архивные изыскания
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 1, 2003
В советской исторической литературе было принято упрекать русских императоров, великих князей иноземным происхождением, голштейн-готторпскими корнями родословного древа. С точностью до капли подсчитано, сколько в каждом из них германской, датской, английской крови. Тем не менее, немецкое происхождение не помешало дочери принца Ангальт-Цербстского стать великой русской императрицей Екатериной II.
Русской по духу стала и великая княгиня Елена Павловна, урожденная принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария, которая с полным правом могла повторить слова Екатерины II: “Я больше русская была, чем многие цари, по крови вам родные”…
К сожалению, долгие десятилетия имя великой княгини не упоминалось в школьных учебниках истории, об этой замечательной женщине не было написано романов и серьезных научных трудов. Но время — самый строгий экзаменатор хрестоматийных авторитетов — неизбежно ставит все по местам, ниспровергая ложных кумиров и воздавая должное подлинным героям.
Дочь вюртембергского принца Павла-Карла-Фридриха-Августа и его жены принцессы Шарлотты Саксен-Альтенбургской, Фредерика-Шарлотта-Мария, родилась в Штутгарте 28 декабря 1806 года.
Прошло чуть более года, как отец принца — герцог Фридрих, волею “создателя королей” императора Наполеона, примерил новую корону и стал первым королем Вюртемберга. Вюртембергская династия находилась в тесном родстве с русским царствующим домом: вдовствующая императрица Мария Федоровна приходилась родной сестрой новому королю и тетушкой принцу Павлу-Карлу-Фридриху.
Столь близкое родство не помешало 16-тысячному корпусу короля Фридриха I выступить летом 1812 года в составе французской армии в поход на Москву. Но военная удача уже отвернулась от Наполеона, а зима и голод довершили разгром прежде непобедимых полков французского императора. Из вюртембергского отряда вернулось домой всего лишь несколько сотен искалеченных, израненных солдат.
В Вюртембергском королевстве произошла смена монарха. В 1816 году король Фридрих умер, и отцовский престол перешел к его старшему сыну Вильгельму I.
Принц Павел-Карл-Фридрих, слывший человеком умным, но с чрезвычайно беспокойным характером, не мог ужиться со своим братом-королем, и после крупной ссоры он навсегда покидает родину и переселяется в Париж.
Десятилетнюю принцессу отдают в аристократический пансион госпожи Кампан, известный систематическим и разумным воспитанием и высоким профессионализмом преподавателей. Здесь Фредерика-Шарлотта близко подружилась с обучавшимися в пансионе сестрами графинями Вальтер, родственницами знаменитого зоолога Кювье, бывшего в это время директором Jardin des Plantes (Ботанического сада). Кювье был знаком с принцем Вюртембергским, который вместе с дочерью часто посещал особняк ученого. Сам принц Павел-Карл был страстный натуралист, много путешествовал, и с Кювье их связывали общие интересы. Но удивительная вещь: маститый, энциклопедически образованный ученый с удовольствием общается не только с аристократическим натуралистом, но и с юной принцессой. Долгие беседы с великим ученым, его рассказы и указания, прогулки с ним по Jardin des Plantes, размышления о разнообразных явлениях природы стали благотворной школой для умственного и нравственного развития девушки. Покинув через четыре года Париж, она будет еще долго вести с Кювье оживленную переписку.
Принцессе не исполнилось еще шестнадцати лет, когда император Александр I письменно попросил ее руки для своего брата, великого князя Михаила Павловича.
Предложение было принято, и 30 сентября 1823 года принцесса приехала в Россию. О необыкновенном впечатлении, произведенном девушкой на русское высшее общество, дают представление строки из письма сенатора Ю.А. Неледенского-Мелецкого: “Нареченная невеста великого князя Михаила Павловича на прошедшей неделе прибыла в Гатчину. Государыня Мария Федоровна встретила ее за две или три станции. Похвала об ней единогласна. Всех без изъятия она с первого глаза пленила!
Представь себе девицу шестнадцати лет, приехавшую к такому пышному двору, каков наш, и к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всяким молвит по приличности каждого. Значительные имена все у нее были затвержены и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала…
На границе казачья команда при встрече закричала “Ура!”, “Спасибо, ребята”, — сказывают, она отвечала. И при этом случае кому-то у себя в карете сказала: “Я чувствую, что въезжаю в отечество”. Умница редкая! Все в этом согласны. Но, говорят, кроме ума она имеет самый зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости. И в 16 лет! И свет ей так мало знаком, что театр здесь в первый раз в жизни увидела. Воспитывалась в пансионе, потом жила в тишине у бабушки, и вдруг к большому двору, где приводят ее к толпе людей, которые не только чтобы привести ее в замешательство, напротив, приведена ею в удивление и обворожена ее приветливостью! Это нечто чудесное!..
Забыл было, а удержаться не могу, чтобы не написать. Сказавши казакам: “Спасибо, ребята”, полковнику казачьему — “Пожалуйста, прикажите им прокричать, мне это любо!” Рассудите, как казаки дернули, как узнали, что полюбилось!!!”
Похожую характеристику дает и сенатор Михайловский-Данилевский: “Она как феномен обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров; я не видел ни одного человека из представленных ей, который бы не отзывался с восхищением об уме ее, о сведениях ее и любезности. Не знаю, какова будет впоследствии судьба ее в России, но во время приезда ее в наше отечество зависти и злословия, избравшие предпочтительно пребывание свое при дворах, умолкли…
Она с представленными ей особами разговаривала о предметах или приятных для них, или составляющих их занятия; таким образом, с Карамзиным говорила о русской истории, с Шишковым о славянском языке, с генералами о сражениях и походах, в которых они находились или наиболее отличились. Видно было, что она приготовлялась к тому, что всякому из них говорить приличнее, но и самое сие приготовление доказывает ее благоразумие, что она старалась в новом отечестве своем снискать с первого шага повсеместную любовь. Смотря на нее, я воображал, что Екатерина II, вероятно, поступала таким же образом, когда привезена была ко двору Елизаветы Петровны”.
Такое единодушие в оценке нового члена императорской фамилии было, действительно, делом чрезвычайно редким. Очарование юной принцессы оказалось столь велико, что злые языки были вынуждены замолчать. Но кроме девичьей грации и любезности, Фредерика-Шарлотта проявляла вполне взрослую самостоятельность и необыкновенную для девушки ее возраста тонкость в поведении. Еще по пути в Россию будущая великая княгиня начала учиться русскому языку, взяв вместо учебника “Историю государства Российского” Николая Карамзина. Вероятно, у девушки была врожденная склонность к языкам — вскоре она говорила по-русски почти без акцента, удивляя своих собеседников образными сравнениями и эпитетами.
5 декабря 1823 года принцесса была миропомазана и наречена великой княжной Еленой Павловной. На следующий день прошла церемония обручения. Жениху — младшему сыну императора Павла I, великому князю Михаилу Павловичу, шел двадцать пятый год.
Великий князь Михаил Павлович был личностью настолько не-ординарной и колоритной, что появление подобной фигуры трудно вообразить в другое время и в иной стране. В нем самым причудливым образом сочетались совершенно противоположные качества человеческой натуры: при отсутствии глубокого образования он слыл одним из самых остроумных людей Петербурга; вспыльчивость и солдафонство маскировали его доброту и незлобивость. Остроты и каламбуры Михаила Павловича становились модными анекдотами, передаваемыми из уст в уста. За остроумную шутку, находчивый ответ великий князь был готов простить любую провинность. Однажды он задержал на улице офицера, одетого не по форме, и велел ему сесть к себе в сани, чтобы лично доставить виновного на гауптвахту. Офицер, садясь, задел великого князя шпагой. Михаил рассердился: “Дурак, и садиться-то не умеешь!” Офицер быстро нашелся, вспомнив старую русскую пословицу: “Не в свои сани не садись, ваше высочество”. Великий князь пришел в восторг, рассмеялся и отпустил офицера.
Сын своего отца, усвоивший его увлечение внешней стороной военной службы, обожавший порядок и дисциплину, великий князь Михаил Павлович одновременно был рьяный служака самого мелочного, формального типа и человеком с добрым, отзывчивым сердцем. “Суровость его лица и взгляда из-под нахмуренных бровей, — говорится в записках князя Имеретинского, — резкая манера выговаривать и неумеренная строгость взысканий за маловажные проступки — все это было вынуждено, ненормально и свойственно только видимому, а не истинному характеру Михаила Павловича”.
Бракосочетание великого князя Михаила и принцессы Фредерики-Шарлотты состоялось 8 февраля 1824 года. В отличие от свадеб других членов дома Романовых, на этот раз из-за болезни императора Александра I пышных торжеств и церемоний не было. Во время военных маневров царь получил удар по ноге копытом лошади. Рана осложнилась рожистым воспалением, началась горячка, и врачи всерьез опасались за жизнь государя. Постепенно дело пошло на поправку, но ходить Александр еще не мог. По этой причине в смежной с кабинетом императора секретарской комнате была устроена походная церковь, в которой и прошло бракосочетание. Во время церковной службы Александр I сидел в вольтеровском кресле в дверях кабинета за занавесом.
Молодые супруги были довольны, что обстоятельства спасли их от тяжелых и утомительных свадебных церемоний и шествий. С первых дней совместной жизни они, несмотря на разность характеров, темпераментов, образования, почувствовали искреннюю и глубокую любовь друг к другу.
Огромного роста, рыжий, плотный, несколько сутуловатый, с проницательными голубыми глазами, великий князь Михаил Павлович, казалось, совершенно не смотрелся рядом со своей грациозной супругой. Но все окружающие ощущали нежную влюбленность этого грубоватого и сильного человека в Елену Павловну, его неподдельное восхищение ее умом и талантами.
Тонкий ум и тактичность великой княгини Елены Павловны выразились в уважении интересов других людей, способности творить добро с чарующей простотой, уничтожавшей пышную условность светских отношений. “Если призвание женщины в жизни состоит в том, чтобы иногда исцелять, часто помогать и всегда утешать, то Елена Павловна осуществила его вполне и в самых широких размерах, — писал в биографическом очерке о великой княгине известный юрист А.Ф. Кони.— Она сделала все, что только было в ее силах, для исцеления русского народа от язвы узаконенного рабства, — она твердо и настойчиво поддерживала лучших людей своего времени в их лучших стремлениях — и умела утешать их в минуты горечи и скорби”.
Другой известный политический деятель, граф П.Д. Киселев, в 1861 году набросал яркий портрет великой княгини: “Это женщина с обширным умом и превосходным сердцем. На ее дружбу вполне можно положиться, если она раз удостоит ею. Воспитанная под надзором Кювье, друга ее отца, принца Карла Вюртембергского, она сохранила воспоминания о всем, что видела и слышала в своей молодости. Выданная весьма молодой замуж, она не переставала изучать науки и быть в сношениях со знаменитостями, которые приезжали в Петербург или которых она встречала во время своих путешествий за границей или внутри России. Разговор ее с людьми сколько-нибудь замечательными никогда не был пустым или вздорным: она обращалась к ним с вопросами, полными ума и приличия, вопросами, которые просвещали ее и льстили ее собеседнику… Император Николай Павлович говорил мне однажды: “Елена — это ученый нашего семейства; я к ней отсылаю европейских путешественников. В последний раз это был Кюстин, который завел со мной разговор об истории православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает. Притом же я не хотел продолжать разговор с человеком, которого я видел в первый раз и который, конечно, напечатает по-своему отчет об этом разговоре”.
У великой княгини много противников в петербургском обществе. Причина тому — превосходство ее ума и ее обращения, в котором она не допускает излишней фамильярности. Она поддерживает свое достоинство без всякой натянутости, но с глубоким сознанием долга, который возлагает на нее ее положение и который она обязана исполнять.
Великая княгиня издерживает свои доходы широко и щедро. Дом ее устроен во всех подробностях по-царски. Вечера и обеды, которые она дает, не оставляют ничего желать в отношении устройства и даже иногда роскоши. Приглашаемые не всегда принадлежат к высшим слоям общества: в этих приглашениях принимаются во внимание личные достоинства…”
Действительно, наряду с блестящими празднествами, отличавшимися особым вкусом и оригинальностью, великая княгиня умела создать теплую, дружескую атмосферу, где могла общаться с интересовавшими ее людьми. В гостиной великой княгини встречали внимательный и дружелюбный прием Гумбольдт, Струве, князь Одоевский, Федор Тютчев, граф Блудов, Ланской, князь Горчаков, граф Муравьев-Амурский, французский путешественник маркиз Кюстин. Она никогда не замыкалась в узком кружке приближенных придворных, признавая, что “маленький кружок… приносит великий вред: он суживает горизонт и развивает предрассудки, заменяя твердость воли упрямством. Сердцу нужно общение только с друзьями, но ум требует новых начал, противоречия, знакомства с тем, что делается за стенами нашего дома”.
Елена Павловна живо интересовалась новыми открытиями тогдашней науки, часто оказывая помощь своим авторитетом, содействием и материальной поддержкой. Ее занимала деятельность Университета, Академии наук, Вольного экономического общества. Она имела долгие беседы с профессором Арсеньевым, желая ближе познакомиться с историей и статистикой России; вела богословские разговоры с архиепископом Херсонским Иннокентием, который был “удивлен и почти унижен” сознанием того, что великая княгиня поставила его вопросами по истории православия в тупик. Она предложила известным историкам заняться фундаментальными исследованиями о началах представительных учреждений в России и финансировала этот проект.
Великой княгине доставляло истинную радость помогать начинающему дарованию и поддерживать уже развившийся талант. Благодаря материальной помощи Елены Павловны из Италии в Россию было перевезено творение художника Александра Иванова “Явление Христа народу” и изготовлены его фотографические снимки. Антон Рубинштейн всю жизнь с восторгом вспоминал о ее плодотворном покровительстве музыкантам и композиторам. Именно у великой княгини Елены Павловны первой зародилась мысль об учреждении Русского музыкального общества и Консерватории. За осуществление этой идеи Елена Павловна взялась со свойственными ей пылом и настойчивостью, пожертвовав для этого своими личными средствами.
Традиционной для великих княгинь была благотворительная деятельность. После смерти императрицы Марии Федоровны управление многими женскими благотворительными институтами перешло к Елене Павловне. В дальнейшем великая княгиня основала в память своих умерших дочерей Елизаветинскую детскую больницу в Петербурге и детские приюты Елизаветы и Марии в Петербурге и Павловске, перестроила и расширила Максимиллиановскую лечебницу. Главным личным делом великой княгини стало учреждение Крестовоздвиженской общины сестер милосердия. Несмотря на скрытые насмешки и явное противодействие со стороны высшего военного начальства, она сумела убедить императора Николая в полезности нового начинания и создала первую по времени военную общину сестер милосердия.
Последней благородной мечтой Елены Павловны было устройство Клинического института, где врачи могли бы, по окончании курса и с началом практической деятельности, слушать лекции по интересующим их специальным предметам, знакомясь с современным состоянием и успехами медицинских наук. Она выделила на это особую сумму и выхлопотала у государя землю на Преображенском плацу. К сожалению, ей не суждено было дожить до осуществления замысла и увидеть открытие Еленинского Клинического института.
Император Николай проявлял к Елене Павловне особое внимание, называя ее le savant de famille (домашний ученый), нередко советовался с ней в семейных делах и, при всей своей самостоятельности, прислушивался к ее мнению.
И все-таки едва ли имя великой княгини Елены Павловны вошло бы в анналы русской истории, если бы ее таланты ограничивались исключительно глубоким умом, делами благотворительности, блестящим воспитанием, светской любезностью и умением привечать иностранных гостей. Немало было в России женщин умных, очаровательных, находящихся на самых высоких ступенях социально-иерархической лестницы, занимавшихся милосердием. Ныне их прекрасные лица смотрят с портретов, хранящихся в национальных картинных галереях, но, увы, в историю они вошли лишь благодаря искусству живописцев, запечатлевших их на полотнах. Их громкие титулы мало что говорят современному посетителю музеев, и нередко на табличке под рамой значится лапидарная надпись: “Портрет неизвестной”…
Великой княгине Елене Павловне выпала иная судьба. В историю России она вошла как один из видных деятелей крестьянской реформы.
Первые шаги молодого государя Александра II были направлены по старому пути: в обращении к московскому дворянству была сделана попытка убедить помещиков добровольно отказаться “от существующего порядка владения душами”. Когда стало ясно, что дворянство отнюдь не горит желанием последовать призыву государя, великая княгиня Елена Павловна решила лично продемонстрировать, на каких началах можно устроить улучшение быта крестьян. Задумав отпустить на волю крепостных своего обширного имения Карловка в Полтавской губернии (12 селений и деревень с населением около 15 тысяч душ), она разрешила им выкупить часть состоявшей в их пользовании земли, с тем чтобы обеспечить их существование. Совместно с управляющим имением бароном Энгельгардтом она разработала план разделения Карловки на четыре общества, с собственным управлением и судом; крестьянам выделялась одна шестая часть всей помещичьей земли с небольшой годовой платой и с правом выкупа земли.
Занимаясь этими проблемами, великая княгиня нашла единомышленника в лице известного приверженца либерально-демократиче-ских реформ Д. А. Милютина. Поддерживая Елену Павловну своими советами и составляя ей записки для поднесения государю, Милютин выработал план действий для освобождения крестьян в Полтавской и смежных с ней губерниях, который в марте 1856 года получил предварительное одобрение монарха. Согласно этому плану, великая княгиня обратилась к крупным помещикам Полтавской губернии с призывом содействовать ее усилиям в выработке общих положений по освобождению крестьян в Полтавской, Харьковской, Черниговской и Курской губерниях.
Подготовленный документ Елена Павловна передала великому князю Константину Николаевичу. С этого времени дело освобождения крестьян, практическая возможность и осуществимость которого доказана была великой княгиней в ее Карловке, уже всецело направляется Милютиным и великим князем. Против обоих образуется сильная партия. Великая княгиня старалась как можно лучше представить Милютина государю, дабы он мог оценить его выдающийся ум, увлеченность своим делом. У себя на вечере она представляет Милютина императрице Марии Александровне и дает ему возможность подробно рассказать о проекте освобождения крестьян. В феврале 1860 года в Михайловском дворце произошла встреча императора Александра II с Милютиным, во время которой были детально обсуждены многие вопросы предстоящей реформы. В минуты сомнения Елена Павловна старалась поддерживать в Милютине бодрость и веру в успех, говоря ему словами Писания: “Сеющие в слезах пожнут с радостью”.
В шестую годовщину со дня смерти отца Александр II долго молился на его могиле в Петропавловской крепости, а на следующее утро, 19 февраля 1861 года, в своем кабинете в Зимнем дворце подписал исторический манифест “О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей и об устройстве их быта”.
По словам современника, император испытывал в тот день великую радость. “Сегодня — лучший день в моей жизни!” — говорил Александр II. Он был необыкновенно оживлен, плакал и смеялся, целовал детей, обнимал родных.
В 44 губерниях Европейской России стали лично свободными 22 563 тысячи крепостных и 543 тысячи приписанных к частным заводам и фабрикам.
К началу 1881 года на жизнь Александра II было совершено уже пять покушений. Еще в конце августа 1879 года Исполнительный комитет “Народной воли” — одной из наиболее радикальных террористических организаций, существовавших тогда в России, вынес смертный приговор Александру II. 1 марта 1881 года в результате очередного террористического акта император был убит.
Убийство Александра II — царя, освободившего крестьян от крепостного права, великого реформатора на российском престоле, стало первым звеном тяжелой, длинной цепи, приковавшей русский народ к безумным революциям, братоубийственным гражданским войнам, преступлениям коммунистической власти.
Последние годы своей жизни великая княгиня провела в Михайловском дворце. Она до последних дней сохраняла бодрость духа, вела деятельную переписку.
Графиня Блудова так характеризует в своих записках Елену Павловну: “Еще 45 лет назад я в первый раз увидела ее и эту стремительность походки ее, которая поражала как особенность внешняя, привлекательная, как живое радушие. Эта стремительность была лишь верным выражением стремительности характера и ума ее, стремительности, которой она увлекала все мало-мальски живые умы, которая ее самое иногда увлекала, и приводила за собой немало разочарований, но сама по себе была очаровательна. Ни лета, ни болезнь, ни горе не изменили этой особенности”.
Свой последний день рождения она встречала в кругу близких. Елена Павловна была оживлена, строила планы на будущее. Однако спустя несколько дней состояние здоровья великой княгини резко ухудшилось. 9 января 1873 года она скончалась. Бывший министр внутренних дел П.А. Валуев записал в этот день в своем дневнике: “Сегодня скончалась почти внезапно и неожиданно после трехдневной болезни великая княгиня Елена Павловна. Последняя представительница предшедшего царственного поколения угасла. Вместе с нею и в ее лице угас блистательный умственный светильник. Вторая половина жизни покойной великой княгини была ознаменована разнообразными видами деятельности и многочисленными оттенками разных влияний. В ее дворце происходил роковой разговор императора Николая с английским посланником (Гамильтоном-Самуром), который оказался предисловием к Восточной войне. В том же дворце пребывала несколько лет сряду Адулламская пещера известных деятелей Редакционной комиссии по крестьянскому делу Н. Милютина, князя Черкасского, Ю.Самарина… В нем иногда сосредотачивались, иногда встречались представители всех главных стихий петербургского мира — от членов императорского дома до приезжих литераторов и артистов. Великая княгиня осуществляла на деле латинское изречение: nil humani a me alienum. Ни одна из областей человеческих знаний и искусств ей не были чуждою. Она покровительствовала многому и создала многое. Но я несколько раз призадумывался над вопросом: насколько было в ее разнообразной, кипучей и блистательной деятельности долей ума и сердца, искренности и преднамеренности? Теплом от нее не веяло. Она сама несколько раз мне говорила, как первые годы ее жизни у нас на нее подействовали и должны были подействовать сжиманием и обледенением. Быть может, ее влияние было бы еще значительнее и знаменательнее, если бы она не подвергалась гнету этих первых лет. Во всяком случае, не многие могли бы вынести из-под него тот гибкий ум и те проблески чувства, которые ей до конца были свойственны”.