стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 2007
Кружков Григорий Михайлович родился в 1945 году в Москве. По образованию физик. Поэт, переводчик, эссеист. Лауреат Государственной премии России (2003). Живет в Москве.
* *
*
Говорили: грядет, и она настала;
Может быть, вам, друзья, показалось мало?
Может быть, вам она показалась серой
По сравнению с прежней, ушедшей эрой?
Ничего не серой… Какие краски
На рекламах шампуня — протрите глазки.
Надо думать, что думают в банке деньги,
А не то, что юнга на бом-брам-стеньге.
Время — это проселочная дорога,
На которой встречаем мы носорога.
И не надо его щекотать под брюхом,
Если даже и впрямь он из нищих духом.
Так поешьте новых, полезных клеток,
В штамповальный кружок запишите деток.
Но не рвите жил, хлопоча о малом,
И — читайте книжки под одеялом.
О летающих трапециях
Как странно, что трапеции летают! —
Но лишь на первый взгляд, а на второй —
Чего ж им не летать, когда все небо
Похоже на таблицу умноженья?
Квадраты, треугольники, круги —
Их словно уток в воздухе осеннем…
И кличут, и зовут…
Попробуй тут
Не полети, когда в ушах гремит,
Как на турецкой свадьбе? Поневоле
Вздохнешь и полетишь, еще робея…
* *
*
С. Любаеву.
Я долго к зренью привыкал,
Оно во мне как будто зрело,
Когда в толпе живых зеркал
Я озирался оробело.
Я вырастал, но много лет
В порывах льющегося света
Еще я видел не предмет,
А облако вокруг предмета.
Как поздно мне открылся мир!
Как будто только я проснулся,
Как будто вправду серафим
Крылом моих ресниц коснулся.
И я теперь, глаза закрыв,
Козу и девочку босую,
Как некий воплощенный миф,
Перстом горящим нарисую.
После войны
Ибо слава — штабная шалава,
А любимая девушка — смерть.
Эту пьесу второго состава
Я отказываюсь смотреть.
Из набросков.
Послевоенная
Пьеса второго состава.
Музыка в клубе
Кондитерской фабрики “Слава”.
Слава — живущим.
Мертвые славы не имут.
— Вы разрешите?
Какой ваш умеренный климат!
Нет их, и баста.
Над ними упала завеса…
Чтo говорю!
Ведь и сам я — того же замеса.
В переулке
Он пал на дно. Его никто
Не любит больше и не гладит.
Он не винит ее! Годо
Он ждет и на газоне гадит.
Свою тоску он пережег,
И пережил свою невзгоду,
И выбрался на бережок,
Как память вытряхнул, как воду.
Лохмат, одышлив, полусед,
Он часто спит и редко брешет.
И все глядит на белый свет
И голову ногою чешет.
* *
*
Снег заменяет горожанам горы,
покинутым влюбленным — поцелуи,
неверующим — церковь. В декабре,
покинутые светом, мы живем
замерзшими личинками сиянья.
Снег — лестница Иакова. По ней
нисходят ангелы, которых любим,
и, с нами побывав,
восходят вновь во тьму над фонарями.
Слепи себе другого человека
и, прутик в руки дав, оставь стоять
перед подъездом — чтобы о тебе
он, как о существе другой природы,
всю ночь, всю ночь томился и горел.
Ломаный сонет
Я встану сегодня утром
и выбегу за газетой:
наверно, прочту в газете,
зачем я живу на свете.
Зачем я живу, как будто —
как будто мне не объясняли
Платон, Лао-Цзы и Будда,
как будто я сам не знаю,
что за морем так же худо.
Живем, словно силой пышем,
кричим, будто в трубы трубим —
и сами себя не слышим;
и краешком тела любим,
и перышком сердца пишем.
* *
*
Слуги Черного Квадрата
Силой голого числа
Смяли славное когда-то
Братство Круглого Стола.
И взамен натуры-дуры
С ветхим Солнцем и Луной
Учредили квадратуры
Гулкий ящик жестяной.
Кто залезет в этот ящик,
Тот найдет себе урок;
Там лежит свинячий хрящик —
Погрызи его, сынок!
Пегас
А коли ты поэт, то вздрогни и заметь,
Когда ты в комнату вошел уже на треть,
А прочее пока осталось в коридоре;
Не надо правду врать, не надо сказки петь
Да притчи сказывать, по-старому гуторя, —
А надо потакать лишь прихоти нагой,
А надо на горе стоять одной ногой,
Другую же, подняв, не опускать, покуда
Не прилетит к тебе пламеннокрылый конь
И явное в душе не сотворится чудо.
…Но прежде, чем взлетать за тучи, не спеши —
Но спешься заново и в двойственной тиши
Скребницей обойди коня крутые боки
И гриву буйную на пряди расчеши
И бережно погладь его худые щеки.
Куда, зачем лететь вам с шашкой наголо?
Охолони, разгладь упорное чело
И, дорожа своим рассудком и здоровьем,
Пусти коня на луг, стащив с него седло,
И пусть тебе оно послужит изголовьем.