Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 3, 2005
Каждая из этих трех книг по-своему трактует жанр биографии. Выходя за узкие рамки жанра, эти книги, каждая из которых так или иначе связана с Лондоном, становятся не столько биографией, сколько — литературой.
Англичанин Питер Акройд написал несколько эффектных исторических романов, а также «серьезные» биографии Элиота и Блейка. В книге «Лондон: Биография» (пер. с англ. В.Бабкова, Л.Мотылева. — М.: Издательство Ольги Морозовой, 2005) наконец-то сошлись обе страсти писателя. История великого города воплотилась в жанре биографического романа. Улицы и площади Лондона стали персонажами одной драмы. Читая эту книгу, понимаешь, как нужно писать о великих, но по-прежнему живых городах. В рамках путеводителя таким городам тесно, под исторической обложкой — скучно. Таким городам нужна книга, которая свела бы вместе оба жанра.
И вот такая книга появляется. Сначала она поражает количеством исторической информации. Потом — тем, что факты, которые сопоставляет автор, оказываются — как бы это сказать? — животворными. На их стыке рождается третий смысл, интересный куда более исторического.
Поскольку отсылает он непосредственно к современности. Биография Лондона для Акройда остается открытой, актуальной. Каждое событие прошлого продолжает отбрасывать тени на день сегодняшний. Формировать его. Определять и подсказывать — как и положено в биографии с открытым финалом.
Обширнейшая биография Чехова, вышедшая из-под пера профессора Лондонского университета Дональда Рейфилда (Жизнь Антона Чехова. Пер. с англ. Ольги Макаровой. — М.: Издательство «Независимая Газета», 2005). Редкое сочетание академизма с непринужденностью — масса замалчиваемых ранее подробностей плюс прекрасный перевод с английского — позволяют посмотреть на жизнь классика в максимально резком, не радужном свете. Рейфилд не предлагает анализа жизни, но лишь фиксирует ее течение. Его средство — монтаж из писем, дневников и документов плюс нейтральное, хотя и энергичное, повествование. Жизнь классика, изложенная по порядку и практически лишенная авторских оценок, читается как приключенческий роман. Собственно, приключением с трагической развязкой она и является.
Прекрасно сознавая, что срок его жизни отмерен, Чехов «писал жизнь на чистовик». Поэтому каждое принятое им решение взвешено и выверено. «Антон, как всегда, сделал по-своему», — то и дело повторяет Рейфилд: поскольку человек, знающий меру своего таланта и короткий срок его действия, только так и должен делать. В этом смысле жизнь Чехова поражает «нерусскостью», «нездешностью» — недаром Антона Павловича называли немцем, педантом. Жизнь писателя, зафиксированная в биографии Рейфилда, свершается перед нами с первого раза — поскольку времени на вторую попытку у Чехова не имеется.
И, наконец, русская книга Ольги Вайнштейн. «Денди: мода, литература, стиль жизни» (М.: НЛО, 2005). Книга читается как биография и энциклопедия одновременно. Не столько мода и ее отдельные представители, сколько литература, филология, живопись и политика в ее ракурсе. Дендизм возник в начале XIX века в Англии как реакция на избыточную французскую моду. Стратегия первых денди — и прежде всего знаменитого Джорджа Браммелла — это стилистический минимализм против вычурности фасонов. Возрождение дендизма приходится на закат XIX века. Имя Оскара Уайльда значится у его истоков. Дендизм Уайльда пропитан самоиронией и беспечностью. Он открыт и вальяжен. Это не столько дендизм, сколько его пародирование. Отдельные главы посвящены российским денди. От Кантемира через Пушкина и западников к Серебряному веку. Стиляги 60-х, конечно же. Модники семидесятых-восьмидесятых. Финальная глава посвящена поискам современного денди, который не мог не появиться в наше время стадного гламура. На фотографиях можно увидеть образцы денди XXI века: не слишком, правда, впечатляющие. Но это добрый знак, поскольку современный денди — как и его предки — должен быть совершенным именно в своей незаметности.
Глеб Шульпяков