Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2017
12
Нармин Гасановой
Это нельзя объяснить раз и навсегда, утвердить путем повторения.
Сначала ты жила «вслух», потом это загнали внутрь.
Помнишь потерянный рай времен ранних гностиков,
когда мягкий «Свет упал во Тьму», чтобы состояться как свет? Нет?
Теперь что-то новое с каждой итерацией.
Структура дефектов сильно изменилась.
Для вируса выгодно, чтобы копий
распространялось как можно больше без центрального очага.
Теперь подмена, Нармин. Как способ придания смысла своему «я».
Но ты отклонилась… Существо, пораженное чтением
(отправленные ему книги были отравлены),
дарит тебе скромную фразу:
«Yalnız Zər atan Əllər üçün təsadüf yox, zərurət var».
Следы незримого в материи? Ты извлекаешь тайну из канона.
Вспышка Canon: Гянджа, середина XII века, Мехсети накануне
отбытия в Герат перерезает струны на музыкальном инструменте
с трапециевидным корпусом. Кто поведает историю больного,
в котором плескались темные и немые глубины,
больного, ставшего лекарем?
Ключа не найдено. С помощью письма
от себя не отделаться, не отделиться.
Даже секс стал средством коммуникации. Еще одна вспышка:
597-й год, пятый год правления императрицы Суйко,
ныряльщик с Исе по имени Тацумаро достает из моря
статую бодхисатвы Каннон, единой в 33 обликах-бликах.
Мир либо упражнение, либо испражнение. Слух настроен на
многочасовой трип о жизни и смерти, пафос которого
в намеренном отсутствии всякого пафоса. Упряжь праджни —
терпение, смирение, пение. И твой взгляд,
очищенный от ожидания события. Желаю ему
никогда не сужаться в ужасе перед черными псами.
Твоя тень не выходит за границы тела.
Ты отклонилась. И потому тебя слышат. Потому тебя видят.
17
Можно заблуждаться множеством способов.
Но без шага в абсолютный мрак,
абсолютно неизвестное поэзия не сможет существовать дальше.
Она должна стать инструментом, возникающим в процессе игры на нем,
встречей с неожиданными и невыразимыми ассоциациями, которые
временами создают нас,
фундаментальной неуверенностью в том, с кем мы говорим или кого слушаем.
У нас есть метафоры для явлений в одной реальности
(например, меланхолические остатки воспоминаний, образы из сна цивилизации),
однако они не всегда четко переносятся в другую.
Это соответствует избранному нами словарю.
В данном случае неполнота словаря
позволяет проследить одно глубокое противоречие:
слияние объекта и субъекта требует преодоления
каждой из соприкоснувшихся частей.
«Я заперт в своей же строке» + «Я достигаю тебя, лишь удаляясь» = Я заперт в тебя,
лишь удаляясь.
Вот Единица, не подлежащая сомнению,
понимание «понимания» как приближения, жжения
языка — животного, отпущенного на свободу и пожирающего все вокруг.
Потому будь лабиринтом, оставляя возможности
открытыми во всех направлениях.
18
Любое знание помимо Любви
со временем скатывается с пика высокогорий
на разгороженную равнину категорий
и выгорает в чистое зияние.
Система сама создает себе врагов.
Мне не важно, если я проиграю мир.
Вопрос вот в чем: как сломать в голове
навязанную извне
картину восприятия реальности
и доставать рисунки из воздуха?
Наверное, надо работать с непредсказуемостью
и вкладывать в неоднозначность
нечто большее, чем просто размытость.
Любовь отверзает отверстия в знаках.
Сквозь них продеваешь
лень ума в умаление, чтобы все навсегда стало понятно,
сквозь них продлеваешь зрение и слух.
И пусть дух веет, где хочет.
20
Чем сложнее становится система, тем выше вероятность поломки,
но порядок, основанный на невинности, почти недостижим.
Когда не плывешь по течению, а входишь в поток
(два этих состояния напоминают различие между снегом и дождем,
хотя и сам снег бывает очень разный), осознанный как движение
от существующего к возникающему, когда шагаешь дальше
за чтение, за матрицу алфавита — в vita и вдыхаешь цветок,
встреченный впервые не в саду, а в книге, дихотомия искусство/жизнь
теряет значение. Нечего объяснять. Нечему поучать. Нечего улучшать.
Избежавшему искушения преждевременной кристаллизации,
оставшемуся бесконечно изменчивым, ничего не стóит
промелькнуть и исчезнуть как камень, пущенный сильной рукой
по водной глади. Знающие утверждают, что бесчисленны способы описаний.
Столь же бесчисленны способы их толкований. При желании можно
переписать описание, а затем переписать переписанное.
И без этого ясно: слово тонко как волос. Но известно также и то,
что из тонких женских волос сплетают мосты.
Так и слово служит порой переправой на тот берег.
После чего мост следует сжечь, чтобы рядом,
сдержав свое обещание, появилась ты.