Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2012
Александр Крылов
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ТЕРРОРИЗМА
Слово “терроризм” происходит от латинского terror — страх, ужас. Познакомившись с историческими хрониками, приходится признать, что зло терроризма — порождение отнюдь не последних столетий. Веками скрываясь под разными псевдонимами, будь то анархизм или экстремизм, становясь белым или красным, революционным или религиозным, — террор существует с тех времен, когда впервые банальное уголовное убийство было облагозвучено романтическим титулом “политическое”.
“Террор есть не что иное, как быстрая, строгая и непреклонная справедливость: тем самым он является проявлением добродетели”, — убеждал сограждан Робеспьер. Рассуждая подобным образом, он пришел к довольно любопытному даже по нынешним временам заключению, что террор является “выводом из общего принципа демократии, применяемым при крайней нужде Отечества”.
Но со времен Великой французской революции утекло немало воды. Ныне в отечественном уголовном праве (УК РФ, ст. 205) дается более прозаическое определение терроризма: “…совершение взрыва, поджога или иных действий, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, если эти действия совершены в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо для оказания воздействия на принятие решений органами власти, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях”.
Эпоха русского политического террора начинается с солнечного весеннего утра 4 апреля 1866 года, когда у ворот петербургского Летнего сада суетливый молодой человек пытался застрелить из пистолета Александра II.
До этого Россия знала дворцовые перевороты, были убиты императоры Иоанн VI, Петр III и Павел I, но впервые целью покушения становился не захват власти, не попытка изменить династический порядок, а некая абстрактная и плохо сформулированная политическая идея.
Пуля пролетела мимо царя. Покушавшийся сначала был зверски избит законопослушными свидетелями происшествия, а затем арестован и доставлен в Третье отделение. Его звали Дмитрий Каракозов. Высокий, худой человек 26 лет. Малоприметное лицо — тонкие губы, жиденькие, короткие усики, нездоровые мешки под бегающими глазами.
Каракозова с юности отличали повышенная мнительность, склонность к ипохондрии, болезненность. Мысль о собственной смерти не оставляла его и накануне покушения: “День и ночь, предшествовавшие совершению преступления, я провел в Знаменской гостинице и оттуда отлучался только для того, чтобы выпить водки. Водка была в этом случае средством отвлечь свои мысли от мыслей о смерти, которые постоянно бродили в моей голове. Ложился ли я спать, я думал, что уж не проснусь. Голова горела, как в огне. Нет слов, чтобы описать это болезненное, мучительное состояние, в котором я находился”.
Однако судей мало интересовали душевные терзания подсудимого, и 3 сентября 1866 года Дмитрий Каракозов закончил свою жизнь на виселице.
Не менее знаковой фигурой для русского революционного движения стал 33-летний недоучившийся студент юридического факультета Александр Соловьев, произведший 2 апреля 1879 года пять выстрелов из револьвера в Александра II. Покушение вновь не удалось.
В городе Торопец, где будущий террорист учительствовал в местном уездном училище, за ним знали немало странностей. Шалости его иногда доходили до того, что он зимой выходил из дому босиком и в одной сорочке.
В показаниях подсудимого имеются фрагменты, достойные учебника психиатрии: “Как тени, проходят в моем воображении мученики за народ, фигурировавшие в целом ряде больших политических процессов и безвременно погибшие. Затем картины страданий братьев по убеждениям, томящихся в центральной тюрьме, — все это разжигает ненависть к врагам и побуждает к мщению…” Мысли о братьях, томящихся в тюрьмах, не помешали Соловьеву провести ночь накануне покушения на квартире у дешевой проститутки, о чем он и поведал суду.
Министр юстиции В. Набоков в обвинительной речи нарисовал психологический портрет обвиняемого: “…мало развитый умственно, не выработавший в себе никакого определенного кругозора, без твердых убеждений, без знания жизни, Соловьев находился в то время в периоде того умственного брожения, которое представляет чрезвычайно благодарную почву для восприятия революционных идей, требующих прежде всего веры на слово, без проверки, без критики, без сомнений…”.
Любую банду цементирует общность преступления, когда ее членов скрепляет “клятва на крови” — своего рода ритуальное убийство, направленное на сплочение криминальной группы. Именно такое преступление было совершено в самом начале истории русского терроризма.
В конце 1869 года в пруду парка Петровской академии в Москве был найден труп молодого человека с огнестрельной раной головы и следами жестоких побоев. Личность убитого удалось установить. Им оказался студент академии Иванов. Сыщики довольно скоро вышли на его приятеля, Петра Успенского, находившегося под негласным надзором полиции за участие в студенческом движении. Успенский признался в своем участии в тайном революционном обществе “Народная расправа”, которым руководил вольнослушатель Петербургского университета Сергей Нечаев, непритязательно именовавший себя “генералом от революции”.
В “Народной расправе” царила строжайшая дисциплина, основанная на безусловном подчинении вожаку. Идеологической основой общества служил “Катехизис революционера” — плод долгих размышлений Нечаева, из которого явствовало, что “революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым, исключительным интересом, единою мыслью, единой страстью — революцией… Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — разрушение…”
Среди отчаянных карбонариев из “Народной расправы” лишь Иванов отказался принять нечаевскую догматику. И Нечаев принял решение ликвидировать отступника. “Мы обязаны уничтожить всякого, кто вредит общему делу”, — объявил он четырем своим соратникам, которых решил повязать пролитой кровью.
Довольно необычным было и поведение “генерала от революции” во время суда. “Общее впечатление от Нечаева было очень жалкое и болезненное, — сообщали “Московские ведомости”. — На скамье подсудимых он сидел как озлобленный шут, лишенный малейших признаков ума и такта. Впечатление получалось тем более странное, что в показаниях свидетелей читалось о “железном характере”, “несокрушимой энергии”, ”воле, не знающей пределов” и проч.”.
Тем временем революционный психоз набирал силу. После десяти покушений на Александра II одиннадцатое закончилось его убийством на Екатерининском канале хмурым утром 1 марта 1881 года. Жертвами террора становились сотни жандармов, чиновников, генералов во всех концах России. Гибли и посторонние: от взрыва в Зимнем дворце, организованного Халтуриным, погибло 11 солдат Финляндского полка, еще 56 гвардейцев было изуродовано; во время рокового покушения на Александра были убиты два десятка прохожих.
Максим Горький в брошюре “О русском крестьянине” утверждал: “Жестокость форм революции я объясняю исключительно жестокостью русского народа”. По мнению великого пролетарского писателя, “недавний раб стал самым разнузданным деспотом, как только приобрел возможность быть владыкой ближнего своего”.
Наблюдения над живой природой позволяют выделить жестокость в особую категорию характерологических качеств, присущих только хомо сапиенс. Например, волк убивает овцу, чтобы питаться, а не для глумления над беззащитной жертвой или декларации своих волчьих прав.
Ученые неоднократно пытались объяснить феномен социальной жестокости с позиций достижений современной науки, в частности, изучали влияние половых хромосом на агрессию. Профессор Джекобс еще в 1965 году сделал вывод, что необычный набор хромосом наиболее часто встречается у преступников, находящихся в заключении. Вместе с соавторами он дал описание хромосомной аномалии, которая характеризуется проявлением чрезмерной агрессии, внезапных вспышек насилия и задержками в умственном развитии. Однако ученые не склонны преувеличивать сделанное открытие: агрессивное поведение может скорее быть отражением низкого умственного развития, нежели врожденной склонностью мутантов к насилию.
Очевидное преобладание представителей сильного пола среди криминального мира навело на мысль о гормональных влияниях на формирование агрессивного поведения. В пользу этой теории свидетельствует то, что тестостерон способен прямо воздействовать на поведенческие реакции, отличающиеся повышенной агрессивностью, а при вспышках ярости в крови увеличивается количество этого гормона.
Фотопортрет убийцы великого князя Сергея Александровича Ивана Каляева служит хорошей иллюстрацией криминально-антропологических теорий Ломброзо: невысокий субъект, со скошенным подбородком, колючим взглядом глубоко посаженных маленьких глаз. “Он психически не мог, не ломая себя, заниматься пропагандой и агитацией, хотя любил и понимал рабочую массу. Он мечтал о терроре будущего, о его решающем влиянии на революцию”, — писал впоследствии о Каляеве его коллега по партии Борис Савинков.
Исследователи проблем современного терроризма И. Линдер и С. Титков считают, что большинство террористов — люди, обделенные в детстве материнским вниманием, перенесшие родовые или детские травмы, страдающие врожденными заболеваниями, зачастую – ярко выраженными дефектами психики; нередко их детство протекало в тяжелых материальных условиях, они подвергались унижениям, долгое время не могли самоутвердиться.
Но среди русских революционеров всегда были и абсолютно адекватные, незаурядные и талантливые люди, с актерскими данными, любящие быть в центре внимания, нередко с выраженным синдромом нарциссизма, такие, как эстетствующий убийца, блестящий собеседник и талантливый писатель Борис Савинков или изобретатель реактивного снаряда Николай Кибальчич.
Впрочем, исключения лишь подтверждают правило: подавляющее число рядовых революционеров находилось много ниже уровня лидеров. “Полуобразованные люди, если их много, представляют немалую опасность для любого общества в силу присущей им дезадаптации при остром желании преодолеть психологическую изоляцию и обязательно проявить себя, — пишет о русских террористах профессор Ю. Антонян. — Для них главным было утвердить себя, неважно в чем и как, показать свое неприятие непонятного и враждебного мира, наказать его….”
В любой террористической группе, партии незбежно формируется идеология, в основе которой лежит та или иная сверхценная идея — характерная черта всех психопатов и верный симптом многих психических заболеваний.
Достоевский, много размышлявший над психологией революционеров, писал в “Бесах”: “На вопрос: для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей? — он с горячею торопливостью ответил, что “для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того, чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения — вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, тем временем действовавших, вербовавших и изыскивающих практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться”.
Духовное здоровье человека очень точно определяется его отношением к смерти. У значительной части боевиков проявляется неприкрытое мазохистское пренебрежение к собственной жизни, противоестественная тяга к суициду. Смерть — своя и чужая — становится постоянным спутником террориста, мысль о ее скором и неизбежном приходе доминирует в его сознании.
Современные психиатры признают, что абсолютной нормы психического здоровья не существует. Каждый человек в силу воспитания, привычек, условий жизни имеет те или иные психологические особенности, составляющие его характер, личность. Но у страдающих психопатией особое понимание собственной роли в обществе, истории. Наиболее заметные изменения при этом происходят в эмоциональной сфере: одних отличают бурные вспышки гнева, агрессивное поведение; другие постоянно испытывают чувство собственной неполноценности, тревоги, страха, мнительности.
Вряд ли в обозримом будущем ученым удастся выделить и блокировать “ген терроризма” – а ведь благодаря этому человечество сумело бы исцелиться от страшной заразы, стоившей жизни тысячам людей…