УРОКИ
С. ЖИТОМИРСКАЯ
Сара Владимировна Житомирская — историк, архивист, долгие годы была
заместителем главного редактора документальной серии “Полярная Звезда”,
где публикуется письменное наследие декабристов. На протяжении четверти
века С.В.Житомирская заведовала отделом рукописей Российской государственной
библиотеки (бывшей “Ленинки”)
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ДЕКАБРИСТЕ
НИКОЛАЕ ТУРГЕНЕВЕ И ЕГО КНИГЕ
“РОССИЯ И РУССКИЕ”
В июле 1832 года Александр Иванович Тургенев писал из Мюнхена брату
Николаю, жившему во Франции: “Вот и еще несколько бессмертных строк
о тебе. Александр Пушкин не мог издать одной части своего “Онегина”,
где он описывает путешествие его по России, возмущение 1825 года и упоминает,
между прочим, и о тебе:
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян”.
Пушкин был проницателен и точен. Именно надеждой с помощью тайных обществ
достичь уничтожения самого ненавистного для него уродства самодержавной
России, крепостного права, главным образом диктовалось участие Николая
Тургенева в движении декабристов.
Судьба его, одного из руководителей и идеологов “Союза благоденствия”,
сложилась совершенно исключительным для декабриста образом: находившийся
с 1824 года в отпуске за границей и отказавшийся вернуться в Россию,
чтобы предстать перед судом по делу о восстании 14 декабря 1825 года,
он был заочно приговорен к смертной казни (потом, по волеизъявлению
Николая I, замененной пожизненной каторгой) и, как он писал впоследствии,
“открыл собою список русских изгнанников, людей, изгнанных, как говорится,
по политическим мотивам”.
Всю остальную жизнь Н.И.Тургенев прожил во Франции. Здесь в 1847 году,
через два десятилетия после восстания декабристов, вышел в свет на французском
языке его трехтомный труд “Россия и русские”, одно из самых примечательных
явлений в декабристском письменном наследии.
Каждый из трех томов этой работы был посвящен своей теме. Первый том,
озаглавленный “Записки изгнанника”, представлял собой мемуары автора,
охватывающие его жизнь с 1808 года до конца 1820-х годов, и включал
в себя особую часть — “Оправдательную записку” с опровержением обвинений,
предъявленных ему в процессе по делу декабристов, и с резким критическим
анализом правительственной версии происшедшего — “Донесения следственной
комиссии”.
О втором томе своего труда Тургенев так рассказал в предисловии к нему:
“По мере того, как продвигалась эта работа <…> я все сильнее
ощущал потребность обрисовать политический строй, сделавший возможным
подобный процесс <…> Я кончил тем, что набросал картину политического
и социального строя России”.
Наконец, в третьем томе предлагалась программа необходимых, по мнению
декабриста, преобразований в России — программа реформист-ская, казавшаяся
автору единственно возможной в тех реальных русских условиях, в незыблемости
которых он не сомневался.
Судьба труда Тургенева оказалась столь же уникальной, как и его собственная
судьба.
Казалось бы, он должен был стать сенсационным общественным событием:
ведь вплоть до начала публикаций Вольной русской печати Герцена и Огарева
в конце 1850-х годов книга Тургенева являлась единственным гласным протестом,
исходившим от первых русских революционеров. В напряженной общественной
атмосфере конца 1840-х годов голос человека, некогда изгнанного из России
за свои либеральные взгляды, взявшего на себя смелость публично опровергнуть
официальную ложь и вместе с тем представить миру удручающую картину
русского государственного и социального устройства, должен был бы привлечь
всеобщее внимание и на Западе, и в России.
Однако ничего подобного не произошло. Голос Тургенева не был оценен
должным образом в Европе, находившейся на пороге крупнейших революционных
потрясений, а в России вообще не услышан. Понятно, что русские власти
преградили ввоз книги в страну. Несмотря на это, ее все-таки читали
в России, но — поразительно! — в отрицательном отношении к ней сошлись
такие слои общества, которые никогда не могли быть единодушными: и николаевские
бюрократы, и борцы с ними. Передовая Россия либо осудила “Россию и русских”
(декабристы, прочитавшие ее в Сибири, — за недооценку их движения и
за стремление Тургенева доказать свою непричастность к деятельности
их радикального крыла, что они сочли отступничеством), либо, в лучшем
случае, не отрицая значения этой книги, сочла ее безнадежно устаревшей
(Герцен).
Долгое время труд Тургенева оставался практически неизвестным в России.
Русская граница была для него закрыта вплоть до 1917 года. Несколько
попыток в последнее предреволюционное десятилетие издать русский перевод
книги окончились неудачей: были напечатаны лишь более или менее обширные
извлечения из нее.
Не лучшей оказалась судьба “России и русских” и в советское время: если
в царской России в ней видели опасную революционную критику основ строя,
то в советской — клеймили Тургенева за либерализм, за предпочтение реформ
вооруженным переворотам. И за все советские семьдесят лет, когда была
издана и не раз переиздана вся масса материалов по истории движения
декабристов, исключение было сделано только для книги Тургенева — ее
не издали ни разу.
Во всей необъятной историографии русского освободительного движения
нельзя найти примера другого сочинения, которому бы на протяжении полутора
веков столь неуклонно преграждали путь к русскому читателю.
Только теперь труд Н.И.Тургенева готовится к выходу в свет в полном
виде на русском языке. Плод своей эпохи, он тем не менее оказывается
и сегодня во многих своих частях удивительно актуальным, освещая с точки
зрения старого русского либерала некоторые проблемы, до сих пор волнующие
русское общество.
С фрагментами его размышлений мы знакомим сегодня читателей “Новой Юности”.