АНАМНЕЗ
ДИАГНОЗ ДЛЯ ИМПЕРАТОРА
Александр КРЫЛОВ
Хрестоматийный облик Павла I не богат привлекательными чертами: школьные учебники без устали уличали девятого российского императора в безумии, ограниченности и жестокости.
Но банальные истины имеют свойство оправдываться с точностью до наоборот. Архивные документы эпохи короткого царствования Павла I, воспоминания немногих бесстрастных современников заставляют задуматься: а не является ли знакомый исторический портрет злой карикатурой?
Довольно сложно реконструировать психологический портрет человека, жившего два столетия назад. Тем сложнее это сделать по отношению к Павлу I, о котором большинство современников отзывалось крайне негативно. Сам же венценосец с царственной простотой вообще не позаботился оставить для потомства хоть какое-то алиби.
Французский дипломат Дюран делился своими впечатлениями о молодом Павле: “Воспитание цесаревича пренебрежно совершенно и это исправить невозможно, если только природа не сделает какого- нибудь чуда. Здоровье и нравственность великого князя испорчены вконец”.
Что ж, в словах дипломата содержится доля истины. Вскоре после рождения 20 сентября 1754 года Павел был отобран императрицей Елизаветой Петровной у родителей и стал воспитываться под ее непосредственным наблюдением. Дщерь Петра, как именовали Елизавету современники, была женщина добрая, своего новорожденного внучатого племянника обожала, но педагогическими талантами явно не обладала. Мать ребенка, великая княгиня Екатерина, поначалу пыталась спорить, но ее доводы были бессильны. Екатерина вспоминала: “Его поместили в чрезвычайно жаркой комнате, в фланелевых пеленках, в колыбели, обитой мехом черных лисиц; покрывали его стеганным на вате атласным одеялом, сверх которого постилали другое одеяло из розового бархата. Впоследствии я сама много раз видала его таким образом уложенного; пот выступал у него на лице и по всему телу, вследствие чего, когда он несколько подрос, то малейшее дуновение воздуха причиняло ему простуду и делало больным. Кроме того, он окружен был множеством старушек, лишенных всякого смысла, которые своим неуместным усердием причиняли ему несравненно более физического и нравственного зла, нежели добра”.
Увы, к превеликому негодованию почитателей Екатерины Великой, приходится признать совершенно очевидным исторический факт, имевший немалые последствия для России: императрица была напрочь лишена качества, именуемого в мелодрамах “материнским чувством”. Она недолго переживала разлуку с сыном, полностью отдавшись политическим и любовным утехам. За первые полгода мать видела сына всего три раза, в дальнейшем свидания с сыном в лучшем случае происходили раз в неделю.
Лишенный материнского внимания, отданный под опеку неграмотным бабкам, Павел в детстве немало болел: его мучили постоянные расстройства желудка. Одним из способов наказания великого князя было насильное кормление молочными продуктами; затем воспитательницы впали в иную крайность — мальчика заставляли съедать огромные порции мясной пищи, вызывавшие приступы неукротимой рвоты.
В августе 1762 года был созван медицинский консилиум во главе с доктором Крузе, который пришел к выводу, что Павел с раннего детства страдал избыточной кислотностью, обусловившей, говоря современным языком, явления дисбактериоза кишечника, вызывающие диспепсию.
Тем не менее, лейб-медик Павел Кондоиди докладывал императрице, что здоровье Павла “саможелательно и во всем благополучно”.
1 ноября 1768 года Павлу, одному из первых в России, была сделана прививка против оспы. Английский врач Димсдаль так описал внешность 14-летнего великого князя: “Росту среднего, имеет пре-красные черты лица и очень хорошо сложен. Его телосложение нежное, что происходит, как я полагаю, от сильной любви к нему и излишних о нем попечений… Несмотря на то, он очень ловок, силен и крепок, приветлив, весел и очень рассудителен, что не трудно заметить из его разговоров, в которых очень много остроумия”.
Итак, записка сделанная пером французского посла, мягко говоря, не вполне соответствует детскому портрету великого князя Павла Петровича. Может быть, целомудренного француза смутила распущенность и порочная нравственность юного Павла? Не будем спорить, находясь в обстановке гривуазной куртуазности екатерининского двора, сохранить невинность было делом непростым. Великому князю не исполнилось и десяти лет, когда Григорий Орлов увлек его для наглядного урока в спальню к фрейлинам. Урок пошел впрок: еще до первого брака Павел имел несколько любовниц, от одной из которых, Софьи Ушаковой, родился сын, получивший имя Семена Великого.
В 1773 году Павел женится на Дармштадтской принцессе Вильгельмине. К этому моменту основные черты характера великого князя вполне определились, и те странности, что столь поражали современников в дальнейшем, уже были видны невооруженным глазом у девятнадцатилетнего юноши. По мнению воспитателя цесаревича Эпинуса: “Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке, — порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец уму и рассудку”. Не будет большой смелостью предположить, что началом этой ниточки стала трагедия в Ропше, где был удавлен император Петр III.
Сын убитого с ведома матери отца, Павел с его вспыльчивостью, постоянным страхом быть отравленным, недоверием к окружающим, бесконечными комплексами мог бы послужить неплохой иллюстрацией к теориям Фрейда. Недаром великого князя называли в Европе “русским Гамлетом”. Историк Николай Шильдер, досконально изучивший биографию Павла, писал, что “…в уме маленького Павла прочно засело предубеждение против матери. Оно выразилось в непреодолимом чувстве подозрительного страха, сознательного недоброжелательства к лицу, вдобавок якобы похитившему что-то, бесспорно ему одному принадлежавшее по праву рождения… Между матерью, также не любившей сына Петра от рождения, и сыном лежала глубокая пропасть”.
Вскоре Павла постигла новая трагедия: в родах умирает жена, а из оставшихся после нее писем он узнает о неверности покойной супруги. Конечно, подобные переживания и стрессы не способствовали душевному покою Павла Петровича.
Раздражительность и мнительность великого князя с годами только увеличивались; не помогло и испытанное средство — женитьба на хорошенькой принцессе Вюртембергской, ставшей после брака великой княгиней Марией Федоровной.
Екатерина, не будучи примерной матерью, оказалась на редкость любящей бабкой. По примеру Елизаветы, она постаралась изолировать от родителей их старших сыновей — Александра и Константина, взяв их воспитание под строгий контроль.
Императрица отправляет молодых родителей в длительное заграничное путешествие. Европа удивлена умом, образованностью, галантностью графа Северного — под этим именем Павел путешествовал. Павел обнаружил серьезные познания в архитектуре, искусстве, истории. Не раз он становился центром внимания самого изыскан- ного общества, очарованного его манерами и умом. Но однажды в Брюсселе великий князь рассказал об удивительном случае, якобы происшедшим с ним в Петербурге. Приведем рассказ с некоторыми сокращениями:
“Однажды вечером или, вернее, ночью я в сопровождении Куракина и двух слуг шел по улицам Петербурга. Я шел впереди, предшествуемый, однако, слугою; за мною, в нескольких шагах, следовал Куракин. При повороте в одну из улиц я заметил в углублении одних дверей высокого и худощавого человека, завернутого в плащ и в военной, надвинутой на глаза, шляпе. Он, казалось, поджидал кого-то, и, как только мы миновали его, он подошел ко мне с левой стороны, не говоря ни слова. Я был сначала изумлен этой встречей; затем мне показалось, что я ощущаю охлаждение в левом боку, к которому прикасался незнакомец.
Я протянул руку. Действительно, я почувствовал камень. Но все-таки человек был тут и продолжал идти со мною в ногу, причем шаги его издавали по-прежнему звук, подобный удару молота. Взгляд его, обращенный ко мне, очаровал меня; я не мог избегнуть действия его лучей.
Я дрожал не от страха, а от холода. Какое-то странное чувство постепенно охватывало меня и проникало в сердце. Кровь застыла в жилах. Вдруг глухой и грустный голос назвал меня моим именем:
— Павел, бедный Павел, бедный князь! Прощай, ты меня снова увидишь здесь и еще в другом месте.
Затем шляпа сама собою поднялась, как будто бы он прикоснулся к ней; тогда мне удалось свободно рассмотреть его лицо. Я невольно отодвинулся, увидев орлиный взор, смуглый лоб и строгую улыбку моего прадеда Петра Великого. Ранее, чем я пришел в себя от удивления и страха, он уже исчез. На этом самом месте императрица сооружает знаменитый памятник, который изображает царя Петра на коне.
Потребовалось несколько часов времени, чтобы отогреть меня в теплой постели, прикрытого одеялами”.
Один из слушателей, князь де Линь, поинтересовался, знает ли рассказчик, что означает эта история.
— Она означает, что я умру в молодых годах, — грустно улыбнулся Павел.
Француз придерживался иного мнения: “Она несомненно доказывает две вещи: во-первых, что не следует гулять ночью, когда хочется спать, и, во-вторых, не следует прикасаться к холодным стенам”.
История, рассказанная наследником в тесном кругу, немедленно стала всеобщим достоянием, и железным аргументом сторонни- ков идеи о сумасшествии Павла. Даже Н.Шильдер считал ее “пре- восходной характеристикой ненормальной, нервной натуры Павла Петровича”.
Известный русский профессор-психиатр начала века П.Ковалев-ский писал, что брюссельская застольная беседа “свидетельствует не только о сильно развитой у Павла фантазии, но и временном галлюцинаторном бреде”.
Однако современные медики относятся к этому диагнозу значительно осторожнее. По мнению доктора медицинских наук Ю.Молина, даже если действительно имели место зрительные и слуховые галлюцинации, ставшие основой истории, это отнюдь еще не доказывает наличие у Павла психического заболевания. Скорее всего, речь идет о психопатии, проявившейся в период декомпенсации эпизодом колебаний настроения, вспышкой мнительности.
Действительно, остается впечатление, что романтическая история, рассказанная Павлом, словно вышла из-под пера Шиллера или Проспера Мериме; она, скорее, свидетельствует о талантах великого князя как рассказчика, нежели заставляет усомниться в ясности его мышления. В противном случае, любого писателя-фантаста можно с полным основанием отправить в психиатрическую лечебницу.
Шли годы, но престол все еще оставался недосягаемой мечтой для великого князя. Честолюбивый, жаждущий власти, он был вынужден муштровать своих потешных в Гатчинском дворце. Екатерина относилась к сыну с холодностью, смешанной с издевкой. Павел старел, его беспокоила печень, цвет лица стал болезненно-желтоват, он рано облысел, лицо покрылось морщинами. Хотя физически он был на редкость крепок: совершал ежедневные конные прогулки, принимал вахт-парады, любил гулять пешком. Свидетельствует о физическом здоровье Павла и многочисленное потомство, оставленное им: четыре сына и шесть дочерей, отличавшиеся редкой красотой и физическим здоровьем. Павел имел и внебрачные связи, а продолжительные романы с Екатериной Нелидовой и Анной Лопухиной, отличавшиеся особым романтизмом и возвышенностью отношений, оказались заметными вехами в его жизни.
Французский посол Сегюр писал о великом князе: “Во всем его облике, в особенности тогда, когда он говорил о своем настоящем и будущем положении, можно было рассмотреть беспокойство, подвижность, недоверчивость, крайнюю впечатлительность, одним словом, те странности, которые явились впоследствии причинами его ошибок, его несправедливостей и его несчастий”.
Умная, дальновидная Екатерина II решает отрешить сына от права наследования престола и передать его своему старшему внуку вели-кому князю Александру Павловичу. Изобретая причины для такого серьезного политического акта, Екатерина не раз говорила приближенным о тяжелом характере сына, его дурных качествах, но ни разу не обмолвилась о безумии Павла, хотя малейший довод в пользу сумасшествия давал возможность объявить о недееспособности наследника и его отрешении от престолонаследования. Но планам императрицы не суждено было сбыться.
6 ноября 1796 года в 21 час 45 минут скоропостижно скончалась Екатерина Великая. Смерть любого государя в истории России традиционно является эпохальным событием, неизменно вызывающим поразительные политические подвижки. Начиная с московских царей и кончая генсеками времен не столь отдаленных, старуха с косой была наиболее радикальным фактором, не раз и не два с легкостью менявшим политику государства, добиваясь того, чего не смогли достигнуть политики, революции, реформы.
Смерть еще не успела наложить свою печать на лицо усопшей, как в дежурную комнату вышел граф Самойлов, тщетно пытавшийся изобразить подобающую случаю скорбь. Оглядев присутствующих, он произнес:
— Милостивые государи! Императрица Екатерина скончалась. Государь Павел Петрович изволили взойти на всероссийский престол.
Нельзя не отдать должное скептичному графу Ростопчину, наблюдавшему, как придворные бросились поздравлять свежеиспечен- ного монарха: “Таким образом кончился последний день жизни императрицы Екатерины. Сколь ни велики были ее дела, а смерть ее сла- бо действовала на чувства людей… Все, любя перемену, думали найти в ней выгоды, и всякий, закрыв глаза и зажав уши, пускался без души разыгрывать снова безумную лотерею безумного счастья”. Началось короткое, драматическое царствование императора Пав- ла I — видно не с руки Гамлетам становиться королями Лирами…
Но если чудачества великого князя Павла Петровича воспринимались современниками лишь с осуждающей улыбкой, то император Павел I — фигура совершенно иного масштаба, и шутить с ним не рекомендовалось.
Свою государственную деятельность Павел начинает с того, что извлекает из могилы останки отца, коронует их и хоронит вместе с Екатериной в Петропавловке.
Самовластье, ставшее главным отличием царствования Павла I, отразилось главным образом на придворных, офицерстве и вельмо-жах екатерининской эпохи. Об этом, как правило, забывают писатели, создавшие расхожий образ безумного царя, угробившего русскую армию на вахт-парадах и смотрах. Еще в конце прошлого века извест- ный военный историк С.Панчулидзев писал: “Многое из заведенного Павлом I сохранилось с пользой для армии до наших дней, и если беспристрастно отнестись к его военным реформам, то необходимо будет признать, что наша армия обязана ему весьма многим”.
Вряд ли стоит ставить в вину Павлу I германскую модель, взятую им за образец: прусская армия того времени была одной из самых боеспособных в Европе, а воинственные французы, чуть подпорченные революцией, еще не прошли выучку генерала Бонапарта.