Публикация Н. Н. Заболоцкого, подготовка текста И. Е. Лощилова
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 2012
Лощилов Игорь Евгеньевич — литературовед. Родился в Новосибрске в 1965 году. Окончил Новосибирский государственный педагогический институт. Кандидат филологических наук. Автор статей о жизни и творчестве Н. Заболоцкого, В. Хлебникова, Л. Добычина. Отмечен “Отметиной им. Отца русского футуризма Давида Бурлюка” (1998). Живет в Новосибирске. Материалы, подготовленные Игорем Лощиловым, неоднократно публиковались в “Новом мире”.
*
Лежала в яслях золота литого
Вокруг произрастали семена
Посаженные старцем из Тамбова
Была та куколка таинственно бледна
Быть может не вполне была здорова
Примерно 1957
Не оплотом старине,
Этот город стал началом
Жизни, созданной вчерне.
Сколько дедовских преданий,
Пропитавших нас насквозь,
У ворот высотных зданий
Навсегда оборвалось!
Сколько старых колоколен
Разлетелось на кирпич,
Хоть подчас и богомолен
Именитый был москвич!
Помню, как, звериный норов
Спрятав в бороду едва,
В полутьму своих соборов
Шла торговая Москва.
Как, пред Господом исплакан,
Пел смиренный иерей,
Как трубил архидиакон
Благоденствие царей.
Полагалось тут, хоть тресни,
Строить куры старине,
Только люди с Красной Пресни
Оставались в стороне.
В кутерьме своих домишек,
В суете своих невзгод
Сил нетронутых излишек
Трудно сдерживал народ.
Не крестилась, не молилась,
Не растила черева —
Бочкой с порохом дымилась
Православная Москва!
Час настал — взметнулся порох
На громадах баррикад,
Разметал толпу в соборах
И построил новый град.
Из деревни несуразной,
Где ревел архистратиг,
Новый мир звездообразный
Чудодейственно возник.
Город Университета,
Стадиона и Кремля,
Он простерся на полсвета,
Облаками шевеля.
Начинаясь с дальних далей,
По холмам Москвы-реки
Протянулись магистралей
Лучевидные клинки.
Это люди или боги
Рассыпают серебро,
Пролетая сквозь чертоги
Радиального метро?
Выйди в полдень на Волхонку
Или утром на Арбат —
Засосет тебя в воронку
Человечий водопад.
Упирается столица
Головою в небосвод,
И в Москву-реку глядится,
И себя не узнаёт.
1958
О неизданных стихах Николая Заболоцкого
В домашнем архиве Н. А. Заболоцкого сохранилась подборка поздних стихотворений, содержащая материалы, до сих пор остававшиеся вне поля зрения публикаторов наследия поэта. Это 11 машинописных листов, соединенных скрепкой; здесь аккуратно перепечатаны 8 стихотворений, 6 из которых хорошо известны; под текстами проставлены даты. Состав подборки таков: “Генеральская дача” (1958; л. 1 — 2); “Железная старуха” (1958; л. 3); “Во многом знании немалая печаль…” (1957; л. 4); “Тбилиси” ([1958]; л. 5); “Медленно земля поворотилась…” ([1957]; л. 6); “И куколку я видел, и она…” ([1957?]; л. 7); “После работы” (1958; л. 8); “Москва” (1958; л. 9 — 11).
Тексты всех этих стихотворений поэт оставил вне основного корпуса своих сочинений, узаконенного Литературным завещанием (6 октября 1958 года). Два из них — незавершенный набросок “И куколку я видел, и она…” и “Москва” — предлагаются читателю впервые.
Набросок “И куколку я видел, и она…” датирован приблизительно: “Примерно 1957”. Он перепечатан поэтом без пунктуационных знаков (лишь в первом стихе присутствует запятая, акцентирующая перенос-анжамбеман). Текст обладает известной степенью завершенности; он свидетельствует о возвращении к натурфилософской линии начала 1930-х годов, к поэтическому воплощению мира “тонких капсул” и “блаженного младенчества” насекомых и растений. “Старец из Тамбова” — Иван Владимирович Мичурин (1885 — 1935), образ которого присутствует во всех редакциях стихотворения “Венчание плодами” (1932 — [1948]). Художественная самодостаточность при очевидной незаконченности (и, заметим в скобках, присутствие слова куколка — правда, в разных формах и в разных значениях) роднит публикуемый отрывок с пушкинским текстом “Царь увидел пред собою…” 1833 года. Если будет уместна метафора, это тексты-куколки, в которых, возможно, теплится жизнь будущей бабочки — стихотворения или сказки (известно, что пушкинский набросок связан с работой над “Сказкой о золотом петушке”). Заслуживает внимания и неожиданный иронический контекст для романтического клише “таинственная бледность”.
Соседство “Москвы” и “Тбилиси” в составе подборки, возможно, указывает на обстоятельства, вызвавшие к жизни оба стихотворения: в марте 1958 года в Москве проходила декада грузинского искусства и литературы. Вероятно, работа над стихотворением о Москве предшествовала созданию перекликающегося с ним стихотворения “Подмосковные рощи”, которое Заболоцкий включил в итоговое собрание своих поэтических сочинений. Хореическую “Москву” и написанное четырехстопным ямбом стихотворение о природе Подмосковья роднит своеобразное серьезно-ироническое отношение к истории, хорошо знакомое читателям Заболоцкого по циклу стихотворений (иногда называемому “поэмой”) о Рубруке.
Еще один материал, обнаруженный среди бумаг поэта, также заслуживает публикации — хоть и с некоторыми оговорками.
Пять листов машинописного формата соединены скрепкой; на первом, титульном, напечатано: “Реквием Моцарта. Текст”. Листы 2 — 5 заполнены в два столбца: слева от руки синими чернилами переписан — с неточностями — латинский текст траурной католической мессы (двенадцатичастный вариант); справа — машинописный перевод.
О происхождении этого документа ничего не известно.
Перевод явно предназначен для живого исполнения — для пения, а не для публикации. Текст намеренно архаизован и хранит следы памяти о тексте православной заупокойной службы. Вместе с тем перевод близок к эквиритмическому, с сохранением порядка чередования ударных и безударных слогов и, по возможности, словоразделов. Некоторые слова и сочетания букв в правом и в левом столбиках подчеркнуты, что свидетельствует о целенаправленных поисках фонических эквивалентов.
Текст мессы переводился и неоднократно публиковался при переизданиях клавиров “Реквиемов” Моцарта, Верди и Берлиоза; наряду с анонимными известны переводы О. Г. Шершеневича (Одесса, 1884), А. Н. Майкова и А. А. Фета (СПб., 1870 и 1890 соответственно). Ни с одним из известных вариантов машинопись из архива Заболоцкого не совпадает. Вполне вероятным представляется, что это — неизвестная работа Заболоцкого-переводчика, сделанная по просьбе или по заказу кого-то из знакомых музыкантов, наподобие “Песен Шуберта”, переведенных в 1946 году по инициативе Марии Вениаминовны Юдиной, которая считала Заболоцкого “колоссальным литургическим поэтом” (Ю д и н а М. В. Лучи божественной любви. М. — СПб, 1999, стр. 181).
Сомнения в принадлежности перевода Заболоцкому остаются, но сам факт его присутствия среди бумаг поэта создает новый контекст для таких стихотворений, как “Прощание с друзьями” и “Воспоминание” 1952 года, с их высокой траурной тональностью.
Благодарю Антона Кюналя (Таллин) за консультации по истории переводов и традиции исполнения “Реквиема” на русском языке, а также за сверку латинского текста мессы.
Реквием Моцарта
Текст
| 1 Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Te decet hymnus, Deus, in Sion et Tibi reddetur votum in Jerusalem; Exaudi orationem meam ad te omnis Caro veniet, Kyrie eleison, Christe. | 1 Вечный покой даруй им, Господи, и свет непрестанный да светит им. Тебе подобает песнь в Сионе и Тебе воздается обет в Иерусалиме. Услышь моление мое, к Тебе придет всякая плоть, Господи помилуй, Христе! |
|
| 2 Dies irae, dies illa Solvet saeclum in favilla, Teste David cum Sibylla. Quantus tremor est futurus, Quando Judex est venturus, Cuncta stricte discussurus. | 2 Гнева день тот жестокий потрясет весь мир глубоко по свидетельству пророка. Будет страх и трепет многий, как Судья приидет строгий, поразит сердца тревогой. |
|
| 3 Tuba mirum spargens sonum Per sepulcra regionum, Coget omnes ante thronum. Mors stupebit et natura, Cum resurget creatura, Judicanti responsura. Liber scriptus proferetur, In quo totum continetur, Unde mundus judicetur. Judex ergo cum sedebit, Quidquid latet apparebit, Nil inultum remanebit. Quid sum miser tunc dicturus? Quem patronum rogaturus, Cum vix justus sit securus? | 3 Возгремит труба большая, все могилы оглашая, мертвецов на суд сзывая. Вся природа и сама смерть оцепенеет, когда восстанет вся тварь, чтобы давать ответ Судии. Принесен будет свиток, в котором написано всё, в чем мир должен дать ответ. Когда воссядет Судия, всё, что скрыто, откроется и ничто не останется без наказания. Что сказать могу решиться, Чем я в силах защититься, Коль и праведник страшится? |
|
| 4 Rex tremendae majestatis, Qui salvandos salvas gratis, Salva me, fons pietatis. | 4 Царь ужасающего величья, ты легко спасаешь всякого избранника, спаси и меня, источник милости! |
|
| 5 Recordare, Jesu pie Quod sum causa tuae viae, Ne me perdas illa die. Quaerens me sedisti lassus, Redemisti crucem passus; Tantus labor non sit cassus. Juste judex ultionis, Donum fac remissionis Ante diem rationis. Ingemisco tanquam reus, Culpa rubet vultus meus; Supplicanti parce, Deus! Qui Mariam absolvisti, Et latronem exaudisti, Mihi quoque spem dedisti. Preces meae non sum dignae, Sed tu, bonus, fac benigne, Ne perenni cremer igne. Inter oves locum praesta, Et ab haedis me sequestra, Statuens in parte dextra. | 5 Помяни, благий Иисусе, что ради меня сошел Ты на землю и не погуби меня в тот день. Ища меня, Ты нес труды и томленье, Ты искупил меня, претерпев распятие, да не погибнут напрасно те муки! О праведный Судия-мститель, даруй мне утешение раньше судного дня! Как преступник, я рыдаю, от стыда огнем пылаю, пощади меня, взываю! Ты, Марию оправдавший, на кресте злодею внявший, тем и мне надежду давший! Недостойные моленья ты прими, дай снисхожденье, да избавлюсь от мученья! Я к овцам твоим пристану, отдели меня от козлищ и поставь меня направо. |
|
| 6 Confutatis maledictis, Flammis acribus addictis, Voca me cum benedictis. Oro supplex et acclinis, Cor contritum quasi cinis, Gere curam mei finis. | 6 Разразивши осужденных, страшным пламенем сожженных, призови мя средь блаженных! Умоляю униженно сердцем, в пепел обращенным, пусть умру непостыженным! |
|
| 7 Lacrimosa dies illa, Qua resurget ex favilla Judicandus Homo reus. Huic ergo parce, Deus, Pie Jesu Domine, Dona eis requiem. | 7 Сколь плачевно то мгновенье, встанет вновь из гроба тленье, на суд Господа творенье. Боже, дай ему прощенье, Иисусе преблагой, вечный дай ему покой! |
|
| 8 Domine Jesu Christe, Rex gloriae, Libera animas omnium fidelium defunctorum De poenis inferni et de profundo lacu. Libera eas de ore leonis, Ne absorbeat eas tartarus, Ne candant in obscurum: Sed signifer sanctus Michael Repraesentet eas in lucem sanctam, Quam olim Abrahae promisisti, Et semini ejus. | 8 Господи Иисусе Христе, царю славы! Избави души всех почивших от мук ада и от глубокой пропасти. Избавь их от уст львиных, да не поглотит их бездна, да не падут во мрак! Но пусть знаменосец святой Михаил сопроводит их к свету вечному, который Ты древле обещал Аврааму и семени его. |
|
| <9> Hostias et preces tibi, Domine loudis offerimus, tu suscipe pro animabus illis, quarum hodie memoriam facimus, fac eas, Domine, de morte transfre ad vitam, quam olim Abrahae promisisti et semini ejus. | 9 Возношение даров Жертвы и моления приносим Тебе, Господь славы, прими их за души, о них же ныне поминание творим, да перейдут они, Боже, от смерти к жизни вечной, которую ты древле обещал Аврааму и семени его! |
|
| 10 Sanctus, sanctus, sanctus, Dominus Deus Sabaoth, Pleni sunt caeli et terra gloria tua. Hosanna in excelsis. | 10 Свят, свят, свят, Господь Бог Саваоф! Исполни небо и земля славы Твоея! Осанна в вышних! |
|
| 11 Benedictus, qui venit in nomine Domini. Hosanna in excelsis. | 11 Благословен грядый во имя Господне! Осанна в вышних! |
|
| 12 Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, dona eis requiem. sempiternam. Lux aeterna luceat eis, Domine, cum sanctis tuis in aeternum quia pius es. Kyrie eleison | 12 Агнец Божий, вземляй грехи мира, даждь нам покой вечный. И свет непрестанный да светит им, Господи, со святыми Твоими во веки, ибо Ты милосерд. Господи, помилуй! |
Новый свет на историю текста стихотворения “Город в степи” 1947 года, впервые опубликованного в журнале “Новый мир” (1947, № 5), проливают два источника из фонда А. Е. Крученых в Российском государственном архиве литературы и искусства (Москва). Эти материалы связаны с именем О. В. Ивинской, от которой, вероятно, они и перешли в руки фондообразователя. С Ивинской и ее дочерью Крученых поддерживал дружеские и соседские отношения; по воле случая он был среди лиц, присутствовавших в квартире Ивинской в момент ее ареста в октябре 1949 года
Первый документ — небольшое деловое письмо, посланное 11 мая 1947 года из Тбилиси (РГАЛИ, ф. 1334, оп. 1, ед. хр. 505), куда Заболоцкий был командирован Союзом писателей, согласно официальной формулировке, “для ознакомления с новыми промышленными объектами Грузии”. Поездку организовал В. В. Гольцев; кроме Заболоцкого, в состав московской делегации входили Н. С. Тихонов, П. Г. Антокольский и А. П. Межиров. Ивинская заведовала тогда отделом работы с начинающими авторами в редакции, которую возглавлял К. М. Симонов. Текст письма таков:
Дорогая Ольга Всеволодовна!
Посылаю “Город в степи” — исправленный вариант. Думаю, что теперь возражений не будет. Но верблюд, конечно, стал беднее. Простите за плохо переписанные стихи. Здесь, по правде говоря, пока не до стихов, т. к., прилетев вчера, мы попали в шум и суету первых встреч, что продолжается и сегодня. Прошу передать мой привет Лидии Корнеевне. Будьте здоровы и пишите мне по адресу Симона Чиковани.
Н. Заболоцкий.
В архиве Крученых хранится автограф первоначальной редакции стихотворения (РГАЛИ, ф. 1334, оп. 1, ед. хр. 1136, л. 17 — 18). “Верблюд” из 3-й части представлен здесь в своем изначальном пространном великолепии:
Стоит верблюд, Ассаргадон пустыни,
Дитя печали, гнева и гордыни,
С тысячелетней тяжестью в очах.
Косматый лебедь каменного века,
Он плачет так, что слушать нету сил,
Как будто в этом царстве человека
Остаток жизни стал ему не мил.
Как будто все отчаянье природы
Он воплотил в надменности своей.
И что ему высокий мир свободы,
Коль нет ему свободы от скорбей?
Он — азиат, он с головы до ног
Пропитан черной мглой магометанства,
Преодолев пустыни и пространства,
Он сам себя преодолеть не мог.
“Компромиссный” вариант, напечатанный в журнале, вероятно, был наскоро придуман Заболоцким, чтобы не “затормозить” публикацию, и послан Ивинской; после стиха “Косматый лебедь каменного века” осталось лишь:
Преодолевший рядом с человеком
Пустыни дикие и грузные века.
Вынужденная “скомканность” этих строк явно не соответствовала изощренной поэтике и сложной музыкальной композиции стихотворения (см.: E t k i n d Е. Словесная аналогия музыкально-симфоническому циклу. Поэма Н. Заболоцкого “Город в степи”. — В кн.: Э т к и н д Е. Г. Материя стиха. Paris, 1978, стр. 479 — 490; то же. СПб., 1998, стр. 479 — 491).
В авторском Своде 1948 года появляется третий вариант; его принято считать окончательным. После строки “С тысячелетней тяжестью в очах” здесь следует:
Он плачет так, что слушать нету сил,
Как будто он, скиталец и калека,
Вкусив пространства, счастья не вкусил.
Закинув череп за предел земной,
Он медленно ворочает глазами,
И тамариск, обрызганный слезами,
Шумит пред ним серебряной волной.
При подготовке сборника 1957 года поэт внес изменение в стих “Закинув череп за предел земной”, который обрел вид, знакомый по всем позднейшим переизданиям: “Закинув темя за предел земной” (З а б о л о ц к и й Н. А. Стихотворения. М., 1957, стр. 61).
“Гонителей” Заболоцкого из редакции “Нового мира” 1947 года (главными, судя по воспоминаниям Л. К. Чуковской, были А. Ю. Кривицкий и А. М. Борщаговский) в исходной версии насторожили, вероятно, не только слово “азиат”, идеологически “сомнительное” упоминание ислама и противопоставление “высокого мира свободы” и неких “скорбей”. В отвергнутых строках слышна спрятанная за холодноватой одической риторикой нота глубокого экзистенциального отчаяния, незримо присутствующая в поэзии Заболоцкого после лагерей: “…Как будто все отчаянье природы / Он воплотил в надменности своей”.
В контексте поэтической системы Заболоцкого пропитанный “черной мглой магометанства” верблюд — отсылка (содержащая, впрочем, и элемент полемики) к “Зверинцу” Велимира Хлебникова (1909, 1911), где “верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая”, а “в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама”.
На сегодняшний день литературное наследие Николая Заболоцкого опубликовано почти полностью. Несколько произведений, однако, упоминаются и учитываются довольно редко; их публикация была включена в состав книг и статей, не всегда прямо связанных с именем Заболоцкого. По разным причинам их не принято включать в состав сборников поэта; редко учитываются они и при подготовке новых изданий. Приведем в заключение список этих сочинений:
стихотворное послание к Михаилу Касьянову “Здорово, друг, от праздной лени…” от 21 июля 1921 г. (Л о щ и л о в И. Е. Поэмы Николая Заболоцкого: комментарий к утраченному. — В сб.: “Текст — комментарий — интерпретация”. Новосибирск, Изд-во НГПУ, 2008, стр. 147 — 150);
стихотворение “я голого не пью и не люблю”, написанное 12 сентября 1926 г. после посещения мастерской П. Н. Филонова (Э р л ь В. Вокруг Хармса. — “Транспонанс”, 1984, № 11 [февраль-март], стр. 100 — 101; Э р л ь В. И. С кем вы, мастера той культуры? СПб., “Юолукка”, 2011, стр. 31 — 32; здесь же содержится указание на то, что стихотворение “По дороге я бегу…”, нередко приписываемое Д. И. Хармсу, было сочинено Н. А. Заболоцким и Е. Л. Шварцем, в соавторстве);
стихотворение “Закон простоты”, написанное не позднее 1928 г. (С м и р- н о в И. П. Зачеркнутое стихотворение. — “Нева”, 1973, № 5, стр. 199; “Н. А. За- болоцкий: Pro et Contra”. Антология. СПб., Изд-во РХГА, 2010, стр. 588 — 589);
“Ночные беседы” 1929 г., ранняя редакция первых трех глав поэмы “Торжество Земледелия” (З а б о л о ц к и й Н. А. Ночные беседы. Публикация, подготовка текста и вступительная заметка Самуила Лурье. — “Звезда”, 2003, № 5, стр. 58 — 64; З а б о л о ц к и й Н. Н. К истории создания поэмы Н. А. Заболоцкого “Торжество Земледелия”. — В кн.: “„И ты причастен был к сознанью моему…”. Проблемы творчества Николая Заболоцкого”. М., Изд-во РГГУ, 2005, стр. 13 — 25);
“сценарий к детскому игровому фильму” “Приключения барона Мюнхгаузена” 1934 г. (“Киноведческие записки”. Историко-теоретический журнал. 2007, № 84, стр. 228 — 254);
стихотворение “На Высокой горе у Тагила” 1948 г. (Л о щ и л о в И. Е. Николай Заболоцкий: три сюжета. — В сб.: “Поэтика финала”. Новосибирск, Изд-во НГПУ, 2009, стр. 111 — 112; “Заболоцкий: Pro et Contra”, стр. 711 — 712);
текст Государственного гимна СССР, посланный на конкурс в 1955 году, и перевод аналогичного текста Симона Чиковани (“Тексты Гимна Советского Союза (Десять вариантов)”. М., 1956 [брошюра, изданная без указания тиража для членов комиссии по подготовке нового текста Государственного гимна]; Л о щ и л о в И. Е. Николай Заболоцкий: три сюжета. — В сб. “Поэтика финала”, стр. 118, 125 — 126; “Н. А. Заболоцкий: Pro et Contra”, стр. 719, 726 — 727);
строфа из незавершенного стихотворения “Энгельс” 1957 г. (Л о щ и- л о в И. Е. Поэзия Николая Заболоцкого: наука и паранаука. — В сб.: “Язык как медиатор между знанием и искусством. Проблемы междисциплинарных исследований художественного текста”. М., ИРЯ РАН; “Азбуковник”, 2009, стр. 186);
текст песни для кинофильма Г. М. Козинцева и Л. З. Трауберга “Одна”, 1931 г. (К о з и н ц е в Г. М. Собрание сочинений. В 5-ти томах. Т. 5. Л., “Искусство”, 1982, стр. 193 — 194).
Игорь ЛОЩИЛОВ