Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 2009
Рустам Рахматуллин (род. 1966) — эссеист, москвовед. “Новый мир” публиковал его опыты “метафизического градоведения” из книги “Две Москвы”, в 2008 году удостоенной премии “Большая книга”.
Ничего не сделав для преодоления политического распада 1991 года, мы закономерно столкнулись с опасностью военного разлада между частями былой страны. Украинский вопрос остается главным вопросом русской геополитики.
У нас есть чувство Украины. Но между чувствами и политическими решениями лежит дистанция мысли, которая не пройдена. За семнадцать лет, истекших после Беловежских соглашений, мы не поставили украинский вопрос в современной русской мысли, не говоря уже о том, чтобы ответить на него.
Консерватизм имперский и национальный
Консервативные 2000-е годы как будто располагают к постановке украинского вопроса. Но есть консерватизм имперский — и консерватизм национального государства. Годы предыдущего президентства, или, шире, девять лет от югославской войны до грузинской, были годами национально-государственного, а не имперского консерватизма. Предполагалось, что утраченное пространство империи само откликнется на импульс внутреннего сосредоточения Великороссии (Российской Федерации) и на привлекательные следствия этого процесса. Увы, который раз мы видим, что сосредоточение не заменяет работы во внешнем пространстве. Что для соседей действие нашей внутренней работы перевешивается имперскими, внешними действиями Запада.
Имя: Русь
Прежде всего, у нас как будто нет слов для описания ситуации. Даже первого, главного слова. Создается впечатление, что в идейном арсенале сторонников российско-украинского единства, живущих по обе стороны новейшей границы, нет ничего, кроме заклинания о братьях-славянах. Но это разрушительное, а не созидательное заклинание: выросшие братья обычно живут раздельно. Между тем первое и созидающее слово существует. Это слово — Русь.
Когда-то Русь была меньше России. Русь, как земля владетельных князей, кончалась в Муроме, Ельце и Курске, а Россия, земля царей, шагнула дальше. Но сегодня Русь больше России, поскольку часть Руси осталась вне России. Прежде общее, имя Россия стало именем части, синонимом Великороссии, а нового общего имени как будто не стало. Однако оно, повторим, есть: Русь. Это знает Церковь, глава которой носит титул Патриарха всея Руси. Вся Русь патриаршего титула — это сумма России, Украины и Белоруссии.
Белоруссия, или Беларусь, сохранила корень “Русь” в своем имени. Этот общий корень — первое, что заставляет Россию и Белоруссию держаться друг друга. Когда Россия и Белоруссия ищут и не находят имя и формулу своего союза, они ищут рукавицы за поясом. Имя союза — Русь. Формулой союза должно быть не вхождение Белоруссии в состав России, а вхождение России и Белоруссии в состав Руси. Это имя, и только оно, никого не обидит.
Украина как будто отказалась от имени Русь, и в этом корень ее отдаления. Но так ли окончателен отказ? Украина не сможет отказаться от понятий “Киевская Русь” и “древнерусский” в описании своей истории. Недавно Украина праздновала годовщину Крещения Руси и даже пыталась присвоить этот праздник. Украина остается предметом русистики. Мы говорим “на Украине”, как говорим “на Руси”. Да, в украинских учебниках уже появились бессмысленные выражения типа “украинские князья”. Но даже мнимый патриарх Филарет титулуется патриархом всея Руси-Украины.
Если российско-белорусский союз возьмет имя Русь, Украина отнесется к этому союзу иначе, чем к союзу без имени. Разумеется, нужно предложить Украине стать соучредителем новой Руси. А в случае отказа принятие этого имени российско-белорусским союзом будет оправдано открытостью союза для Украины. И только для нее.
Великоросс и русский
Путь от России к Руси — это именно и прежде всего путь, движение в пространстве. Движение, с трудом дающееся великороссу.
Великороссу, но не русскому. Великоросс узурпировал имя русского, исторически принадлежащее ему на равных с украинцем и белорусом. Русский есть прилагательное к слову “Русь”, а не к слову “Россия” и не к слову “Великороссия”.
Великоросс, по замечанию Ключевского, родился в Андрее Боголюбском. Вместе с Андреем он ушел из Киева на северо-восток. Мигранты, колонисты Суздальского края нашли себе в Андрее политического лидера. Год Андреева бегства — 1155-й — есть год рождения великоросса, а год захвата и разгрома Киева Андреем — 1169-й — год рождения Великороссии.
Как некогда Андрей, великоросс не любит и не понимает Киева. Как некогда Андрею, великороссу труден и неинтересен попятный путь на юго-запад. Великоросс особенно заметен в туристических предпочтениях. Он с легкостью идет путями древнерусских колонистов — на север и восток, но трудно возвращается к днепровской метрополии. Вершины красоты, как и вершины духа, для великоросса помещаются прежде всего на севере. То есть, во-первых, на ближайшем северо-востоке — Золотом кольце, в Ростово-Суздальской земле. Во-вторых, на северо-западе, в областях Пскова и Новгорода с поздним Петербургом. И в-третьих, на дальнем севере, в Поморье. Древнерусский юг, и юго-запад в частности, начиная с днепровского Смоленска, продолжая Черниговом и завершая Киевом, ценится великороссом много меньше. А Заднепровье, украинское и белорусское, великороссу мало ведомо, как и Подвинье — бассейн Западной Двины, Полоцкая земля, географически даже не черноморская, а балтийская.
Великороссу психологически труден сам переход из Поволжья в Поднепровье. Великоросс чувствует затруднение на Минском шоссе где-то за Вязьмой, на Киевском — между Калугой и Брянском. Мысль поехать на выходные в Киев редко посещает великоросса. Троицкая лавра заменяет великороссу Киевскую, а не дополняет ее. Именно великоросс забыл слово Русь и в поисках именно этого забытого слова заменил его пошлостью о братьях-славянах.
Беловежские соглашения не подписывал ни один русский. Их подписали великоросс, украинец и белорус, не нашедшие в себе и друг в друге ничего общерусского. Отсюда легкость, с которой тогдашний президент России удовлетворил сепаратизм украинской элиты и оттолкнул Белоруссию, не собиравшуюся уходить. Этот президент был только средним выводом великорусского психологического типа.
Русский, то есть гражданин Руси, встречается в России много реже, чем великоросс. Русские преобладают в церковном народе трех стран — пастве Московского патриархата. Русские преобладают в Новороссии, но об этом ниже.
Киев и Москва
Имя Русь одно способно противостоять националистическим фальсификациям истории. Галиция, единственная область Украины, готовая последовательно отрекаться от этого имени, боится его, как огня. Имя Русь кричит, что Украина не была и не могла быть колонией России. Имя Русь кричит, что Украина могла быть и была только метрополией России. Метрополия значит “мать городов”, а это имя принадлежит Киеву.
Вспомнить, что, поселившись в Москве в начале XIV столетия, глава русской Церкви святитель Петр сохранил титул митрополита Киевского. То есть Киев оставался его кафедральным городом. Что именно митрополит Петр дал обетование Москвы, пророчество о ее столичности. Что он поминается первым в сонме небесных покровителей Москвы. Что рака святого Петра в основанном им Успенском соборе Кремля — краеугольный камень Москвы и залог ее единства с Киевом. Эта высокая мистика сильнее всяких разделений, если только верить в ее действительную силу.
В годы духовного правления святителя Петра Киев политически подчинился Гедимину и отдалился от Москвы на триста лет. Но и в XVII столетии Москва и Киев сочетались так, как сочетаются лишь метрополии. Москва взяла Киев политически — Киев взял Москву духовно. Церковная реформа Никона совершилась на киевских условиях, дабы подвести единую платформу под соединявшуюся Русь. Именно Киев держался троеперстия и остальных заветов нового константинопольского обряда. За воссоединение Москвы и Киева заплачено расколом Церкви. Церковная иерархия следующего, XVIII века была мало- и белорусской, чтобы оставаться невосприимчивой к доводам староверия. Ни один иерарх не перешел в раскол, и староверие осталось без иерархии до середины XIX века. Только метрополия, подобная Киеву, могла иметь такую силу.
Напомнить еще, что русская культура Нового времени, которую мы называем петербургской, по происхождению киевская. Почти все рубрики и жанры этой культуры: академия и школа, теология, философия, риторика, поэзия, светская живопись, архитектура барокко (впрочем, барочно было все перечисленное) — пришли из Киева или через посредство Киева. Шире — из Малой и Белой Руси. Не став соавтором империи Ивана Великого, Киев стал соавтором империи Петра Великого.
Империя как мир
Можно искать замену слову “империя” или просто умалчивать его, как умалчивает Америка, но не стоит бояться самого имперства. Имперское сознание торжествует повсюду в Европе, кроме нейтральных стран типа Швейцарии. И кроме новой России, тщетно пытавшейся стать национальным государством. Но имперское сознание в Европе торжествует как сознание имперской периферии, а не центра.
В этом смысле галицийский или грузинский национализмы — мнимость, за которой прячется периферийный империализм, ищущий свой центр. Такой же периферийный по отношению к Западу империализм свойствен и российским либералам: отсюда их симпатия к оранжевым, не видящая даже оранжевого культа дивизии СС “Галичина”. Галиция, давно привыкшая быть духовной провинцией Запада, предлагает Киеву и всей Украине роль провинции заокеанского центра.
А Россия, и только она, может предложить Киеву новое имперское соавторство. Если понимать империю как военное единство для защиты религиозной и культурно-исторической идентичности.
Наступление НАТО на восток — это катастрофа несоответствия между военными границами и границами цивилизаций. Именно такие несоответствия чреваты войной, тогда как поиск соответствий есть поиск мира. Граница западного и восточного христианства уже нарушена принятием в западный альянс восточнохристианских Греции, Болгарии, Румынии. Принятие Украины стало бы переступанием следующей границы — катастрофой военного разделения самой Руси. Страшный сон: установка ракет и противоракет где-то между Черниговом и Брянском — двумя стольными городами единой Черниговской земли. Часть Руси толкают в чужую военную систему, хотя другая часть Руси обладает собственной, еще недавно общей, военной системой.
Русь Литовская
Ближайшая аналогия происходящему — подчинение юго-западной Руси Литве в XIV и XV столетиях. Собственно, Украина, как и Белоруссия, — этнокультурное следствие того подчинения.
Литовская Русь — это Поднепровье и Западное Подвинье под внешним, западным суверенитетом. Роль католического меньшинства, правившего Литовской Русью, теперь на Украине исполняет собственное униатское меньшинство. В Белоруссии такую роль хотело бы играть собственное римско-католическое меньшинство. История свидетельствует, что в этом состоянии днепровская и подвинская Русь может жить веками: она жила так даже в эпоху религиозной ревности, что говорить о наших тепло-хладных временах. Кажется, что Белоруссия далека от геополитических импульсов литовской матрицы.
Но здесь нас ждет неприятный сюрприз: в белорусской школе, особенно высшей, последние годы откровенно культивируется Великая Литва. Гедиминовичи,
а не Рюриковичи представляются героической эпохой Белоруссии. Кстати, в отличие от Украины, где Рюриковичи еще в почете. Для реализации общерусского проекта у России с Белоруссией остается все меньше времени — до смены поколения у власти.
Литва и Москва
Когда западная Русь выбирала Литву, Великороссия не была суверенной, но входила в военную систему Орды. Для владетельных князей Днепра, Западной Двины и верхней Оки Гедимин, Ольгерд и Витовт были предпочтительней Узбека, Тохтамыша и Едигея. Но уже Иван Великий, сделав Москву суверенной, оказался для тех же княжеских домов предпочтительней Александра Литовского. Малой кровью Иван взял у Литвы (освободил, а не захватил) часть Смоленщины и всю Черниговщину, остановившись на пороге Киева.
Сегодня Тохтамышем, от которого надо бежать, на Украине официально назначен мертвый советский коммунизм. Это преодолимо. Трудность в другом. Продолжая аналогию, Иван Великий был не просто силен — он был уже сильнее литовского государя. Сегодняшние усиление и суверенизация Москвы еще не достигли такой степени. А главное — они еще не получили имперского характера.
Иван Великий был первым носителем центрового, а не периферийного имперского сознания. Именно он превратил часть Руси в Россию. Именно он, а не Петр Великий, превратил Россию в империю. Добровольную провинцию Константинополя, невольницу Орды и Литвы — в новый центр, вместо Константинополя, вместо Сарая и Вильны. Часть Руси, этой земли князей, обрела своего царя вместо греческого и татарского царей, вместо литовского великого князя — и стала Россией.
Парадокс настоящего в том, что путь к будущему — это путь к давнему прошлому, от России к Руси. От меньшего к большему.
Малороссия
Украина больше Малороссии. И в этом смысле украинцы правы, обижаясь на имя малороссов. Изначально Малороссией именовалась Гетманщина, приведенная Хмельницким под руку Москвы. Географически это Леводнепровье с главной рекой Десной. По княжеской старине, это южная Черниговщина и Переяславщина (ныне Переславль-Хмельницкий). Запустев после нашествия Батыя, они были почти оставлены своими князьями, а в XIV веке взяты Гедимином и Ольгердом к Литве. Иван Великий взял эти земли к Москве. Москва, однако, потеряла их в итоге Смуты. Хмельницкий возвратил их России. В церковно-административном смысле Малороссия ко времени соединения с Москвой была Черниговской епархией Киевской митрополии Константинопольского (а с 1686 года — Московского) патриархата. В Новое время это огромная Черниговская губерния с частью Полтавской. Cеверная часть бывшей Черниговской губернии — окрестности Стародуба — принадлежит сегодняшней России, Брянской области. Словом, Малороссия — лишь половина Поднепровья, или, как говорят на Украине, Надднепровья.
Оставляя до поры различия между этими половинами, скажем здесь, что Украина есть сумма Надднепровья с Галицией и Новороссией. А также с Буковиной и Закарпатьем. Все последние годы Украина политически окрашена в три, а не в два цвета. Кроме синего цвета Новороссии, различимы галицийский и надднепровский оттенки оранжевого.
Украина возможна лишь как опыт интеграции своих разнородных частей. Ассимиляция одних частей другими невозможна и ведет к дезинтеграции.
Новороссия
Новороссия — это Северное Причерноморье, завоеванное Екатериной Великой и административно расширенное к северу, в Запорожье. Причерноморье завоевано не Великороссией, а всею Русью, ее имперской полнотой. Завоевано в те же годы, когда вся Русь, кроме Галиции, соединилась, наконец, путем разделов Польши.
Девять столетий, до Екатерины, Русь была отрезана от южного моря степью. В первые века писаной русской истории степь кочевала в сутках к югу от Киева. Берег моря не был пуст — он был оформлен греческим, а позже итальянским присутствием. Со временем кочующая степь оформилась сама и стала Крымским ханством. Греко-итальянское присутствие на кромке моря было подавлено татарским и турецким. Новороссия есть Русь, достигшая Черного моря. Это не коренная, но укоренившаяся и в этом смысле действительно Новая Русь. Укоренившаяся на руинах античной и православной Греции, на северной кромке греко-римского Средиземноморья. Это Русь, совпавшая по месту со своей духовной прародиной.
Сегодня львиная доля Новороссии досталась Украине. Западный фланг отошел к Молдавии — отсюда феномен Приднестровья, восточный — Таганрог, Тамань, Новороссийск — к Российской Федерации.
Крым — только часть Новороссии. Возможно, потенциально столичная часть. Ибо сакральная столица Новороссии, конечно, — крымский Херсонес, а силовая — Севастополь на руинах Херсонеса.
Новороссия и Галиция
Разнородность Украины наглядна в сопоставлении ее духовных и политических полюсов — Галиции и Новороссии.
Для Новороссии древний мир, или, сказать иначе, Рим — на юге, за Черным морем. Для Галиции Рим — на западе, за Карпатскими горами. То есть мир для Новороссии размечен меридионально, для Галиции — широтно. Для Новороссии мир устроен как восходящий с Юга на Север, от Греции и Рима, от Иерусалима и Константинополя — к Киеву, Москве и Петербургу. Для Галиции мир устроен как идущий (здесь не годится слово “восходящий”) с Запада на Восток, от Рима и позднейших католических столиц. Меридианы Новороссии — это низовья великих рек: Днестра, Днепра и Дона. А Галиция есть Поднестровье верхнее, где Днестр широтен. На взгляд Галиции, ее река течет во тьму Востока, а не к свету Юга.
Новороссия — посредник православного света, просвещения русского Севера греческим Югом. Галиция — посредник католического света, просвещения русского Востока римским Западом. Галиция есть Русь, переставшая считать католический свет темным.
Свет с Юга достигает Крайнего Севера. Свет с Запада гаснет, не долетая до середины Надднепровья. Меридианы Новороссии пронизывают русский мир. Галицийская широта обрывается.
Новороссия и Галиция (продолжение): классицизм и барокко
Новороссия и Галиция стоят в разных отношениях и к новому европейскому Просвещению. Галиция, став русской частью польского мира, восприняла и римско-польский ренессанс, и римско-польское барокко. Тем часом греческие, итальянские, армянские и готские общины Северного Причерноморья, ставшие частью турецко-татарского мира, даже сидя на руинах Греции и Рима, выпали из европейского культурного цикла. В Европу их вернуло русское пришествие.
Просвещение Нового времени пришло в Новороссию в его третьей фазе — в классицизме. Это был русский классицизм, нашедший собственную почву — греко-римскую античность.
Галиция барочна — Новороссия классична.
Классичность Новороссии есть форма меридионального сознания: здесь русский ордер (строй, порядок) встречается с античным ордером, как Север с Югом. Галицийская барочность есть форма широтного сознания: это римское барокко, разминувшееся с русским (малорусским).
Украинское барокко
Об этом расхождении умалчивает современная официозная трактовка барокко как большого стиля Украины, как формы украинской идентичности. Между тем украинское барокко разнообразно, как украинская идентичность.
Могилянская академия адаптировала барокко к православию. Могилянство и казацкое, мазепинское барокко были формами православной реставрации. Они оформляли часть русского мира, освобожденную от польского присутствия. Тем часом галицийское барокко было формой католической экспансии.
Униатские храмы в Галиции и к востоку от нее базиликальны, то есть вытянуты по оси. Казацкое барокко центрично, планы его церквей обычно лепестковые, это простые или сложные цветы. В казацком барокко ярче выражена полнота измерений. Как и домонгольская архитектура Киевской Руси, казацкое барокко стоит на вертикали мира и тяготеет к географической проекции этой вертикали — к большому меридиану Днепра. Разумеется, барокко — имя существительное, а “галицийское” или “казацкое” — прилагательные. Внешний, стилеобразующий импульс барокко в любом случае вышел из Рима. И могилянство не избежало католических соблазнов, стоящих за барочной формой. Тем понятней культ барокко в политическом украинстве. Барокко формально интегрирует Надднепровье и Галицию.
Классицизм в Леводнепровье
Однако Малороссия классична не менее, чем барочна, а Праводнепровье даже более классично, чем барочно. Надднепровье и Новороссию интегрирует классицизм. На Черниговщине, то есть в Малороссии, в левобережном Надднепровье, барокко и классицизм еще равноправны. Здесь гении, то есть олицетворения и оформители места, — графы Разумовские. Казацкая старшина стала черниговской элитой со времен Хмельницкого, а Разумовские символизировали эту элитарность в середине XVIII века. Венчание Елизаветы с Алексеем Разумовским — мистическая параллель соединению Великороссии и Малороссии.
Граф Алексей Григорьевич был исключительно барочен. Его брат, долго поживший гетман Кирилл Григорьевич, барочен и классичен; он человек Елизаветы и Екатерины. Дети гетмана классичны, они суть люди Екатерины, Павла, Александра.
Сперва к услугам Разумовских был Растрелли, позже — Камерон, Кваренги, Львов. Черниговщина полнится шедеврами палладианской петербургской классики, усадебной и городской. Что верно и для Брянской области Российской Федерации — северной части бывшей Черниговской губернии. Заказчиками классицизма на Черниговщине выступала имперская элита: кроме Разумовских, это Румянцев-Задунайский, Безбородко, Завадовский, Гудович, Кочубей… Большая часть этой элиты — этнические малороссы.
Классицизм в Праводнепровье
Праводнепровье стало российским по второму и третьему разделам Польши (1790-е годы). Классицизм в Подолии (Хмельницкая и Винницкая области) начат как польский и продолжился как польско-русский: его заказчиками выступали польские магнаты, избежавшие конфискаций переходом в русское подданство. Среди них древние русские и литовские фамилии, например Святополк-Четвертинские. Коллективный гений этих мест — графы Потоцкие, особенно один из них, Феликс (Счастливый, Щасный), символизирующий драму выбора гражданства. Польский классицизм Подолии бледнее русского левобережного, но заметен в отсутствие барокко. А польское барокко за Днепром было подорвано, вместе с имущественным положением магнатов, казацкими войнами предыдущей эпохи.
Классицизм в Подолии не может выразить польскую фронду. Усадебные колоннады здесь не против колоннад Москвы и Петербурга, а лишь слабее их в художественном отношении. Со временем в этих усадьбах поселяются великороссы: хозяин художника Тропинина граф Морков, хирург Пирогов, рыцарь балканской свободы граф Игнатьев, авиатор Можайский. В Серебряном веке здесь строит петербургский неоклассик Иван Фомин.
Русские меридианы
Меридианы классицизма параллельны меридианам византизма или совпадают с ними. Меридиональна была вся Древняя Русь. Путь из варяг в греки, путь по Днепру, был ее главным, строительным меридианом. Лучше назвать его, наоборот, путем из грек в варяги — восходящим через Херсонес и Киев путем греческого света. Параллельный путь по Дону, предпочтенный генуэзцами, стал дублером и преемником днепровского, указав на Москву как на новый Киев.
Именно в этих смыслах носительницей русского (от слова Русь) сознания сегодня остается Новороссия. Парадоксальным образом самая новая по месту Русь оказалась самой древней по духу и миропониманию.
Русь не знала оппозиции Запад — Восток, не мыслила себя в ней. Русь мыслила себя Севером греческого Юга, долготой, а не широтой. Главные меридианы Руси — константинопольский, он же днепровский, меридиан Киева и иерусалимский, он же донской, меридиан Москвы.
Меридианы Иерусалима и Константинополя не могут быть восточными, но лишь центральными (мысль Андрея Балдина). Поэтому и Русь центральна,
не восточна. А не будучи восточной, она не может стать и западной. Русь неподвижна, как центр. Во всяком случае, на взгляд самой себя.
Византизм и Украина
Галиция, со сменой православной идентичности на католическую, не способна ни понять, ни принять этот взгляд. Белокаменный домонгольский храм в княжеской резиденции близ Галича и, конечно, Почаевская лавра одиноко стоят за византизм в Галиции.
Если бы не галицийская измена византизму, он, и только он, мог бы интегрировать всю Украину — а значит, и Украину с Россией.
Так, именно византизм интегрирует Надднепровье и Новороссию с Закарпатьем. С Подкарпатской Русью, этим флангом моравской миссии Кирилла и Мефодия, которые раньше святого Владимира просветили ее. Деревянные храмы в горах, когда бы они ни были построены, кажутся тысячелетними.
Именно византизм интегрирует Надднепровье и Новороссию с Буковиной — полуроманской православной землей. Нужно видеть бывшую резиденцию митрополитов Буковинских — лучшее здание Черновцов, построенное в пору австрийского владычества: сочинение германского, совершенно вагнеровского по размаху, романтизма на тему Византии.
Византизм и Россия
Хуже всего, что византийский взгляд на мир утратила Великороссия, современная Россия. Старый великоросс еще прочитывал свое колониальное движение как восхождение на север. Даже движение в Сибирь в XVI — XVII столетиях воспринималось как северное, не восточное. Урал старались переваливать возможно севернее, и чем севернее, тем уверенней. Тобольск, сибирская столица, уподоблялся Киеву. И даже в XVIII столетии победное движение Империи на юг не удалось бы без господства меридионального сознания: Петербург воспринимался как проекция Константинополя по долготе.
Все повернулось в XIX столетии, когда западники приковали русскую мысль к широтной планке координат, а освобождение Константинополя было названо восточным вопросом. Как восточный, он оказался нерешаем. Он решаем лишь как южный.
Сегодня южный разворот русского мира посилен только Новороссии. Вот почему нельзя отождествлять новоросскую идентичность с великоросской. Сами великороссы, строители национального государства под названием Российская Федерация, не отличают себя от новороссов. На сознательном уровне бывает верно и обратное. Однако проблема Новороссии не есть проблема верного размежевания России с Украиной. Ибо никакое размежевание между ними не может быть верным. Новороссы не великороссы, попавшие на Украину, и не украинцы, выбирающие Россию. Но это и не новый этнос. Новороссы — старый русский этнос, русь, насколько это еще возможно. Новороссия сегодня — последний залог единства Украины и России. Лучше сказать, первый залог.
P. S. В 2012 году исполнится 1150 лет призвания варягов. Это юбилей российской, украинской и белорусской государственности. Юбилей самих России, Украины, Белоруссии. Сказать иначе, 1150-летие Руси. Состоится ли праздник?