Миниатюры
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2014
Аркадий
идет умирать
Из поезда Аркадий вышел в полную темноту
и на несколько секунд замер, словно раздумывая, что делать дальше. Люди
захрустели по льду, накрывшему декабрьскую оттепель с ее нелепыми посулами перемен. Раздумывать было не над чем, и спешить
было некуда. Таня уехала, кот забился под диван; с утра Аркадий собирался при
свечах, нацепил женский свитер и смотрелся весь день импозантно.
«С каждой принятой подачей ты ближе к
небесам», — с обеда прицепилась эта песенка. Аркадий быстро отстал от остальных
попутчиков, маршировавших в сторону поселка; дышать тяжело, заложенные уши,
северное сияние фар. «Ты вечно какой-то больной!» — зло говорила Таня, собирая
вещи. Работа давно превратилась в механику, отношения тоже. Машина сломалась и
некому ее чинить. Летом можно хотя бы по грибы ходить, а сейчас… Впрочем, кому и зачем нужны эти грибы.
«Только уныние, только хардкор!..» — с таким девизом стартап
не замутишь. А Таня хотела, конечно, стартап. Не за
всеми же развлечениями Москвы она приехала из Саратова плацкартом.
Аркадий тоже помнит этот поезд, прибывающий в мороз за час до открытия метро,
когда в здании вокзала клининговые процедуры, и люди
толпятся как грешники у стеклянных врат. Только эти воспоминания теперь не
сближают, а совсем даже наоборот. Бог с ними со всеми — Аркадий, с трудом
переставляя ноги, мысленно уговаривал кого-то, чтобы дома был свет.
Под солнечными буквами ПРОДУКТЫ во тьме
крутились только собаки. Аркадий поскользнулся на обледенелых ступеньках и
буквально вкатился внутрь, под свет двух тусклых ламп и телевизора. На
прилавке, за которым, вглядываясь в прямой эфир, жалась испуганная продавщица,
не было даже бананов, на полках ничего кроме консервов не осталось. «Тамара, а
где всё?» — улыбаясь собственной нелепости, спросил Аркадий. «Раскупили.
Говорят, на соседней станции то же самое», — одними губами ответила продавщица.
«Понятно, — Аркадий покрутил головой, пытаясь сообразить, что ему понятно. — А,
сегодня же конец света… Это из-за него, да?» — «Все
произойдет завтра в 10:00. У меня печенье осталось овсяное. Брать будешь?..»
Аркадий вышел на крыльцо и вдохнул морозного воздуха, в спину ему что-то
прокричал Андрей Малахов.
Весь день хотелось поговорить с Таней,
попытаться еще раз ей что-то объяснить. Зачем, о чем? Аркадий прошел через
стоянку, обогнул дом и, никого не встретив, направился в сторону леса.
Что
такое литература
В январе занимался Андреем Белым, после
чтения «Петербурга» нескончаемыми сумерками бродил по обледенелым аллеям. Зима
для юга была очень суровой и не всех даже оставила в живых. В журнале «Эсквайр»
дети рисовали Хряпу и Моню, сквозь туман и снег поезда
уносились на север.
Уехал в феврале, а вернулся в апрель
другим. Аллеи теперь стояли пыльными, уже готовились цвести. С утра я бегал по
ним до стадиона «Динамо» и обратно. После завтрака садился перед компьютером и
безостановочно писал повесть. Это было очень просто, я просто не мог этого не
делать. Март звенел в ушах и сердце колотилось. Не так уж, конечно, она была и
хороша, но я впервые писал о людях и событиях, оказавшихся важнее самого факта
бумагомарательства.
Каждый раз после обеда я слушал на
балконе альбом Placebo
«Meds»
— скользя по линолеуму или валяясь в пыльном кресле. Потом работал еще час,
чаще всего правя написанное ранее в этот же день.
Закончив, выпивал чего-нибудь, надевал майку «Кто мы? Мясо!», кожаный пиджак и
шел бродить. Baby, did you
forget to take your meds?
Когда
зажигались окна заходил в гости. Мне наливали еще. Я пил, потому что
знал, что пробежка и стучание по клавиатуре уже утром
выгонят всю дурь наружу.
Повесть написалась за 21 сутки. Поставив
точку 28 апреля, поехал на вокзал покупать билеты. Уже на вторые майские я был
далеко — готовый жить в серебряном веке и шизеть на
террасах, знакомиться в поездах и спать в залах ожидания.
Решимость действовать, преодолевая все
на своем пути, уверенность в том, что остановить не
сможет никто, родились из жизни среди персонажей той самой литературы, которой,
после казавшейся нескончаемой зимы, озарилось все вокруг. Май, июнь и другие
месяцы, конечно, лишили меня многих иллюзий, но нисколько не поколебали
убеждения в верности пути. Следы повести давно затерялись. Называлась она And I love her.