стихи
ВАДИМ СТЕПАНЦОВ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 1996
ВАДИМ СТЕПАНЦОВ
*
ВЛАДИМИР
Замела, запор у шила вьюга по граду старинному,
кисеей из снежинок златые укрыв купола.
Я иду сквозь метель осторожно, как по полю минному,
по проспекту, где раньше творил я лихие дела.Здесь я, помню, на санках катался с артисткой Земфировой,
здесь с цыганкой Маняшей в трактирах я месяц кутил,
здесь я продал жиду скромный матушкин перстень сапфировый,
а потом дрался с ваньками и околоточных бил.Пил шампанское ведрами и монопольную царскую,
губернатор был брат, полицмейстер — родимый отец.
Было время! Являл я Владимиру удаль гусарскую.
Но всему, как известно, приходит на свете конец.Полюбил я мещанку, сиротку-подростка, Аринушку,
голубые глазенки, худая, что твой стебелек.
Тетка, старая сводня, спроворила мне сиротинушку —
устоять не сумел я, нечистый, знать, в сети завлек.Патрикеевна, тетка, точь-в-точь на лисицу похожая,
отвела меня в спальню, где девочка слезы лила.
И всю ночь как котенка Аринушку тискал на ложе я…
А назавтра придя, я узнал, что она умерла.Что причиной? Мой пыл иль здоровье ее деликатное?
Разбирать не хотелось. Полицию я задарил,
сунул доктору “катю”, словцо произнес непечатное,
Патрикеевне в рыло — и в Питер тотчас укатил.Танцевал я на балах, в салоны ходил и гостиные,
сбрил усы, брильянтином прилизывать стал волоса.
Но в столичном чаду не укрылся от глазок Арины я:
все являлась ночами и кротко смотрела в глаза.Запил мертвую я и стихи стал писать декадентские
про аптеку, фонарь и про пляски живых мертвецов,
начал в моду входить, и курсистки, и барышни светские
восклицали, завидя меня: “Степанцов! Степанцов!”Брюсов звал меня сыном, Бальмонт мне устраивал оргии,
девки, залы, журналы, банкеты, авто, поезда;
только больше, чем славу, любил полуночничать в морге я,
потому что Аришу не мог я забыть никогда.Как увижу девчушку-подростка, так тянет покаяться,
положу ей ладонь на головку и скорбно стою,
а медички, что в морг проводили, молчат, сокрушаются,
что не могут понять декадентскую душу мою.А на западе вдруг загремели грома орудийные,
Франц-Иосиф с Вильгельмом пошли на Россию войной.
Я поперся на фронт, и какие-то немцы дебильные
мчались прочь от меня, ну а после гонялись за мной.Я очнулся в семнадцатом, раненный, с грудью простреленной,
и в тылу, в лазарете, вступил в РСДРП(б).
Тут и грянул Октябрь. И вчера, в своей мощи уверенный,
я вернулся, Владимир, старинный мой город, к тебе.Мне мандат Чрезвычайки подписан товарищем Лениным,
в Губчека Степанцов громовержец, Юпитер еси.
Всю-то ночь размышлял я: кому надо быть здесь расстрелянным?
Много всяческой дряни скопилось у нас на Руси.Вот, к примеру, жирует тут контра — вдова Патрикеевна,
домик ладный, удобный, и золото, видимо, есть.
Удивляет одно: почему до сих пор не расстреляна
та, что здесь продавала господчикам девичью честь?Я иду по Владимиру мягкой кошачьей походкою
сквозь пургу, за невидимым блоковским красным Христом,
под кожанкой трясется бутыль с конфискованной водкою,
ликвидирую сводню — и водочки выпью потом.Сводня не открывает. Ей дверь вышибают прикладами
латыши мои верные. Золото, а не народ!
“Долго будем мы тут церемониться с мелкими гадами?” —
это я восклицаю — и сводит контузией рот.Входим в комнаты мы, Патрикеевна в ноги кидается.
“Не губи, милостивец!” — рыдает. А я ей в ответ:
“Помнишь, старая гнида, как ты погубила племянницу?
А того барчука? Вспоминаешь, зараза, иль нет?Нынче мстит вам, старухам, замученный вами Раскольников,
с пробудившейся Соней сметет он вас с Русской земли.
А за ним — миллионы острожных российских невольников,
что с великой идеей мозги вышибать вам пришли.Где деньжонки, каналья?!” — вскричал я — и вся она пятнами
изошла, но когда я ко лбу ей приставил наган —
окочурилась старая ведьма. И стало понятно мне:
не Раскольников я, а лишь пушкинский пошлый Германн.
Эпилог
Минул век. Разогнула Россия могучую спинушку,
на железных конях поскакала в другие века.
А Владимир все тот же, все так же поют в нем “Дубинушку”,
и на камне надгробном моем чья-то злая рука
год за годом выводит: “Убивший сиротку Аринушку
декадент Степанцов, председатель губернской Чека”.