стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2004
Клюев Евгений Васильевич родился в Твери в 1954 году. Закончил филфак Тверского университета и аспирантуру при МГУ по специальности журналистика. Доктор филологичеcких наук, написал несколько учебников для вузов. Автор стихотворных, переводных и прозаических сборников. Книги для детей иллюстрирует собственными рисунками. Живет и работает в Дании.
* * * Мне отсюда не видно, как там. Мне отсюда не слышно, как там. Я отсюда бегу как могу каждый день, но никак не могу. В кулаке моем воздух и дым. В кулаке моем маленький дом, где могли бы зажить мы вдвоем, да какое там — не заживем. Та страна, та большая страна, где мне грош или меньше цена, от меня далека, как луна. Как луна, где мне та же цена. * * * Наступала судьба — так и помню: малина со сливками, закрома, тайники и секреты с конфетами липкими, двух потерянных пуговок встреча в районе орешника и кристальная совесть совсем малолетнего грешника. Дальше — больше: полеты во сне и походы к заутрене (наступала судьба) — брови сдвинуты, щеки обветрены, тайники со стихами запретными, записи шифрами и пустые вчера вперемешку с великими завтрами. Дальше — снова-здорово: напрасные поиски имени — то есть поиски бремени в некоем замкнутом времени (наступала судьба), тайники с псевдонимами, масками и глухая борьба со страстями и мыслями низкими. Дальше — все как по нотам: молва, златокудрая бестия, приносила с базара любезные сердцу известия — и, плодами запретными балуя, пичкая... пачкая (наступала судьба), приучала смиряться с подачками. Наступала судьба, наступала как вражее полчище, громкогласное молчище, неодолимое вбoлчище, и рубила сплеча, и колола отравленным дротиком, и стояла душа как свеча — оловянным солдатиком. * * * Ах, поскачи, голубчик... башмачков не стоптав: твой золотой галопчик — он и есть твой устав. Ты, по его законам, из кульбита в кульбит — ласточками подкован, сквознячками подбит! В шляпе своей нелепой с серебристым пером сыпешь пустой синкопой по долам, по горам, сыпешь пустым горохом, не считая минут, молишься праздным птахам, что не сеют, не жнут! Да сохранит в секрете твой галопчик, твой конь, что же ты есть на свете за голубчик такой! Этакий не успевший к торжеству дурачок, этакий всe пропивший — скрипочку и смычок, этакий вечно нищий припозднившийся гость, этакий изменивший — всем, кому довелось: Правде своей и Кривде, птице-говоруну, Сцилле и с ней Харибде, золотому руну... Выскользнул из сказанья — не заметили как: всюду тебе везенье и удача в руках, все обманул ловушки, обогнул все силки, завтракал на опушке, у прозрачной реки, сгинул — и нет печали! Только мир и слыхал, как башмачки стучали, как галопчик порхал... возраст тебе не возраст: пять минут — пять веков: хватит в пространствах звездных музыки и подков! * * * В. В. Филатову. Вот тбак вот: живешь и не знаешь, что там, за ближайшим углом! А там, скажем, озеро Нарочь: махнет тебе серым крылом, поманит тебя из-под спуда всех лет твоих — гладью слепой... Ты, озеро Нарочь, откуда и что теперь делать с тобой? Я чай заварю себе на ночь и стану всю ночь горевать, что не был на озере Нарочь, что в этом-то и виноват, раз жизнь — пусть без умысла злого — на тридцать каком-то году вонзила в меня это слово как страсть, как стрелу, как звезду. * * * Я верю в тебя, я верю в него, я верю в неe — я верю во всe вообще, в любое враньe, в любое жнивьe — как в продолженье семян, в любое старьe — как в начало всех перемен. А что у кого на сердце или в горсти — так этого, стало быть, лучше не знать, прости. Сорока ли, галка ли принесла на хвосте алмазное семечко — дай ему прорасти. Неправды плоды горьки, да не горше слeз — о том, что имело сбыться, да не сбылось, о том, как однажды гнали уже взашей из райского сада, от дерева Не Вкушай. Пойдeмте-ка пo миру — утром, пешком, дождeм! Кто нa слово верит, тот словом и ограждeн, тому и наградой слово — липовый мeд, которым помянут тебя, когда всe пройдeт. И станет потом ходить по земле молва, с земли подбирая пустые твои слова, и снова очнутся слова беспечные те — у галки ли, у сороки ли на хвосте. С хвоста упадeт перо — и взойдeт росток, начнет тянуться куда-нибудь на восток: и будет сперва побег такой небольшой, а после побега — дерево Не Вкушай. * * * Между тем летала тема как умела и хотела — и гулял в ней ветер! Между кухнею и спальней, молотом и наковальней, между тем и этим... И светился промежуток меж ладоней — прежде сжатых, но теперь раскрытых (ибо в них — такая жалость! — ничего не удержалось, никаких секретов). В промежутке пели птицы и пыталось разместиться небо с облаками, и два-три небесных тела порезвиться прилетело, стукаясь боками, и три ангела в лесочке танцевали, сняв носочки, а набив мозоли, сели на большую ветку, пошептались для порядку и потом сказали: «Мы сидим между ладоней, посреди твоих владений, посреди вселенной — ибо, лишь разжав ладони, ты удержишь своей доли вечный шар стеклянный». * * * Тут, видишь ли, задумались глуббоко: за дымом за табачно-голубым, тут без подсказки — разве что от Бога молчащего (за это и любим!) живут и пишут сутки напролет — так... всякое, что в голову придет. Ни перед кем на свете не в ответе, ни мнений, ни оваций не ловцы, от века не причисленные к свите иной, чем летописцы и писцы истории, — сидят и терпят труд, покуда над трудом и не умрут. Тут, значит, что ж... собою не владея, а уж тем паче — кем-нибудь иным, живут, как им хрустальная идея велит — и шестикрылый серафим. А дело принадлежности другим считают и пустым, и неблагим. Тут пуще лжи не любят панибратства — и только выстрел пушечный дает понять, докуда стоит подбираться, чтобы ядро не тронулось в полет и чтобы невзначай не разнесло на части — имя, город и число. Тут, видишь ли, прекрасное далёко — то самое, куда заказан путь, прекрасное далёко — видит око, да зуб неймет... продолжи как-нибудь, но не входи и не вноси огня туда, где нет тебя. И нет меня. Колыбельная Тут старинных строчек залежь бес-тол-ко-ва-я... ты прочти — и ты узнаешь, что такое я: карандаш, чернила, паста — вот и весь состав, а в других делах копаться — ах, оставь, оставь. Для чего, скажи на милость, для чего, дитя, ты хватаешься за малость бытия-житья — это из другого теста, из другого дня! Не ходи за кромку текста, не ищи меня. Там, дитя, ты не увидишь золотого «там» — там забытый хлам, да ветошь, да забытый храм, никакой земли и неба, не горит звезда... коль туда — так не ко мне бы, не ко мне б туда! По задворкам-то плутая, долго ль до греха? Скажем, эта запятая чем тебе плоха — плоше ли, чем день вчерашний — выбитый из рук? Спи, дитя, в высокой башне за зубцами букв.