой быть
пойманными либо выданными местными жителями или полицейскими, и одним —
женшинам, старикам и детям — совершить многокилометровый путь по незнакомым
местам в лесах без проводников было практически невозможно.
Таким образом, летом 1942 года сложилась ситуация,
которая способствовала идее вывода евреев, чудом уцелевших от уничтожения
фашистами и мешавших партизанам, через линию фронта в тыл. В первую очередь это
наличие «Суражских ворот», через которые можно осуществить этот выход, а
во-вторых, появление в отряде такого командира и человека, как Николай
Яковлевич Киселев.
Подготовка к переходу через линию фронта
Киселев приходит в отряд «Дяди Васи» под
командованием Воронянского в марте 1942 года. Командир и комиссар отряда
рассматривают его как профессионального военного, имеющего боевой опыт участия
в сражениях по защите Москвы, и поручают выполнение ряда важных заданий. Это
касается вооружения отряда и различной политпросветительской работы, в процессе
которой Киселев проявляет себя и как квалифицированный политрук и партийный работник.
Другой важной задачей, поставленной перед Киселым
командованием отряда, стало привлечение в новый партизанский отряд различных
групп военнопленных, бежавших из плена и не присоединявшихся к партизанским
отрядам. Они и не стремились к этому, чтобы не подчиняться дисциплине, а
оставаться «вольными бойцами», фактически «бандитами», как называли их местные
жители-крестьяне, стадающие от набегов таких «бойцов». Работать с такими людьми
было очень сложно, но Николаю Яковлевичу все же удалось объединить несколько
групп, а затем и присоединить к отряду «Мститель». Тем, кто не желал вступать в
отряд «Мститель», но понимал, что необходимо вливаться в партизанское движение,
он предложил войти в новый партизанский отряд «Победа», который сам и
организовал.
Организация нового партизанского отряда началась в
июне 1942 года. Сложность заключалась в том, что необходимо было не только
собрать евреев, но и, отобрав из их числа наиболее боеспособных, создать новый
партизанский отряд с боевой группой, которая занималась бы охраной и снабжением
питания остальных людей из еврейских лагерей. Киселеву разрешили привлечь к
этой работе некоторых партизан из отряда «Мститель». Это были 16 человек,
которых Николай Яковлевич знал с момента прихода в партизаны. В НАРБ хранится
«Именной список личного состава партизанского отряда „Победа” бригады „Народные
мстители” им. Воронянского»[36].
Список из 65 имен дает достаточно полное представление о членах отряда, в том
числе и о тех, кто позднее помогал командиру в осуществлении перехода через
линию фронта.
В национальном отношении в отряде преобладали
евреи (36 чел.) и русские (25), кроме того — двое татар и по одному украинцу и
белорусу. Среди партизан-евреев насчитывалось 26 мужчин в возрасте от 15 до 40
лет и 10 женщин в возрасте от 18 до 35 лет. После завершения перехода 44
партизана из отряда пополнили ряды Красной армии, в том числе 15 евреев.
Остальные уехали в эвакуацию.
Как видим, в целом отряд состоял из вполне
боеспособных людей, прошедших боевое крещение и закалку еще в п/о «Мститель».
Об этом же говорит и то, что 2/3 его личного состава при первой же возможности
пополнила ряды регулярной армии.
Однако в ряде документов БШПД, хранящихся в НАРБ и
имеющих отношение к Н. Я. Киселеву, прослеживается тенденция приуменьшить
партизанскую деятельность этого человека. Так, на датированном 1945 годом
листке бумаги, прикрепленном к именному списку партизан отряда «Победа»,
читаем: «Партизанский отряд „Победа” следует считать семейным отрядом, а
не боевым формированием»[37].
Подобное определение п/о «Победа» принадлежит,
очевидно, кому-то из отдела кадров БШПД, так как списки отрядов проходили через
этот отдел. Сам же вывод об этом партизанском отряде связан, вероятно, с
нежеланием признать и достойно оценить вклад «еврейского» по преимуществу
отряда и лично Киселева в партизанскую борьбу. Архивные документы
свидетельствуют о непростой работе, которую в 1944 — 1946 гг. вынужден был
вести Николай Яковлевич за признание вкладов своего и отряда под его
командованием в партизанское движение Белоруссии.
Самой главной задачей, поставленной перед
Киселевым, являлась необходимость сбора евреев, бежавших из гетто местечек
Вилейского района и бродивших по лесам вокруг партизан. В численном отношении
их было даже больше, чем партизан в отрядах «Мститель» и «Борьба».
Н. Киселев очень ответственно отнесся к выполнению
данных ему приказов. Вот как он докладывает о своей работе руководству
Центрального штаба партизанского движения: [38]
«Во время зверских погромов, устраиваемых
гитлеровскими палачами, мирные жители г. Минска, Плещениц, Логойска, Долгинова,
м. Кривичи, Княгинено и др. бежали в леса; раздетые и полуголодные, они ютились
около действующих отрядов „Мститель”, „Борьба” и др. и мешали им работать.
Командование указанных отрядов 16 июня 1942 г.
поручило мне, во главе с пятеркой, собрать все семьи по лесам, а также и
военнопленных, бежавших из фашистского плена, выделить боевую группу и создать
отряд. Это задание мною было выполнено. Затем моему отряду было поручено, чтобы
не связывать руки действующим отрядам, пропитание собранных людей в количестве
270-и человек, а также и вооружение молодого отряда. Приближалась осень, люди
были разутые и раздетые, кроме того, в числе собранных было 35 человек детей от
2-х до 12-и лет, старики и женщины. Хозяйственные операции превратились уж в
боевые. Приходилось с боем вырывать у немцев и полицаев минимальное количество
продовольствия.
Что касается вооружения молодого отряда, то перед
выходом на Большую Землю я уже имел 1 ППД, 15 винтовок, столько же гранат и до
5 тысяч патронов.
Однако заниматься хозяйственными операциями, чтобы
прокормить собранных людей, нужно было ежедневно и в большом размере».
Маршрут и состав группы
Перед началом похода был определен маршрут, при
разработке которого учитывалось наличие партизанских зон, так как движение
через них можно было осуществлять с помощью партизанских отрядов, находившихся
на этих территориях и контролируемых ими. Руководство отряда «Мститель»
сообщило в БШПД о том, что группа в количестве более 200 человек выходит к
линии фронта. Руководителя перехода, Киселева, информировали о том, что в
партизанских зонах им помогут перейти линию фронта. Также он был снабжен
соответствующими документами, подтверждаюшими, что этот поход организовал
партизанский отряд «Мститель». Такая подготовка была необходима, так как в
партизанских зонах располагались отделы НКВД, следящие за теми, кто переходил
линию фронта в обоих направлениях. Маршрут по территории Белоруссии пролегал в
Полоцко-Лепельской и Суражской зонах по Вилейской и Витебской областям. На
территории РСФСР группа шла в основном по Смоленской и Псковской областям и
завершила переход в Калининской области[39].
Группа под руководством Киселева начала свой путь
30 августа 1942 года — из лесов Плещеницкого района Минской области. Затем она
шла по лесам Витебской области, так как необходимо было выйти к «Суражским
воротам», находившимся между населенными пунктами Усвяты и Велиж, где и
находился выход в советский тыл. В районе Суража шли уже по партизанской зоне.
Вечером 24 сентября группа пришла в деревню Пудоть[40].
С 25 по 28 сентября немецкие войска в этом районе
начали военную операцию по закрытию «ворот». В эти дни некоторые из группы, как
партизаны, так и мирные жители, погибли, а некоторые пропали или были вынуждены
вернуться назад в белорусские леса. Тем, кому удалось пройти через «ворота»,
шли еще более месяца по лесам Псковской, Смоленской и Калининской областей.
Поход закончили в начале ноября в городе Торопец Калининской области.
Таким образом, в пути группа Киселева находилась
более двух месяцев — с конца августа и до начала ноября, а ее маршрут выглядел
следующим образом: деревня Долгиново (Плещеницкого района) и далее на Лепель —
Чашники — Сиротино — Городок — Сураж — Пудоть — Усвяты — Невель — Пухново —
Марьяново — Великие Луки — Торопец.
Определить количество пройденных километров можно
очень приблизительно, так как шли не напрямую от деревни к деревне, а кружными
путями, прячась от немцев и полицейских, иногда возвращаясь в прежнее место.
Некоторые участники перехода говорят о том, что прошли около 800 — 1000 км.
Отряд, как называл собранных партизанами людей Киселев, состоял из евреев,
сумевших спастись из гетто различных местечек Вилейского района, партизан из
п/о «Победа», помогавших во время перехода, и бывших военнопленных, которых
руководство п/о «Мститель» считало необходимым вывести в тыл.
Вся ответственность за выполнение задания была
возложена на руководителя перехода, командира отряда «Победа» политрука Киселева
Николая Яковлевича. Комиссаром отряда назначили политрука Рогова Николая
Ивановича. В походе участвовали как партизаны из отряда «Победа», так и
специально пришедшие в группу опытные проводники-разведчики.
Во всех отчетах и донесениях, написанных с конца
1942 по 1946 гг., Киселев сообщает о том, что под его руководством было
выведено «218 еврейских семей и одиночек». Эта цифра присутствует и в Приказе
БШПД от 14 января 1943 года, и в письме спасенных евреев к секретарю ЦК КП(б)Б
П. К. Пономаренко. Сомнений в подлинности этой цифры не возникает, и т. к.
Киселев ничего не пишет о других людях, выходивших с ним, то складывается
впечатление, что в группе были одни только евреи. Однако это не так. В других
документах отмечается, что кроме 218 евреев «Киселеву было поручено вывести
за линию фронта в тыл СССР небольшое число и б. военнопленных»[41].
За длительное время похода, несомненно, отряд
Киселева значительно пополнился новыми людьми. Подтверждение находим в
воспоминаниях участников перехода, в частности, Ш. Альперовича: «В
каждом русском поселении мы останавливались, и присоединялись к нам — и по
желанию, и по принуждению — молодые и пожилые, которые могли быть полезны в
военном отношении. И оружие, брошенное по дороге, собирали и брали с собой»[42].
Вспоминает об этом же и участница похода Э. Меерсон:
«По дороге к нам присоединились военные, больные люди. Евреев было много,
человек около 150-200»[43].
А В. Дименштейн дополняет ситуацию с присоединившимися людьми: «Наша еврейская
группа была первая, которая пошла к линии фронта, а потом по дороге
стали присоединяться к ней мобилизованные в Красную армию. Нас стало очень
много. Особенно когда вошли в партизанскую зону в районе Полоцка»[44].
Сегодня сложно точно определить, сколько именно
человек вывел Киселев с партизанами через линию фронта и этим спас их. Можно
лишь принять ту цифру, которую он сам указывает — «вывел более 200 евреев». Позже,
уже в 1950-е — 1970-е гг., когда Николай Яковлевич в связи со своей
профессиональной деятельностью, связанной с зарубежными поездками, должен был
писать многочисленные автобиографии и другие документы о своей деятельности в
годы войны, он отмечал, что вывел через линию фронта «218 мирных советских
семей».
В годы усилившегося государственного
антисемитизма, процветавшего в СССР, ему в официальных документах просто
необходимо было писать именно так. Само слово «еврей» было тогда под негласным
запретом, и произносить его лишний раз остерегались.
Собственно говоря, именно такое отношение к
евреям, господствовавшее в Советском Союзе, и явилось главной причиной столь
долгого замалчивания и неизвестности этой истории. Вынужденно молчали о ней и
те, кто спасал, и те, кого спасали. «Еврейская» история, происшедшая с
Киселевым в годы войны, могла не только вызвать недовольство и недоверие к нему
у его непосредственных начальников высокого дипломатического ранга, но и
помешать в его работе.
Неудачное начало похода
После получения приказа Киселев собрал евреев и
рассказал им о предстоящем переходе. Он не скрывал всех трудностей, которые
будут на пути. Все понимали это, так как в группе было более 30 детей, женщины
и старики. Партизаны предупреждали евреев, чтобы они старались не говорить в
деревнях, куда заходили в поисках продуктов, о предстоящем уходе из леса.
Но сохранить тайну, если ею владело такое
количество людей, было невозможно. Предстояло разработать план на случай
нападения врага. И Киселев предупредил
людей, что, в случае появления в лесу немцев, необходимо бежать в разные
стороны, а потом через несколько дней вновь собраться здесь же.
Выход группы был назначен на вечер 26 августа. А
рано утром этого же дня в лес въехали машины с немецкими солдатами и окружили
отряды «Мститель» и «Борьба», а также группу евреев, готовящихся к началу
похода. Положение их усугублялось тем, что партизанские отряды быстро успели
выйти из окружения и оставили безоружных людей без защиты.
Партизаны отряда «Победа» своими незначительными
силами постарались помочь евреям. Но и они, уже имеющие опыт многомесячных
побегов в лесу от постоянно угрожавших им полицейских, бандитов и фашистов,
быстро сорентировались в ситуации и разбежались. Преследовать их в лесу фашисты
не стали, и через несколько дней евреи вновь встретились с Киселевым и его
партизанами. В результате немецкого нападения лишь несколько человек из большой
группы, численностью более 200 человек, оказались ранены и не смогли начать
переход. Вот как неудачное начало перехода отразилось в сохранившихся
документах.
Из отчета Н. Я. Киселева о
проделанной работе от 25 декабря 1942 года[45]. Меня вызвали в Военный совет и дали задание по
переброске этих людей на большую землю, согласно указаний секретаря ЦК КП(б)Б
т. Пономаренко. После неоднократных отказов последовал приказ, и я его
выполнил.
Отход был назначен на 26.VIII.1942 г.
в 18.00, а утром в 5 час приехало до 60 машин немцев и окружили нас. Отряды
снялись и ушли. Весь удар пришлось вынести мне на себе. Пути к намеченным
отходам были все отрезаны. Я посылал разведку за разведкой, чтобы отыскать
место для выхода из окружения. Но было все бесполезно. Тогда я принял другое
решение — обмануть немцев, не наталкиваться на них до вечера. Выделил
вооруженную часть из 15 человек, на случай отвлечения на себя удара от основной
массы, указал место сбора. Разбил на мелкие группы и рассыпал по кустам.
От лагеря отвел людей я на километр,
как застрочили автоматы, забили минометы и пулеметы. Люди все рассыпались. Во
время обстрела было 6 чел. легко ранены, из них 2 остались в санчасти, а
остальные вышли со мной на Большую землю. Через 4 дня к указанному месту сбора
явились лишь 218 чел. И по приказу нач. разведки «Мститель» майора Чумакова я
вышел с этим количеством.
Вот как вспоминает о начале похода один из его
участников, житель д. Долгиново Шимон Хевлин[46]:
Примерно в середине августа 1942 года
пришли к нам партизаны. До тех пор мы не видели никаких партизан. Их пришло
человек 5. Конечно, мы испугались вначале. Их командир или начальник, не знаю,
сказал, что есть приказ штаба от Советского Союза, от Сталина постараться
побыстрее убрать семейных — детей, женщин и стариков из леса, потому что они
мешают партизанам. Мы стали спрашивать: «А куда нас хотят убрать?». Они
ответили, что они разведчики и знают, как нас вывести за фронт.
Мой отец и другие мужчины ходили по
деревням, и им давали еду. Не всем, конечно, но отцу давали, и мы делились с другими,
так как не могли же мы одни есть, когда кругом было много голодных детей.
Получилось так, что когда начали готовиться к выходу, то, несмотря на
предупреждение партизан, чтобы никому не говорили о том, что скоро уйдем,
несколько наших евреев в деревню зашли и сказали: «Помогите, потому что мы
больше вас трогать не будем и еду брать не будем. Мы уходим за фронт». А через
несколько дней партизаны узнали от своих агентов, что немцы собираются зайти в
лес, чтобы нас поймать. Но мы уже были подготовлены к выходу.
Моему старшему 18-летнему брату
Нахману командир партизан Киселев дал пистолет и послал вперед. Он сказал,
чтобы брат залез на высокое дерево и, как только увидит немцев, должен
выстрелить, и это нам всем будет сигналом разбегаться в разные стороны. На
следующий день утром мы услышали выстрел брата, и все начали бежать. А вокруг
немецкие пули, снаряды… Со мной рядом бежал мой отец и бабушка. Потом я
увидел, что она упала на землю и из ее ноги фонтаном течет кровь. Мой отец был
очень сильным, он поднял 74-летнюю бабушку на плечи и с ней побежал. И так мы
бежали, наверное, несколько километров. Потом все снова собрались в лесу.
Конечно, нас уже стало меньше — кто-то был убит, кто-то потерялся. Киселев
увидел отца с раненой бабушкой и сказал: «Тебе надо ее оставить, потому что
старая женщина 75 лет, раненая, будет задерживать движение всего отряда». Мы
еще не знали, что это был уже отряд. Мы только знали, что собрались в лесу
евреи и несколько партизан пришли их куда-то вести. Это был Киселев, командир
партизанский, и еще человека 4-5 с ним. Мы стояли вокруг и не могли
представить, что бабушку нужно оставить раненую в лесу, а завтра подойдут
звери, и ее живую разорвут. Отец начал спрашивать у людей, кто бы мог ее
застрелить. Таких не находилось. Никто не мог поднять руку ее застрелить. Маму
мою, а бабушка — это ее мама, отец увел. Мы постояли вокруг, плакали, но
понимали, что ничего нельзя изменить, и ушли, оставив ее. Мы были уверены, что
она умрет от таких ран.
Все, кто был в это время возле нас,
это человек около 300, может быть, больше, пошли с Киселевым. Прошли километров
пять по направлению к Плещеницам, недалеко было местечко Крайск. Киселев с нами
сел и сказал: «Наша задача, партизан, перевести вас через линию фронта. Мы
будем идти ночами, никто не должен плакать, громко разговаривать, пока не
перейдем через линию фронта». Мы тогда не знали, что делается на фронте.
Говорили, что немцы уже в Москве и Ленинграде. Только еще немного воюют в
Сталинграде, и Сталин тоже там сражается. Только отец сказал, что линия фронта
— это, наверное, около 2 тысяч километров. А уже осень, уже холодно, ночами
особенно, мы голодные все, и сил почти нет. Но все понимали, что идти нужно,
хотя не очень представляли, как это все будет.
По оккупированной территории
Собравшись вторично, отряд вышел в путь 30 августа
1942 года. Маршрут лежал через Витебскую область, расположенную на
севере-востоке Белоруссии. В этом районе конец августа — начало сентября это
уже холодные ночи, бывают и заморозки. Днем температура воздуха не поднимается
выше + 10-12 градусов. Увеличивается количество пасмурных дней с моросящим
дождем. Во второй половине октября возможен и снег.
Такая погода усугубляла физическое состояние
людей, которые еще до похода испытали страшные издевательства от оккупантов и
потрясения от гибели своих близких, родных, соседей. Они нашли в себе силы
покинуть свои местечки и скрыться от уничтожения, скитались по лесам, голодали
и находились под постоянным страхом быть пойманными фашистами и их помощниками.
Сейчас они поверили партизанам, что те их могут спасти, и вышли в
многокилометровый путь без нормальной обуви и одежды, без запасов пищи. Среди
евреев находились в основном женщины, старики и дети от 2 до 14 лет. Они
понимали, что другого выбора выжить у них нет, и так велико было их стремление
жить, что все они пустились в этот непредсказуемый путь без раздумий.
По оккупированной территории Витебской области шли
в основном ночами, лесными тропами, по которым вели их проводники. Бывало, что
в целях безопасности приходилось вновь возвращаться на места, где они ранее уже
были. Старались идти очень тихо, даже не разговаривали, чтобы не выдать себя.
Днем прятались в лесных зарослях, лежали прямо на земле, старались передохнуть,
чтобы ночью хватило сил на новые переходы. Маленьких детей несли в мешках.
Партизаны во главе с Киселевым должны были обеспечить всех людей группы
продуктами, которые они доставали разными способами в деревнях. Бывало, что
брали продукты у крестьян, пригрозив им оружием. Особенно, когда местные жители
узнавали, что продукты нужны для евреев. Открыто говорили Киселеву: «Для
партизан — дадим, но не для жидов».
Невозможно описать все тяготы и ужасы, которые
пришлось пережить евреям в пути. Люди заболевали, а отряд должен был, не
останавливаясь, продолжать путь. И шли больными, голодными, часто уже без сил,
но шли, шли и шли…
Бывали и более драматические ситуации и немало
случаев, когда Киселев лично помогал людям. Но об этом лучше всего расскажут
они сами. Киселев же в своих отчетах очень скупо и лапидарно рассказывал о том,
как проходил поход непосредственно по оккупированной территории.
Из отчета Н. Я. Киселева от 25
декабря 1942 года. Движение
мое по тылу было медленным, так как шли старики, детей родители несли в мешках
и двигались только ночью до 2-х часов утра, с 2-х до рассвета нужно было
заготовить продукты для питания.
Из воспоминаний Ш. Хевлина. Итак, мы пошли. Помню, что особенно
плохо было с обувью. У кого хотя бы была одна туфля или ботинок, то меняли с
одной ноги на другую. Оборачивали ноги тряпками, приспосабливали кору с
деревьев на ноги. Эти ребята-партизаны знали, наверное, дорогу, потому что вели
нас по тропам в лесу. Мы ведь шли не по трассам, а по лесам. Вроде одно дерево
похоже на другое, но мы идем за ними. Они находили нам еду в деревнях. Иногда
ели раз в два-три дня, но все же ели. Нам партизаны запрещали ходить и самим
искать пищу, да мы и не знали тех мест, которые проходили. Иногда, когда светло
становилось, нам надо было лежать день или два и не двигаться, и не разговаривать.
Тебе надо в туалет, ты все делаешь под себя. Было часто, что партизаны уходили
вперед сами, без нас, потом приходили и вели нас кружными путями, потому, что
мы шли только там, где немцев не было. Иногда проходили места, где находились
партизанские районы. Там, конечно, было легче идти и проще находить еду для
нас.
Расскажу, какой человек этот Киселев
был. Для нас он стал самым близким и дорогим. Навсегда запомнил такой случай.
Среди нас была семья Кремер — муж с женой и маленькой дочкой. Они потеряли всех
родных в гетто Долгиново. Девочка эта, ей было 2-3,5 года, и она создавала нам
постоянно большие проблемы, так как была голодная и все время плакала. Когда
это вечером или ночью во время похода, это не так чувствуешь, но днем, когда
все лежим и боимся шевельнуться, чтобы немцы, полицаи или крестьяне не увидели
нас, а ребенок плачет, то это как целый оркестр в лесу. А люди не хотели
погибать из-за нее и поэтому пришли к родителям и сказали, чтобы они сами
решили, что с ней делать. А делать можно было только одно — убить ее. Родители
плакали, но решили, что нужно ее утопить в речке, которая недалеко была. Как
только мама взяла ее, чтобы бросить в воду, она так посмотрела на нее,
заплакала и говорит: «Мамочка, я хочу жить, я больше не буду плакать». Все вокруг
люди стоят и плачут, мать не может ничего сделать.
И в это время Киселев подошел и
спросил: в чем дело? Все молчали, но он сам все понял и сказал: «Дайте мне ее».
Я помню, как сегодня, как он ее носил на руках. Она ни одного слова не говорила
и не плакала. Такой маленький ребенок, но все понимал. Киселев постоянно держал
в кармане кусок хлеба для этой девочки, носил ее и кормил. Он забрал ее от
родителей и с ней шел, потому что боялся, что кто-нибудь ее убьет. Конечно, мы
были уже как звери — не люди. Нужно представить, сколько мы все пережили,
только появилась надежда на спасение, а из-за ребенка все могли погибнуть.
Со мной тоже была история. Я заболел
желудком, и у меня был сильный понос, до крови, и не было сил даже идти. Я
помню, что моя сестра, мой отец и другие родственники меня буквально несли на
руках, тянули и, конечно, тоже задерживали отряд, всю нашу группу. Я уже был
как неживой, но все слышал, как все сидят и решают, кто меня застрелит. Мама
подошла и говорит: «Я это все понимаю, я не обижаюсь на вас, и я не хочу, чтобы
он задержал отряд». Я лежал на земле, и она так бросилась на меня и кричит:
«Убивайте меня вместе с ним», и, конечно, никто не мог стрелять и в маму, и в
меня. Постепенно я выздоровел. Невозможно рассказать, как мы ходили и что
происходило за эти три месяца.
Мы проходили в ночь от 20 до 40 км.
Например, я помню один момент. Мы были уже почти в партизанском районе. Киселев
с партизанами и несколько наших человек зашли в один дом. Киселев спрашивает:
«Есть хлеб или что-нибудь из еды? Здесь дети, люди падают от голода». Хозяин
отвечает: «Я вам дам для начальства, для партизан, но своей последней едой не
буду кормить жидов». Киселев говорит: «Вы будете кормить жидов». Зашел в
кладовую, где держат продукты, а там висело половина кабана, забрал все и хлеб,
а хозяину сказал: «Когда война закончится, мы вернемся и отдадим, заплатим
вам». Мы быстро ушли, и он сказал: «Кто может, быстрей идите», потому что
боялся, что они пойдут следом и убьют всех.
Вот так мы уже почти два месяца ходили.
Ели — не ели, холод, осень, дождь, несколько раз снег начинал падать. Мы не
знали, на каком мы свете, где фронт, где тыл. Мы только слышали иногда
единичную стрельбу, снаряды разрывались, но это немцы проезжали где-то недалеко
или партизаны постреливали.
Из воспоминаний И. Родошковича. Киселев очень много сделал для нашего
спасения. Ведь он мог нас просто бросить и уйти в партизаны. Даже если и был у
него приказ, но он все делал для нас по душе, а не по приказу. Нельзя делать по
приказу то, что он делал.
Например, с нами шел Яков Рубин. Он
был наш, долгиновский, и у него не было одной ноги, ходил на деревяшке. Киселев
во время нашего похода отдал ему свою лошадь, на которой ехал как командир. А
сам шел пешком, как все мы, а Рубин ехал. Он потом после войны жил в Киеве.
Еще была история со мной. У меня
начала гноиться рука — началась гангрена, и все стали говорить, что надо
отрезать руку до локтя, а то я умру. Один из партизан, Яшка, сказал, что надо
найти сахар, его сжечь и этот отвар влить в рану, тогда рана заживет. А где
взять в то время стакан сахара? Даже у крестьян его не было. Киселев специально
послал людей, чтобы искали сахар. В одном месте нашли, и за этот стакан сахара
нужно было отдать корову. У одного
крестьянина стали забирать корову, он начал плакать и сказал, что это не
колхозная, а его личная корова, за которую он отдал много денег. Тогда
партизаны стали узнавать, кто забрал колхозных коров. Узнали и у одного забрали
эту бывшую колхозную корову. Отдали эту корову, взяли сахар. Два раза сжигали
сахар и заливали мне кипящий отвар в рану. Я терял сознание от боли, но потом
рана затянулась.
Если бы Киселеву было все равно, он
бы не переживал так за нас и не помогал, так как в то время все люди были очень
жестокие, даже и мы сами.
Как переходили линию фронта
Во второй половине сентября по территории
Витебской области отряд уже шел по партизанским зонам и 24 сентября вышел через
«Суражские ворота» в Псковскую область РСФСР. Здесь партизанская зона
продолжалась, и отряд шел уже днем. Вскоре они вошли в деревню Пудоть, которая
являлась центром партизанской зоны. Отряд Киселева встретили представители
Особого отдела БШПД и должны были начать проверку людей, но так как все были
очень уставшими, то особисты решили перенести эту работу на утро следующего
дня.
Прежде чем отправить людей на отдых, Киселев решил
разделить отряд на несколько групп и направить их по разным деревням,
находившимся неподалеку от Пудоти. Такое решение он принял для того, чтобы не
сосредотачивать большое количество людей в одном месте. В Пудоти он оставил
евреев более молодого возраста, в деревню Дрозды, находящуюся в нескольких
километрах, отправил людей постарше, а семьи с детьми пошли в более отдаленную
деревню. Многие были не совсем довольны таким решением, так как некоторым
семьям пришлось разделиться. Но все подчинились приказу командира, и, как
оказалось в дальнейшем, многим это спасло жизнь.
Рано утром 25 сентября, еще было темно, вдруг
раздались в Пудоти и в Дроздах выстрелы, грохот орудий. Немцы начали
наступление. Люди, оставшиеся в этих деревнях, были в панике и не знали, куда
бежать. Часть из них бросилась в леса, некоторые пытались перейти через реку,
но было уже холодно и немногим удалось переплыть на другую сторону, где еще
находились советские войска.
Ожесточенные бои продолжались почти три дня, и,
несмотря на сопротивление войск Красной армии и партизан, немцам удалось
выровнять линию фронта и закрыть существовашую с февраля 1942 года
40-километровую линию «Суражских ворот».
В течение нескольких дней Киселев смог вновь
собрать свой отряд. Несколько партизан, в основном из п/о «Победа», пропали.
Все евреи собрались, и Киселеву вновь пришлось разделить отряд, так как
проводникам проще было выводить людей небольшими группами.
По воспоминаниям участников перехода, выходили они
на советской территории к разным населенным пунктам. Например, группа, вышедшая
вместе с Киселевым, шла в районе г. Великие Луки и вышла к г. Торопец
Калининской области. Другая группа с политруком Н. Роговым вышла к г. Осташков,
и оттуда люди сами добирались в эвакуацию. В Торопце оказалось большая часть
отряда, и здесь эта многочисленная группа стариков, женщин, детей, неимоверно
уставших от продолжительного перехода по немецкому тылу и на территориях
Псковской и Калининской областей, в оборваной одежде и голодных, вызвала
подозрение у милиционеров и сотрудников военных комендатур. Их даже пытались
задержать, но позже разобрались. Однако самого Киселева и его партизан, у
которых не было никаких документов, так как командир перехода их передал
представителям БШПД в Пудоти и в суматохе немецкого нападения не имел
возможность их забрать, арестовали. Их приняли за дезертиров. И тут за них
вступились евреи, которые все смогли объяснить. Вскорости и их всех освободили.
В Торопце военные власти людей призывного возраста
из отряда отправили на фронт, в действующую армию. Судьбу остальных евреев
должно было решить руководство БШПД, которому Киселев непосредственно
подчинялся. Ему удалось встретиться с начальником БШПД П. З. Калининым, и тот
приказал Николаю Яковлевичу продолжать сопровождать вышедших в тыл евреев
дальше. Таким местом была определена Башкирия и ее столица, город Уфа. По всей
вероятности, этот регион был выбран потому, что Киселев был родом из этих мест
и надеялся, что там ему будет легче решать различные проблемы, которые могут
возникнуть с эвакуированными.
В тот момент, когда Киселев рассказывал ожидавшим
его евреям на железнодородной станции Торопец результаты своего разговора с
партизанским руководством, началась очень сильная бомбежка немецкой авиацией.
После ее окончания необходимо было немедленно покинуть Торопец, так как через
эту станцию шли советские воинские эшелоны, военная техника и немцы своими
бомбардировками стремились нанести как можно больше ущерба русским. Киселев
сумел добиться от начальника станции выделения вагона, в котором быстро
разместил вышедшие с ним семьи и выехал с ними по направлению к Уфе.
Очень сложно и трудно добирались они до Башкирии,
но, приехав на место, евреи не смогли адаптироваться к большим холодам и
попросили эвакуировать их в районы Средней Азии. Киселеву вновь пришлось
помогать евреям, так как такие перемещения эвакуированных людей пришлось решать
через руководство двух республик — Башкирской АССР и Белорусской ССР. В
результате все люди были отправлены в эвакуацию в Чимкентскую область Казахской
ССР.
Необходимо отметить, что не все, кто вышел с
Киселевым через линию фронта, выехали с ним в Башкирию. Большая группа
долгиновских евреев смогла из Торопца выбраться самостоятельно и оказалась в
эвакуации в Узбекской и Казахской ССР.
Так закончился непосредственный переход через
линию фронта большой группы белорусских евреев под руководством Николая
Киселева. Предоставим рассказать об этом руководителям похода и вышедшим с ними
евреям.
Из отчета Н. Я. Киселева от 25
декабря 1942 года.
Однако трудности все были позади, когда мы вышли в советский район в Пудоти,
где нас хорошо встретили, и минская группа проверяла нас 2 дня. Утром в 10 час
утра мы должны были получить соответствующие документы и двигаться по
указанному маршруту. Но в 6 час. утра неожиданно ворвались в д. Дрозды
переодетые немцы и полицейские, заняли дзоты и фабрику, а нам чудом удалось
ускользнуть от полного разгрома. Это было 25.9.42 г. 18 человек осталось в
окружении, в том числе нач. штаба т. Кудимов Григорий Яковлевич, старый
партизан, дважды орденоносец и начальник разведки т. Тучин.
Выйдя к назначенному месту в Бор, мы
встретили нужных работников и двинулись в Торопец. До Торопца нас задержали на
заставе и ввиду того, что у нас не было никаких документов, отправили под
конвоем в Торопец, где, несмотря на мои протесты, расформировали мой отряд,
состоящий из 30 невооруженных и 15 вооруженных. Часть людей направили в 4
ударную армию, а часть — в 159 запасной полк.
После того как я добился свидания с
тт. Калининым и Крупеня, мне было дано поручение: сопровождение заведенных мною
людей в пределы Башкирской АССР, что мною и выполнено. Однако народ не пожелал
остаться в пределах Башкирской АССР ввиду суровых климатических условий и
просил меня поставить вопрос перед правительством Башкирской АССР о переброске
их в теплые края СССР. Правительство Башкирской АССР дало согласие на
переправку вышеуказанных товарищей в пределы Южно-Казахской области в г.
Чимкент.
Отправив товарищей с вновь назначенным
мною командиром тов. Лившиц, я вместе с моим заместителем т. Городищевым В. И.
и разведчицей Сиротковой А. И. прибыл в Москву в распоряжение в/ч 00133 для
получения дальнейших указаний.
Из воспоминаний Ш. Хевлина. Наконец мы пришли в партизанский район.
Первый раз мы днем зашли в большой сарай и легли на свежее сено. Даже теперь
когда я это вспоминаю, то не нахожу, с чем сравнить наше состояние — это было
как в раю. Мы проспали так целый день или больше, потом нас накормили и
сказали, что теперь мы находимся в тех местах, где не воюют, и скоро мы
перейдем фронт. Киселев объявил, что мы находимся в Советском Союзе, и это для
нас было необъяснимым счастьем. Это было уже за Белоруссией, в России. Помню,
что мы издалека видели указатели, кажется, там было написано: «Великие Луки».
Но мы не представляли точно, какие это места, особенно я, 14-летний мальчик,
плохо знавший русский язык, — ведь до 1939 года Долгиново было в Польше: что я
понимал в русской географии?
Когда мы впервые увидели на советской
территории первых бойцов Красной армии, мы их начали целовать. На полу лежала
газета с фотографией Сталина, так целовали эту фотографию. Мы же настоящей
правды не знали и думали, что Сталин дал приказ партизанам нас спасать из леса
от немцев и вести через фронт. Вечером легли спать, зная, что мы уже свободны.
А утром проснулись от сильной бомбежки, люди разбегаются, и солдаты русские
отступают. Именно в этот день немцы пошли в наступление в этом месте, где мы
находились. Мы все тоже начали бежать от пуль и бомб. В это время многие из
тех, кто с нами шел, погибли или потерялись. Скоро наши войска перешли в
наступление, и Киселев с несколькими партизанами смогли нас собрать и быстро
провести дальше. Мы успели пройти вперед.
Через несколько километров мы пришли
на железнодорожную станцию города Торопец в Калининской области. Киселев нам
сказал: «Скоро будет один поезд с военными — танки, лошади, солдаты прибудут
сюда. Как только они все выгрузятся, вы зайдете в эти вагоны и вас отвезут в
тыл в Россию». Конечно, мы были очень рады. Я помню, что мы были голодные,
холодные, и отец зашел к начальнику вокзала и спрашивает: «Люди очень голодные,
можете помочь?» А тот отвечает: «Хорошо, но я хочу, чтобы вы, жиды, почистили
мои туалеты вокзальные». Это не были туалеты в доме, а на улице. Отец
согласился и целый день стоял и чистил эти туалеты, а была уже почти зима,
середина ноября. Потом он нам принес две буханки хлеба. Разделили этот хлеб, и
это было так, как будто Б-г дал нам манну небесную. Отец нашел какую-то комнату
и собрал нас всех там. Не прошло и получаса, как завыли сирены — воздушная
тревога, все начали бежать. А мы слышим,
что стучат колеса поезда, он подходит, а бомбы падают. Поезд не остановился под
бомбежкой и пошел дальше. Помню, что, как только началась бомбежка, мы все
обнялись и начали молиться. Вслух произносили молитву «Шма, Исраэль». Когда
бомбежка закончилась и мы вышли на улицу, то узнали, что Киселева арестовали
русские. Они посчитали его за дезертира, который прятался среди нас от фронта.
Спросили: «Что вы делаете между этими беженцами-евреями»? Помню, что отец и
Дименштейн пошли и стали объяснять, что он и другие партизаны не дезертиры, а
нас выводили через фронт. Их отпустили.
Киселев собрал всех нас и сказал: «Мы
выполнили нашу работу и пойдем назад к нашему партизанскому отряду. А вы
пройдите быстро км 30-40 по этой железной дороге до ближайшей станции. Там вас
повезут дальше в тыл». Я хорошо помню,
как мы все стали прощаться с ним, плакали, целовали его и других партизан.
Скоро мы распрощались с ним, тогда в последний раз я его видел. А мы пошли по
разбитой железной дороге вперед.
После завершения похода
Партизаны из отряда Киселева, помогавшие ему в
походе, после выполнения приказа были отправлены на отдых, некоторые из них в
действующую армию. Из Торопца Николай Яковлевич Киселев с двумя партизанами
сопровождали группу выведенных ими людей в эвакуацию в Башкирию. После отъезда
ее в Среднюю Азию Киселева вызвали в Москву с докладом о выполнении задания
партизанского командования.
Интерес партизанского и партийного руководства
Белоруссии к этому походу был понятен. Это был первый и единственный к этому
времени удачно завершенный выход большой группы мирных жителей, прошедшей
многокилометровый путь по оккупированной врагом территории и перешедшей линию
фронта. Тем более что эта уникальная операция по выводу людей была проведена не
профессиональными разведчиками, а партизанами. В Москве Киселеву была обещана
встреча с Секретарем ЦК КП(б)Б,
руководителем партизанского движения страны генерал-лейтенантом П. К. Пономаренко.
Готовясь к этой встрече, Николай Яковлевич написал
соответствующий рапорт с кратким изложением истории перехода. Кроме того, у
него было письмо к Пономаренко от спасенных белорусских евреев. Главная мысль
письма — благодарность Пономаренко за то, что он прислал партизана Киселева с
друзьями для спасения евреев из белорусских местечек от «неминуемой гибели», и
заверения в том, что они будут стараться «отдавать все силы, чтобы принести
пользу своей родине». Кроме того, авторы письма обращаются с просьбой
представить Киселева к правительственной награде.
В январе 1943 года, перед запланированной встречей
с Пономаренко, Киселев встречался в БШПД с руководителями различных отделов,
после чего вышел приказ о награждении его и партизан его группы денежными
премиями[47].
В этом приказе, кстати, четко и без околичностей указана причина награждения.
ПРИКАЗ ПО БЕЛОРУССКОМУ ШТАБУ
ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ
«14» января 1943 г № 90 / 15 гор.
Москва
За активные боевые действия против
немецких оккупантов и выполнение задания командования по выводу из немецкого
тыла 210 еврейских семей[48],
наградить партизан из отряда «Мститель»:
1. Киселева Николая Яковлевича — 800 рублей
2. Рогова Николая Ивановича — 800 руб.
3. Банникова Василия Павловича — 600 рублей
4. Городищева Виктора Ивановича — 600 рублей
5. Ильина Афанасия Петровича — 400 рублей
6. Арсютина Ивана Андреевича — 400 рублей
7. Блохина Ивана Фомича — 400 рублей
8. Кокшарева Семена Степановича — 400 рублей
Начальник
Белорусского штаба партизанского движения Бригадный Комиссар (П. КАЛИНИН).
Документ служит однозначным доказательством
официального признания заслуг партизан за вывод большой группы евреев в
советский тыл. Но оба руководителя перехода — и командир, и комиссар — не
восприняли денежное вознаграждение как достойное и адекватное, соответствующее
истинному значению выполненного ими согласно приказу подвига.
Еще при завершении перехода, как только они
встретились в Торопце с руководством БШПД, возник вопрос о награждении
партизан, которые, несмотря на все трудности, задачу, поставленную перед ними
военным советом п/о «Мститель», добросовестно выполнили. Но им сразу же дали
понять, что никакого награждения за это не будет.
Фактически с этого времени, в течение многих лет
будет «искать правду» Николай Яковлевич Киселев, стремясь добиться
справедливого решения командования о награждении. Необходимо отметить, что впоследствии
шел разговор даже не о присуждении звания Героя, а о необходимости справедливой
оценки всего того, что сделано было Киселевым и его друзьями в годы
партизанской борьбы в Белоруссии. Забегая несколько вперед, отметим, что только
в 1948 году у Киселева появилась первая и… последняя достойная
правительственная награда — Орден Отечественной войны 1 степени. Эту награду он
получил за подпольную работу в деревне Илья, а не за вывод людей через линию
фронта.
Отметим, что специально еврейских групп для вывода
в советский тыл партизанскими отрядами больше не создавалось. Группа Киселева
была единственной, в которой находилось большое количество евреев, и спасение
их партизанами было продумано и организовано. Во второй группе под руководством
капитана Латышева находилось 67 человек. Были среди них и евреи, но их было
немного. Третий же поход предпринимался для спасения только евреев, но
закончился неудачей.
Необходимо подчеркнуть, что все групповые переходы
через линию фронта с целью вывода людей с оккупированной территории, в том
числе и евреев, о которых имеются документальные подтверждения, предпринимались
по инициативе комиссара п/о «Мститель» Ивана Матвеевича Тимчука. Осуществление
же спасения полностью зависело от руководителя перехода, его возможностей и
желания помочь тем, кто доверился ему.
Таким человеком оказался Киселев Николай
Яковлевич, которому и после войны пришлось перед партийным и военным
руководством Белоруссии доказывать свое участие в спасении людей от неминуемого
уничтожения. Но, как оказалось, именно этот факт военной биографии Киселева
совершенно не интересовал белорусское руководство, ведь спасение евреев —
отнюдь не та необходимость, которой следовало, по их мнению, заниматься в годы
войны партизанам. И именно поэтому вывод большой группы евреев через линию
фронта не мог являться подвигом, за что следовало бы награждать его. Если бы
Киселеву не удалось спасти эту группу людей, никто бы и не обвинил его в
невыполнении приказа. Гибель группы мирных жителей, идущих по лесам в глубоком
вражеском тылу, не удивила бы никого. «На войне как на войне» — чего только не
бывает. Погибают профессионалы, физически сильные воины, а что уж говорить о
стариках, женщинах и детях.
О Николае Яковлевиче Киселеве
После лечения в госпитале, которое длилось
несколько месяцев, Киселева направляют поправлять здоровье в санатории. Однако
контузии и ранения так подорвали его здоровье, что оправиться от них он так и
не смог. И все же молодому 30-летнему мужчине необходимо было определять свою
дальнейшую жизнь, и он решает продолжить учебу по специальности, которую выбрал
до войны.
В сентябре 1943 года он поступает в Москве в
Академию внешней торговли СССР и успешно заканчивает ее в 1946 году. В его
послужном списке различные должности, которые он занимает при Министерстве
внешних сношений СССР. Часто он вынужден был уезжать в длительные заграничные
командировки. Однако из-за болезней, вызванных в основном перенесенной
контузией, врачи не рекомендовали ему длительные поездки. По состоянию здоровья Николай Яковлевич
вынужден был уже меньше выезжать за границу, и его деятельность в эти годы
связана в основном с внешнеторговым объединением «Продинторг». В 1966 году
Киселев был награжден медалью «За трудовую доблесть», а в 1974 году он вышел на
пенсию и в этом же году скоропостижно скончался.
Для представления Н. Киселева и группы белорусских крестьян, участвовавших в спасении долгиновских евреев, к званию «Праведник народов мира» необходимо было собрать различные документы. Пришлось привлечь к этому оставшихся в живых евреев, участников похода, которые должны были дать письменные свидетельства, заверенные нотариально. Особо активное участие в этом принял Шимон Хевлин, который специально для этого приезжал из США в Беларусь.
От Музея истории и культуры евреев Беларуси, Республиканского фонда «Холокост» в специальную Комиссию по присуждению звания «Праведник народов мира» в Институте Катастрофы и Героизма еврейского народа Яд Вашем в Иерусалиме было послано представление.
Отметим, что эта история удивила даже членов Комиссии. В ее составе находились и бывшие партизаны, сражавшиеся во время войны в белорусских лесах, которые вначале не поверили всей этой истории, считая, что такое событие никак не могло произойти в 1942 году. Пришлось дополнительно высылать в Иерусалим копии различных документов, связанных с событиями войны на территории Белоруссии, особенно по поводу существования «Суражских ворот».
В Музее истории и культуры евреев Беларуси не первый раз готовили представление к званию «Праведник народов мира» и уже хорошо знали этот непростой процесс. Около 20 человек, представленные Музеем, к тому времени уже получили это звание. Но тут было очевидно, что доказать необходимость и важность присвоения Киселеву звания Праведника Мира будет гораздо трудней.
В первую очередь это связано с тем, что известны были случаи, когда партизанам, по разным причинам, Комиссия отказывала в присвоении этого звания. Кроме того, необходимо было доказать, что Киселев лично спасал конкретных людей, а не только общую группу. Поэтому в самом представлении от имени еврейского музея необходимо было очень достоверно, с указанием источников, кратко описать историю спасения евреев Киселевым, а главное, сделать выводы, объясняющие некоторые положения. Около года Комиссия рассматривала представленные Музеем документы.
И наконец в сентябре 2005 года специальная Комиссия
Института Катастрофы и Героизма еврейского народа Яд Вашем (Иерусалим)
присвоила КИСЕЛЕВУ НИКОЛАЮ ЯКОВЛЕВИЧУ звание ПРАВЕДНИК НАРОДОВ МИРА (посмертно).
Кроме того, паралельно с подготовкой документов по присуждению звания Праведника народов мира Киселеву, Музей начал готовить документы для присуждения этого почетного звания членам семьи Гараниных — Анне, Петру и сыну их Федору, а также Юлиану Курьяновичу за спасение семьи Хевлиных и других долгиновских евреев. В сентябре 2005 года из Яд Вашема пришло известие о том, что всем им присвоено почетное звание ПРАВЕДНИК НАРОДОВ МИРА (посмертно).
К сожалению, никого из этих святых людей, рисковавших своей жизнью и жизнью своих близких ради спасения евреев, нет уже давно в живых. По разным причинам только в наши дни смогли спасенные выполнить свой долг и выразить признательность и благодарность перед памятью тех, кто спасал их от неминуемой гибели.
[1] Еврейское
обозначение для некоторого сообщества связанных друг с другом людей — от семьи
до рода.
[2] Производство кинокомпании «АБ-ТВ». Режиссер Ю. Малюгин. Продюсер Я. Каллер. Автор сценария О. Шапарова. Оператор С. Стариков. См. в сети: <https://www.youtube.com/watch?v=SwXIMgYplI8>.
[3] В
различных архивных документах — отчетах самого Н. Киселева, показаниях других
партизан, материалах Белорусского штаба партизанского движения, варьируются
количество выведенных евреев партизанами под руководством Н. Киселева через
линию фронта от 218 человек до 218 семей.
Наиболее вероятной цифрой, по воспоминаниям участников похода и его руководителя, является цифра 218, т. е. свыше 200 человек (И. Г.).
[4]
Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич (1902 — 1984) — видный советский партийный
и государственный деятель, генерал-лейтенант. В 1938 — 1947 гг. Первый
секретарь ЦК КП(б)Б. В 1942 — 1944 гг. начальник ЦШПД. В 1944 — 1948 гг.
Председатель СНК БССР. Автор книг по истории партизанского и подпольного
движений в годы войны. С 1950-х гг. находился на различных партийных и
дипломатических должностях СССР.
[5]
Лейзеров А. Через линию фронта. — «Авив». Минск,
2000, июль, стр. 11.
[6] С 1940 г.
оба поселения, имевшие ранее статус местечек, были переквалифицированы в
деревни.
[7] Тимчук
Иван Матвеевич (1901 — 1982) — Герой Советского Союза. До 1941 года — директор
зверосовхоза в Вилейской области. С первых дней войны — в подполье, затем в
партизанах. Один из инициаторов помощи партизан еврейскому населению в годы
войны. Автор многочисленных публикаций о партизанском движении в Беларуси.
[8] Татаренко А. Недозволенная память: Западная Беларусь в документах и фактах, 1921 — 1954. СПб., «Архив АТ», 2006; Лашкевич К. TUT.BY. 2009, 28 июля <http://charter97.org/ru/news/2009/7/28>.
[9]
Татаренко А. Цит.
соч., стр. 67.
[10] Смиловицкий Л. Эвакуация и бегство из Турова. Лето 1941 г. <www.jewishfreedom.jimdo.com>.
[11] Арад И. Катастрофа евреев на оккупированных территориях Советского Союза (1941 — 1945). Днепропетровск, «Центр Ткума»; М., «Центр Холокост», 2007, стр. 610.
[12] АМО
(архив Минской области). Ф. 4233. Оп.1. Д.12. Л. 24 — 26.
[13] Там же…
Л. 42 — 43.
[14] Кузьменко И. Фашистский геноцид и белорусская
коллаборация. — В кн.: Беларусь в выпрабавннях Вялiкай Айчыннай вайны: масавыя забойствы
нацыстау. Минск, Гiст. майстэрня у Минску, 2005, стр. 90.
[15] Там же,
стр. 92.
[16] Рейн Л. Отношение белорусского населения к евреям во время Катастрофы. 1941 — 1944 гг. — В сб.: Евреи Беларуси. История и культура. Сборник статей. Выпуск 6. Минск, «Четыре четверти», 2001, стр. 188.
[17]
Кьяры Б. Штодзеннасць за лiнiяй фронту. Акупацыя,
калабарацыя i супрацiу у Беларусi (1941 — 1944 г.). Мiнск, БГА, 2005, стр. 282
— 283. Пер. с немецкого.
[18]
Соломянский Файвель — родился в 1908 году в местечке Илья Вилейского района. В
годы войны участвовал в Ильянском подполье, организованном Н. Я.
Киселевым. С 1942 года — в партизанском
отряде «Мститель». В конце 1940-х гг. уехал в Израиль. Автор воспоминаний
«Илия. Борьба за жизнь», опубликованных в книге «Илия. Книга памяти», вышедшей
в Тель-Авиве в 1962 году на иврите. Дочь Ф. Соломянского, Орна, нашла
возможность для данной публикации перевести воспоминания отца с иврита на идиш,
после чего в Минске их перевели на русский язык.
[19]
Соломянский Ф.
Борьба за жизнь. Воспоминания. Фрагмент. (Архив автора.)
[20]
Смиловицкий Л. Катастрофа евреев в Белоруссии 1941 —
1944 гг. Тель-Авив, «Библиотека Матвея Черного», 2000, стр. 125.
[21] Беркович Е. Праведники Мира в ландшафте Холокоста <www.berkovich-zametki.com>.
[22]
Бакальчук-Фелин
М. Воспоминания еврея-партизана. М.,
«Возвращение», 2003, стр. 19 — 21.
[23] НАРБ. Ф.
1405. Оп. 1. Д. 958. Л. 87.
[24] Лев
Гильчик в 1942 году бежал из гетто Копыля и организовал партизанский отряд, в
котором было более 160 евреев, прекрасно воевавших, по словам начальника
партизанского соединения Ф. Капусты. Но в 1943 году отряд по приказу
руководства из Москвы расформировали.
[25] Цит. по: Зуборев Л. Белорусские евреи. Минск, 2004,
стр. 69. По архивным данным, в этом партизанском отряде воевал мой дедушка —
Моисей Хаимович Альтшулер (НАРБ. Ф. 3500. Оп. 7. Д. 301. Л. 6-6а).
[26]
Мироненко И. Братское содружество. — В кн.:
Партийное подполье в Белоруссии. 1941 — 1944. Минск, «Беларусь», 1986, стр. 81
— 82.
[27] Зимянин
Михаил Васильевич (1914 — 1995) — в 1940 — 1946 гг. Первый секретарь ЦК
комсомола Белоруссии. Во время войны вел работу по развертыванию подпольной и
партизанской борьбы в республике.
[28]
Бублеев М. Непобежденный. М., «Городец», 2007,
стр. 74.
[29] НАРБ. Ф.
4. Оп. 33 а. Д. 264. Л. 64.
[30] Там же.
[31] НАРБ. Ф.
4. Оп. 33-а. Д. 185. Л. 322 об.
[32] Первым
был Тихон Пименович Бумажков, один из первых организаторов партизанского
движения в Белоруссии (соответствующий указ датирован еще 6 августа 1941 г.),
второй — и посмертно — 18-летняя партизанка из Подмосковья Зоя Анатольевна
Космодемьянская (16 февраля 1942 г.).
[33] Началась
9 января и закончилась в июне 1942 года.
[34]
Брюханов А. И. В штабе партизанского движения.
Минск, «Беларусь», 1980, стр. 22.
[35]
Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. Т. 2. Минск, Белорусская энциклопедия им. П. Бровки, 1994, стр. 339.
[36] НАРБ. Ф.
1450. Оп. 5. Д. 99. Л. 1-2 об.
[37] НАРБ. Ф.
3500. Оп. 5. Д. 99.
[38] Из
рапорта Секретарю ЦК КП(б) Белоруссии тов. Пономаренко от политрука Киселева Н. Я. от 19 января 1943 г. Фрагмент 1
(НАРБ. Ф. 4. Оп. 33а. Д. 155. Л. 167 об. — 168).
[39]
Современное административно-территориальное деление приграничных районов
Беларуси и Российской Федерации было определено в послевоенный период и не
полностью соответствует тому, что существовало во время войны.
[40] В годы
войны это была уже Россия, Смоленская область, сегодня — Витебская область в
Республике Беларусь.
[41] НАРБ. Ф.
1450. Оп. 2. Д. 1297. Л. 68. Их количество не уточняется.
[42]
Альперович Ш. По дорогам через линию фронта. — В кн.:
Долгиново. Книга памяти общины Долгиново. Тель-Авив, 1980, стр. 242 — 243. Пер.
с иврита.
[43] Из
воспоминаний Меерсон (Дуберштейн) Э. Интервью записано в июне 2004 года. в
Израиле. (Архив автора.)
[44] Интервью
записано в июне 2004 года в Израиле. (Архив автора.)
[45] НАРБ. Ф.
4. Оп. 33а. Д. 185. Л. 327.
[46] Записано
14 мая 2003 года в Минске. (Архив автора.)
[47] НАРБ. Ф.
3500. Оп.17. Д. 7. Л. 3.
[48]
Неточность: имеются в виду не «210 еврейских семей», а 210 евреев, так как шли
и одиночки.