Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2009
Дарья Симонова. Узкие врата. Роман. М., “Центрполиграф”, 2007, 190 стр.
(“Красная линия”).
Дарья Симонова. Свингующие. Роман.
М., “Центрполиграф”, 2008, 191 стр. (“Красная линия”).
Две новые книги Дарьи Симоновой подтвердили ее статус автора “женской прозы”, заявленный первой книгой (“Половецкие пляски”. Повести и рассказы.
М., “Вагриус”, 2002). Несмотря на наличие центрального героя, в первом романе женщины, во втором — мужчины, основными действующими лицами в романах, как и во всех составляющих первую книгу текстах, являются представители обоих полов, вне зависимости от наличия или отсутствия сексуально-семейных отношений смотрящиеся сообществом “подружек”. Это сообщество втянуто в некое мало зависящее от его участников действие, центральной проблемой которого по-прежнему остается наличие/отсутствие трех взаимосвязанных благ: своей семьи, своего жилища и достаточных для жизни денег. И это при том, что стержнем повествования в первом романе, как сказано в аннотации, “основанном на реальных событиях”, является история становления всемирно известной, называемой великой балерины, живущей как бы вне тривиальной повседневности, а сюжетом второго — заканчивающаяся защитой диплома и женитьбой история становления молодого человека, живущего в самой гуще этой повседневности.
Обретение вышеупомянутых благ традиционно считалось вершиной благополучия именно женской половины человечества, идентифицируясь с обретением и удержанием при себе “своего” мужчины. Более того, в данном случае мужчина являлся той осью, вокруг которой вращалась жизнь женщины, в том числе ее становление как личности. Сам термин “женская проза” возник для обозначения прозаических текстов, в которых женщины описывают окружающий мир и его проблемы со своей точки зрения, то есть из того положения, которое они в этом мире занимают. Обычно, невзирая на то, идет ли речь о расположении внутри традиционных ценностей, о построении судьбы в ходе бунта против них или о сочетании того и другого, эта проза, даже в случае глубокого раскрытия темы, считается пусть важной и интересной, но далекой от глобальных для современной цивилизации вопросов.
Однако по мере выявления наиболее больных мест современного общества, равно как и по мере развития “женской прозы”, становится все яснее, что авторы именно этой прозы наиболее близки к адекватному описанию все возрастающей и усложняющейся проблемы взаимодействия “женского” и “мужского”, на сегодняшний день становящейся одной из центральных для человеческого сообщества. Характерно, что в этом смысле наиболее продуктивным оказалось то направление “женской прозы”, которое связано не с бунтарством против традиционных женских ценностей, а с рьяной приверженностью им.
К этому направлению относится и творчество Дарьи Симоновой, на любом — вымышленном или реальном — материале исследующей судьбы представителей обоего пола в свете возможности/невозможности обретения гармонии с миром путем обретения упомянутой триединой сверхценности. Писательница не погружается в глубины психологии, несколько схематично описываемые ею коллизии — не комедии или трагедии, но всегда — драмы, их ход — это отражение работы сознания автора, направленной на выявление глубинного, непостижимого для нас хода вещей, определяющего то, что и как с нами бывает.
В первой книге Симоновой обретение семейного партнера — задача исключительно женская, благополучное решение ее — хеппи-энд повествования, хотя симпатия автора явно на стороне упорно барахтающихся в сетях неустроенности. Возникает неявное ощущение, что эти персонажи — отнюдь не восстающие против традиционных ценностей — уже не могут по-старому, но еще не могут, не знают, как по-новому. Их мытарства — работа на пока еще весьма неясное будущее, пути движения к которому пытается вычислить Дарья Симонова, в ходе своих исследований перешедшая к форме романа.
Обстоятельства жизни главных героев ее романов, при кардинальной их несхожести, совпадают в том, что они оба — уроженцы провинциальных городов, приехавшие учиться в столичный город и оставшиеся в нем жить, оба, что более важно, в детстве пережили потерю матери, тоска по которой определила их дальнейшую жизнь. При этом оба выведены “маленькими людьми”, и даже не потому, что происходят из народной массы, а потому, что движение их судьбы определяется не собственной их волей, а, как сказано в первом романе, некой могучей “стихийной силой”, которая “лениво шевелила августейшими пальцами, совершая рокировки-случайности”, их дело — принятие ее воли и честная работа на отведенном ею месте. Это согласуется с выбранным Симоновой стилем повествования, подчеркнуто авторским, при котором всезнающий, но не раскрывающий тайн неведомого повествователь то более, то менее пространно излагает ход событий, без особых эмоций останавливаясь на выбранных им подробностях, мыслях и чувствах персонажей.
Сосредоточенность Симоновой на избранной проблеме привела к довольно необычному ракурсу при изображении творческого пути великой балерины: он описан с минимальным обращением к теме балета, в основном — через не слишком подробные описания учебно-репетиционной муштры “годных к балетной службе” и попавших в “изнурительные лапы искусства”. При том, что большинство из них “скоротает век щепками для растопки зрелищ”, и даже суперприма обязана подстраиваться под идущие в “хищной атмосфере театра” интриги. Практически отсутствуют описания мук и радостей творчества — только рабочие моменты “службы”, прохождение по “кругам ада”, за которым следит заботливый, но безжалостный в своих требованиях наставник.
Со страниц романа встает образ девочки, в начальном школьном возрасте
отправленной матерью в детский дом и только волею случая сменившей его на общежитие хореографического училища. Девочки, страстно хотевшей только одного: жить у себя дома вместе с мамой и “старавшейся до слез”, потому что она поверила в указанный ей путь к счастью: “Сделай так, чтобы маме очень-очень захотелось быть с тобой, будь такой умницей…”. Стержень сюжета здесь — мотив терпения, тема смиренного и одновременно мужественного принятия своей судьбы. Постепенное осознание ее как прохождения по воле высших сил “сквозь узкие врата, прямо по заветам Иисуса”, чтобы стать тем, кем предназначено. Сквозь голос всезнающего рассказчика, как бы от третьего лица, слышится и голос поднимающейся над ходом своей жизни героини: “плакать страшно и поздно, мама уже обо всем договорилась, небеса дали согласие”; “играют нами, как глиняными фигурками, даже не боги, а чья-то сварливая рука рангом пониже”.
Вместе с детством ушла не боль от предательства матери, переместившаяся “в графу всего незаживающего”, а степень важности ее приезда, сменившись традиционными девичьими мечтами “и ей встречается… ну и дальше”. Обещания наставницы: “Мы с тобой сделаем весь мир!” — меркнут перед желанием “банальной свадьбы”, после которой “бездомный котенок обрел бы место на коврике у горячего камина”. Растущая слава и “цветы, букеты, своей дышащей гармонией смягчающие нестыковки быта” — ничто в сравнении с желанием “цвести в чьем-то саду, самой быть кремовой розой, только не срезанной, а впитывающей вечные земные соки любви”. Но и это желание уже не безусловно, как былое стремление соединиться с матерью; от партнера требуется понимание ее труда, того, что “если такое потное и мучительное признать фикцией, то, выходит, жизнь коту под хвост”.
Однако под наслоением этих желаний ощущается более глубокая правда: героине “на руку пунктирная идиллия, а не семейная константа”, желание иметь семью сочетается с нежеланием отдать на нее хоть сколько-нибудь сил и времени. Здесь Симонова верна себе: наряду с судьбой главной героини описаны судьбы нескольких мужчин и женщин с уже более четко, чем в первой книге, прорисованной картиной того, что обретение семьи, дома, достатка может завести в тупик и что во многом права наставница героини: “Любовь, романы, брак — все это необходимые, но недостаточные для полноты жизни ритуалы, и вообще дело десятое”.
Особенно иллюстративно здесь смотрится история Сашки — подруги-няньки-домоправительницы главной героини, на несколько лет обретшей подобие семьи и своего дома в ее квартире. Возвращение Сашки к “своему” мужчине — своеобразное изгнание из рая, конец полноты существования, обретенной в приобщении к жизни великой балерины. Возможно, это даже трагичнее, чем упомянутая вскользь судьба жены алкаша, которая ничего не имела и не теряла, а “просто шла на поводу у безнадеги и └мужского безрыбья””. А главная героиня, уже не помышляющая о браке, продолжает “быть умницей” и “стараться до слез”, чтобы явилась “не мама уже, конечно, просто нечто сногсшибательное”.
В конце концов, не прилагая для этого особых усилий, “Беспомощная и Великая” героиня Симоновой получает и семью, и дом, и достаток — в соответствующем ее ситуации виде. Театр обеспечил ее собственным жильем. Там постоянно кто-то живет и даже испытывает к ней привязанность. Как бы сама собой решается и проблема достатка. Однако за этими формальными вехами сюжета проглядывается то, что делает все это поверхностно-неважным, — то самое “потное и мучительное”, которое, если “признать” его “фикцией”, отправляет “жизнь коту под хвост”. Кажется, что имеет место подтверждение максимы: “личность обречена на одиночество”. Однако роман обрывается на таинственно поданной встрече со ставшим “легендой” бывшим партнером, и вопрос о справедливости этого тезиса остается открытым.
В противовес первым двум героем третьей книги Симоновой является представитель сильного пола. А эпиграфами к главам романа стоят изречения его отца. Однако в основе сюжета лежит желание героя исполнить волю рано умершей матери — чтобы у ее сына был счастливый брак. Личность матери, парикмахерши с “легкой рукой”, бывшей “карательной и волевой составляющей семьи”, нависает над всем ходом повествования, сменяясь более мягким, но существенным воздействием ее сестры, взявшей под опеку осиротевших свояка и племянника. Вообще, “волевая составляющая” в романе явно на стороне женщин: именно они, как правило, обладают жильем, устойчивым заработком, выбирают и по своей воле меняют брачных партнеров и являются указующей и направляющей силой. Таким образом во втором романе также сохраняется привычная для Симоновой ситуация, при которой, как сказано еще в “Узких вратах”, “мужчины условны” и имеет место “неравновесие инь и ян”.
Перед читателем проходит ряд историй союза между мужчиной и женщиной — в той или иной форме, — сопровождаемых теоретическими рассуждениями, поскольку герой романа замыслил написать “научный труд” под названием “Инстинкт и необходимость”, начинающийся словами “Семья умерла” и призванный “очистить мозги от иллюзий” и “изменить подход к институту брака”. Более того, он пытается освоить профессию консультанта “по межличностным контактам”, поскольку каждый “человек беззащитен против стихии семейного насилия”. Несмотря на устойчивость союза родителей, они “личным примером убедили его, что брак — емкая тема для анекдотов, и это единственное, что его оправдывает”, а окружающая жизнь дает этому все множащиеся подтверждения.
Круговерть историй в романе во многом отсылает к первой книге, с тем существенным отличием, что в благо семейного союза фактически уже никто не верит. Женщины привыкают видеть опору исключительно в самих себе, ища “своего” мужчину как бы по инерции природы. Как с горечью констатирует одна из них: “А знаешь, когда брак можно считать удачным? Когда один из двоих признал себя помойной кошкой. Согласись, что тебя подобрали в грязи, что ты сдох бы, если б не судьбоносная встреча… и семейное счастье у тебя в кармане. Какие там общие ценности, паритетные основы, согласие по части взглядов <…>”. Характерно, что женщина упоминает “паритетные основы”, то есть уже модифицированную, по сравнению с традиционной, форму брака.
Мужчины смотрят на брак как на сделку, ища в основном удобств для себя и не ожидая от него никаких сверхценностей. Как говорит один из них: “Те, у кого все сложилось, — это рекламная кампания от Господа Бога. <…> Высшим силам нужно, чтобы человеческая масса вот так билась и не закисала <…>. Весь духовный рост основан на безнадежных усилиях”. Иными словами, устойчивый союз — тупик для развития личности.
Слово “свинг”, давшее название книге, означает быстрый переход от одной ноты к другой, а в переносе на обсуждаемую тему — быстрый переход от одного партнера к другому. В настоящее время возникло целое движение, когда устойчивые пары постоянно меняют партнеров и считают эту форму сексуальной жизни семьей будущего. В романе действительно имеют место и эти ситуации. Но все-таки вопрос об устойчивости отношений и ценности семьи остается открытым. Свингование в романе — мало поддающееся объяснению передвижение партнеров, находящихся скорее в некоем поиске. Каждый в отдельности ищет возможную для хотя бы относительно постоянного союза пару, а все вместе это производит впечатление кажущегося хаотическим движения, законы которого еще надо понять.
Этим и занимается герой романа, по природе своей склонный к крайней позиции: небезосновательно боясь “неминуемых семейных трагедий”, он предпочитает “безопасное одиночество”. Однако “личные обязательства перед матерью”, хотевшей для него “идеального брака. Одного, на всю жизнь”, а также ощущение, что “пора было спасать род людской, пока он окончательно не погублен семейными катаклизмами”, толкают его к поиску “истинной формулы брака”, который он осуществляет путем аналитического наблюдения за “свингованием” окружающих. Моделью семейного союза будущего ему представляется “счастливый союз свободных и сильных людей”.
В конечном же итоге он женится на дочери своей дипломной руководительницы, которая задумала сделать из его рыхлого “Инстинкта и необходимости” приличный диплом. Она уверена, что единственный путь создания устойчивой семейной пары — далекий от свободного проявления личности метод “рутинного воздействия на подкорку” путем обоюдного самовнушения. Тем не менее герой романа обретает жилье, виды на достаток и подругу для устойчивой семейной жизни. На последнее можно достаточно твердо надеяться, поскольку невеста “умела стричь… Осторожно и уверенно, в точности как…”. Так замкнулся круг и завершился сюжет.
Для оформления обложки этого романа (художник И. А. Орлов) удачно выбрана фотография: молодой человек опирается рукой на статую женщины и задумчиво смотрит вдаль. Это отражает не только фабулу романа, но и “требования времени”. Сколь загадочной и непостижимой ни являлась бы женщина для мужчины, без понимания им женского видения мира, который и передает “женская проза”, сегодня не может быть и речи о гармонизации “мужского” и “женского”. Процесс перетягивания на сторону женщин “волевой составляющей” ширится во всех сферах жизни, однако, за исключением радикальных феминисток, они вовсе не ратуют за сбрасывание своих традиционных ценностей “с корабля современности”, а пытаются найти новые формы бытования этих ценностей. И такова, может быть, главная функция прозы, подобной книгам Дарьи Симоновой. Недаром в эпилоге “Свингующих” проскальзывает фраза: “Она и он затевают… книгу!”
Людмила ВЯЗМИТИНОВА