Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2012
НЕ ЧТО ИНОЕ
* * *
Навек простившись со страной,
забудь дорогу, чтоб
не превратиться в соляной
окаменевший столб.
Иди вперед — ты не слабак,
ты выдержал почти,
и привкус соли на губах,
как счастье, ощути.
* * *
Когда опавшею листвой
идешь, от счастья сам не свой,
а небеса над головой
темны и тучны,
несоответствия тебя
и середины октября
душе смущенной, и не зря,
вполне созвучны.
И этот дождь наискосок,
в грязь превращающий песок,
и музыкальный водосток,
и птиц молчанье,
и ветер, холодящий кровь,
не что иное, как любовь,
и ты от счастья, вновь и вновь,
не спишь ночами.
* * *
дремало в тишине, пока:
ни собственного, ни чужого
и никакого языка.
Бросало в жар, потом знобило,
и думалось: вот-вот умру.
А предморозная рябина
еще горчила на ветру.
Невыносимая работа,
читаемая по устам:
и Ярославля позолота,
и Бронная, и Теплый Стан,
и расставания, и встречи.
А посреди пустых ветвей
в преддверии зимы и речи
нахохлившийся воробей.
* * *
Одиннадцатого октября
свою любимую обидел
и утром в зеркале себя
не обнаружил, не увидел.
Покаялся спустя полдня
и заслужил ее прощенье.
Но отвернулось от меня
вернувшееся отраженье.
А ПОМНИШЬ…
1.
А помнишь — за руки держась,
мы по Тверскому шли
и слушали осенний джаз
от родины вдали.
Дождь барабанил, в саксофон
октябрьский ветер дул,
и джаз, как воздух невесом,
нам родину вернул,
где мы, не разнимая рук,
молчим с тобой о том —
о чем поет и плачет Дюк
небесный Эллингтон.
2.
А помнишь, как в Крыму
цикады не давали
уснуть, и потому
мы до обеда спали
с тобой, и наши сны
брели поодиночке
до будущей весны
и до рожденья дочки,
когда сольются вдруг
в один два сновиденья,
как радости испуг
и страх грехопаденья.
3.
А помнишь — пчелы в декабре,
с куста на куст перелетая,
на завтрак мед несли тебе,
как будто в середине мая.
А ты спала. И знать о том
не знала. И во сне бессонно
летала над землей. Альтом
жужжала тишина басово.
И твой отчаянный полет —
не сон — моление о сыне.
А на столе: декабрьский мед,
и хлеб, и молоко в кувшине.