Перевод с казахского и вступление Ильи Одегова
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 12, 2015
Перевод Илья Одегов
Одегов Илья Андреевич родился в 1981 году, живет в Алматы. Прозаик и переводчик. С переводами
в «Новом мире» выступает впервые.
Переводить казахскую поэзию (особенно классическую) на
русский язык — дело не из легких. Во-первых, потому что литературный казахский
язык заметно отличается от языка обиходного, и нынешние словари тут помочь
бессильны. Любой сделанный подстрочник только примерно передаст смысл текста, а
начнешь копать глубже — и зароешься с головой. Казахский язык очень емкий, как
по смысловой нагрузке, так и эмоционально. Суметь выразить в переводе весь
смысл и экспрессию оригинала, сохранив при этом ритм и размер стихотворения —
задача наисложнейшая, а зачастую невозможная. И, наверное, поэтому многие советские
переводы стихотворений казахских поэтов имеют весьма и весьма вольный характер.
Этой вольности мне всегда хотелось избежать. Найти всё-таки
вариант, в котором будет передана не только суть, но и форма построения текста.
Удержаться от соблазна использовать рифму, если рифмы в оригинале нет. Не
пытаться выровнять ритм, если ритм нарушен в первоисточнике. Сохранить
оригинальные термины. Ведь невозможно, например, подыскать аналог в русском
языке казахскому слову «шанырак». Да и зачем? Или
вот, например, в моем переводе стихотворения Абая «Когда станет длиннее тень»
есть повторяющаяся рифма («уже» рифмуется с «уже»). Но ведь и в оригинале Абай
использует тот же прием, рифмует «кылып» с «кылып». Так имею ли я право вмешиваться, пытаться сделать
стихотворение «лучше»?
Сколько бы языков я ни пытался выучить, а всё равно, когда
дело доходило до переводов поэзии, выяснялось, что знаний недостаточно. Фроста было переводить трудно. Лорку еще труднее. Но когда
я впервые взялся за казахскую поэзию, все трудности с английским и испанским
показались незначительными.
В казахской поэзии много ловушек. На первый взгляд, всё
просто. Идёт традиционная, отработанная веками, форма построения строфы, где
срифмованы окончания первой, второй и четвертой строки, а третья строка
существует как бы самостоятельно (в ней, кстати, часто и скрывается главная
мысль). Но приглядываешься внимательнее и видишь, что рифма-то сплошь и рядом
фонетически не точная, не «любовь-морковь» и «слёзы-грёзы», а скорее
ритмическая: «бала-шама», «жарыс-табыс»,
«пана-жара» и т. д. Зато обнаруживается добавочная рифма, где-нибудь в середине
строки. И это при работе с традиционной формой. А что уж говорить о стихах Магжана Жумабаева, который традиционными формами часто
пренебрегает и создает собственную, авторскую форму.
Или ритм, размер. Слушаешь поэта и думаешь, что ритм ровный,
постоянный, а начинаешь читать стихотворение на бумаге и понимаешь, что вот
здесь слог лишний, а там — даже два. Здесь синкопа, там эпентеза. В устном исполнении такие нюансы нивелируются,
и поэтому нетренированным ухом всего не услышать. Это как пытаться воспринять
индийскую музыку в рамках европейских двенадцати полутонов, без учета того, что
в индийской октаве двадцать две ступени. Но на бумаге форма построения текста
раскрывается. И попробуй-ка передать всё это на другом языке, на русском.
Вошедшие в эту подборку стихи Абая и Магжана
— не просто выдающиеся голоса двух разных поколений. Это две совершенно разные
энергии. Абай — тяжелый, мудрый, печальный, вросший в землю, как старое дерево.
И Магжан — стремительный, гарцующий, ироничный,
жизнелюбивый. И тем удивительнее, что
если вчитаться, вдуматься в смысл, то становится понятно, что говорят они, в
общем-то, об одних и тех же вещах.
*
Абай Кунанбаев (1845 — 1904) — казахский поэт, философ, композитор, просветитель, общественный деятель, основоположник казахской
письменной литературы и её первый классик, реформатор культуры в духе сближения
с русской и европейской культурами на основе просвещённого либерального ислама.
В истории казахской литературы Абай занял почётное место, обогатив казахское
стихосложение новыми размерами, рифмами и стихотворными формами.
Абаем создано около 170 стихотворений и 56 переводов, написаны поэмы, «Слова
назидания». Он был также талантливым и оригинальным композитором, создал около
двух десятков мелодий, которые популярны и в наши дни. Абай Кунанбаев
оказал большое влияние на зарождавшуюся казахскую национальную интеллигенцию конца
XIX — начала XX веков.
АБАЙ КУНАНБАЕВ
*
*
*
Когда станет длиннее тень,
Всё далёкое спрятав от глаз,
И закатное солнце, окрасив день,
За горизонт поспешит упасть,
Как бесцветный сумрак душа
Разговор начнет в тот же миг.
Свои мысли перемешав,
Я сижу, головою поник.
Жизнь прошла — пересохла тропа,
Переломано множество судеб.
Кто соврал, кто ударил тебя,
Вспомни всех, никого не забудь.
Ты нашёл что
по силам найти,
Только нужно ли это уже,
Ведь отравлено ядом обид
Твое сердце, несчастный, уже.
Так, забывший дорогу щенок
Тихо воет на мысли свои.
Коль решился на собственный путь,
Не волнуйся, оставь, не скули.
Ты устал. Где посеял пшено,
Проросли сорняки и трава.
Ты всю душу измучил давно,
Умирай, раз настала пора.
*
Магжан Жумабаев (1893 — 19 марта 1938, репрессирован) — казахский советский писатель,
публицист, педагог, один из основателей новой казахской литературы. «Магжан Жумабаев имеет для казахского народа такое же
значение, какое для англичан Шекспир, для русских — Пушкин» (Алкей Маргулан, академик АН КазССР).
МАГЖАН ЖУМАБАЕВ
Старый Туркестан
1. Старый город
Старый город — утренний мир,
На него если бросишь взгляд,
Что увидишь?
Увидишь —
Могилы на площадях.
На могилах сотни святых
Бесконечно молитвы твердят.
Что увидишь?
Увидишь —
Мечетей спокойную стать,
И в каждой стремится мулла
Азан громче всех прокричать.
Что увидишь?
Увидишь —
Мурлыкающий базар,
И бурлит на любом углу
Раскаленный кипящий казан.
Что увидишь?
Увидишь…
Погоди, пока взгляд не устал!
2. Погонщик
Погонщик довольно мурлычет,
Неуклюже трясется арба.
Болтаясь в седле, не торопит
Он коня своего никуда.
У него за пазухой дыня,
Яблоко с красным бочком
В руке, и цветок за ухом
От той, в кого он влюблен.
Мулле, что идет навстречу,
Не торопится руку подать,
Но, увидев мечеть, присмиреет,
Чтобы ближе Аллаху стать.
А пройдет мимо русская баба
С походкою
от бедра,
И снова мурлычет погонщик,
Неуклюже трясется арба!
3. Женщина
Сверху паранджа — кулёк закрыт,
Спереди гардина, как мешок.
Там, внутри мешка, за паранджой
Лицо её — пленительный цветок.
Ветру не дано проникнуть внутрь,
Градом по щекам струится пот.
У нее не серьги — шанырак
С жемчугом. Она в себе несёт,
Как сосуд с целебною водой,
Миловидность круглого лица.
Главное держать рот на замке —
Вот нехитрая её задача вся.
«Женщина, молитву прочитай,
На мужское грех смотреть лицо».
Рядом туркестанский господин,
Богом избранный и сам как божество.