(Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», 3—4 июня 2016 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2017
3—4 июня 2016 года в Департаменте медиа НИУ ВШЭ при поддержке Фонда им. Фридриха Эберта в России и Комитета гражданских инициатив прошла конференция «Прошлое — чужая страна? Публичная история в России». Организаторами конференции выступила Лаборатория публичной истории в лице Андрея Завадского, Егора Исаева, Артема Кравченко, Варвары Склез и Екатерины Сувериной — выпускников магистерской программы публичной истории (public history) Московской высшей школы социальных и экономических наук (МВШСЭН, или Шанинки). Название конференции риторически отсылает к книге американского историка Дэвида Лоуэнталя «The Past is a Foreign Country» («Прошлое — чужая страна»), основная идея которой состоит в том, что, хотя прошлое окружает человека повсюду, оно пребывает реальным лишь до тех пор, пока связано с настоящим живыми нитями — именно в этом случае человек неизбежно испытывает на себе давление прошлого. В течение двух дней участники конференции обсуждали, как прошлое в России связано с настоящим (и связано ли?), а также насколько оно «родное» или «чужое».
Публичная история как дисциплина возникла на рубеже 1960—1970-х годов в США; в центре ее внимания индивидуальные и коллективные представления о прошлом, прежде всего, в том виде, в каком они отражаются в образовании и медиа, а также та роль, которую в этом играют профессиональные историки. Несмотря на то что в Соединенные Штатах и Европе существует большое количество учебных программ по публичной истории, споры о том, можно ли считать ее полноценной дисциплиной, продолжаются до сих пор. Так, профессор Манчестерского университета Джером де Гру, один из наиболее заметных исследователей, работающих на этом поле, считает, что публичная история занимает промежуточное положение между различными дисциплинами. В одном из интервью де Гру говорит, что «публичная история — это то, что происходит за пределами университета»[1]. В России публичная история появилась всего несколько лет назад. Впервые обучать ремеслу публичного историка стали на магистерской программе «Public History. Историческое знание в современном обществе» в МВШСЭН, а сегодня существуют уже три программы, так или иначе занимающиеся этой проблематикой, — в Шанинке, питерском филиале НИУ ВШЭ и Пермском национальном исследовательском университете[2].
Обозреваемая конференция состояла из шести секций и началась с пленарного заседания «История в публичном пространстве», на котором выступила Вера Дубина (Фонд им. Фридриха Эберта / МВШСЭН) с докладом, посвященным появлению магистерской программы в Шанинке, тому, как публичная история развивается в Европе и США, а также месту публичной истории в современной российской академии. По словам Дубиной, эта дисциплина не замыкается внутри узкого профессионального сообщества: публичные историки сегодня делают фильмы, создают проекты, связанные с компьютерными играми или туризмом. До массового распространения университетов ученые могли изолированно заниматься исследованиями, однако теперь появляется необходимость взаимодействия общества и историка. Эти интеракции она сравнила с высокой модой — мало кто носит одежду, которую показывают на подиуме, однако именно она влияет на развитие моды в целом.
Продолжил тему места публичной истории в России Илья Кукулин (НИУ ВШЭ), выступивший с докладом «Нам навязывают чувство вины: публичная история, социальные взаимодействия и перспективы разделенной ответственности в современной России». В докладе проблематизировалась тема коллективной вины и ее место в современных дискуссиях. Опираясь на «гонительскую парадигму» французского философа Рене Жирара, работы Алейды Ассман и Петра Резвых о коллективной памяти, а также многочисленные варианты осмысления событий XX века, существующие в общественном пространстве, Кукулин сформулировал свое видение того, какими вещами должен заниматься публичный историк. По его мнению, в дискуссиях о травматическом прошлом продуктивно говорить не столько о коллективной вине, сколько о разделенной ответственности в коммуникативном пространстве. Задача публичного историка состоит в работе с широкими слоями населения, в объяснении исторических событий и их последствий.
Следующая секция, «Приобщение к истории: образовательные практики в школе и за ее пределами», была посвящена репрезентации истории школьниками и проблемам проектирования истории как школьного предмета. Секция началась с выступления Оксаны Карпенко (Центр независимых социальных исследований, Санкт-Петербург), посвященного школьным учебникам истории в последние годы существования СССР и современному, постсоветскому учебнику. Основное внимание было уделено нарративу, посредством которого во всех этих учебниках рассказывалась история России. Продолжила тему работы с прошлым в школах Ирина Щербакова (Международный Мемориал, Москва) в докладе о ежегодном конкурсе «Человек в истории. Россия — ХХ век», который проводится для российских старшеклассников. Цель конкурса проста — побудить старшеклассников, увлекающихся историей, провести собственное исследование о жизни одного из членов своей семьи. Доклад был посвящен тому, как меняются с годами темы школьников и дискурс этих сочинений в целом, а также описанию дальнейших — совершенно разных — судеб победителей этого конкурса. Тему работы со школьниками продолжила Наталья Самовер (Сахаровский центр) в докладе о передвижной выставке, посвященной Андрею Сахарову, которую Сахаровский центр экспонировал в школах разных городов России, и о том, как школьники реагировали на биографию правозащитника. Во время работы выставки для школьников проводилась 45-минутная экскурсия, по результатам которой школьникам предлагалось оценить отношение Сахарова к проблемам прав человека в России. Следующим выступил издатель Илья Бернштейн, который рассказал об опыте вовлечения людей в публичную историю через комментированные детские книги о войне, Холокосте и других событиях ХХ века. Завершая тему публичной истории в школе, с репликами выступили учитель истории московской гимназии № 1514 Леонид Кацва — о том, что сегодня представляют собой российские учебники истории, а также Никита Ломакин (Международный Мемориал, Москва) — о выставке «Разные войны», где были представлены варианты описания событий Второй мировой войны в учебниках России, Чехии, Литвы, Германии, Польши и Италии.
Следующая секция носила название «Историческая политика и локальные практики памяти» и была посвящена соотношению локальных и региональных практик памяти с общероссийской исторической политикой. Секция началась с доклада Михаила Рожанского (Центр независимых социальных исследований и образования, Иркутск), посвященного локальной политике памяти в современной Сибири на примере памятников в Нижневартовске, Усть-Илимске, Иркутске, Томске и Тобольске. В городах Сибири существует два основных исторических мифа: жители более старых городов, которым по триста-четыреста лет, привязывают свою историю к ссыльным декабристам, а жители более молодых — к Ленинграду. Последнее связано с тем, что такие города строили преимущественно архитекторы из проектного института в Ленинграде, хотя это никак не связано с работой самого Ленинградского проектного института. Тем не менее миф о том, что город строили архитекторы из культурной столицы, до сих пор оказывает влияние на горожан. О мифах прошлого продолжил рассказывать Адриан Селин (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург) в докладе, посвященном образу Рюрика в современной северо-западной России. Выбор Рюрика в качестве нового символического основателя российского государства несколько странен, но легко объясним — прежде всего, архаизирующими тенденциями в популярных исторических жанрах. Советские академики Борис Греков, Михаил Тихомиров и Борис Рыбаков справедливо именовали князя мифологическим персонажем, но те, кто в наши дни воссоздает образ Рюрика, апеллируют, минуя их, непосредственно к авторитету Карамзина или ссылаются на летописи, вольно их толкуя. Теме политики памяти посвятил свой доклад и Виктор Шнирельман (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва), в центре которого была память о князе Святославе, ставшем героем для националистического сообщества, готового видеть в нем полководца, отразившего натиск хазар. Отдельным сюжетом в докладе была полемика государственных деятелей, националистов и неозяычников вокруг установок памятников Святославу в российских городах. Продолжил работу секции Дмитрий Прасолов (Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований), рассказавший о коммеморативных практиках в современной Кабардино-Балкарии. Эта республика перенасыщена местами памяти, однако существует три коммеморативных темы, которые активно поддерживают власти: присоединение Кабардино-Балкарии к России, память о Великой Отечественной войне, а также юбилеи советских деятелей. Кроме того, в республике большое внимание уделяется травмам, которые у кабардинцев и балкарцев часто отличаются, но имеются и две общие — Великая Отечественная война и сталинские депортации. Завершил работу секции доклад Галины Янковской (Пермский государственный национальный исследовательский университет), посвященный особенностям пермского художественного соцреализма и тому, насколько он воспринимается как культурное наследие. По ее словам, в Перми не было художников первой или второй величины, творивших в 1920—1950-е годы, поэтому сегодня такое искусство воспринимается неоднозначно. В завершение секции с репликами выступили Анке Гизен (Магдебургский университет им. Отто фон Герике, Германия), рассказавшая о фестивале «Пилорама», проводимом с 2007 по 2012 год в Пермском крае, как о локальной практике памяти советских политзаключенных, а также Владислав Стаф (НИУ ВШЭ), показавший, как в Северодвинске преподносят историю города, возникшего как лагерь в системе Гулага.
Второй день конференции начался с секции «История и аффект: исследование способов переживания прошлого». Первым был доклад Михаила Габовича (Эйнштейновский форум, Потсдам), посвященный Мемориальному военному кладбищу в Мытищах, которое, с одной стороны, является важным местом исторической и культурной памяти, так как там похоронено много героев Российской Федерации, а с другой стороны, представляет собой закрытую территорию, куда крайне тяжело попасть. Елена Рождественская (НИУ ВШЭ / Институт социологии РАН) продолжила тему докладом о роли перформансов в музеефикации Холокоста: в центре ее внимания был вопрос, как подобная форма современного искусства помогает пережить трагическое прошлое. О переживании прошлого говорил и Сергей Ушакин (Принстонский университет) в докладе, посвященном песням, сочинявшимся участниками войны в Афганистане и Чечне, и их специфическому военному нарративу. Так, в текстах появляются отсылки к Великой Отечественной войне, как, например, в песне времен войны в Чечне «Сын солдата, взявшего Кабул, внук солдата, взявшего Берлин». В докладе особенно подробно рассматривалась песня «Мы уходим с Востока» группы «Каскад» и история ее исполнения, начиная с 1980-х годов, когда эта песня воспринималась как живое свидетельство о недавней трагедии, до современного героического исполнения в Кремлевском дворце. Продолжил тему войны совместный доклад Игоря Кобылина (Нижегородская государственная медицинская академия) и Федора Николаи (Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина), в котором речь шла о том, как локальные конфликты запечатлеваются в нарративной, визуальной и телесной памяти. Центральными вопросами доклада были вопросы, что помнят о войне ее участники и как они это описывают — все это рассматривалось прежде всего на материале личных военных фотографий. Завершила работу секции Оксана Мороз (РГГУ / РАНХи
ГС), выступившая с докладом о функционировании публичного политического тела в современном ироническом дискурсе на примере словенского музыканта Клемена Слаконьи (Klemen Slakonja), пародирующего российского президента Владимира Путина в песне «Put-in Put-out». Нельзя не отметить, что Слаконья в своих песнях пародировал и других знаменитостей, например словенского философа Славоя Жижека, однако доклад был ограничен только одним видео музыканта.
Последняя секция, «Усложняя прошлое, делая прошлое ближе: практики публичной истории», естественно делилась на две части: первая была посвящена сталинским репрессиям, о которых рассказывала Елена Рачева («Новая газета», Москва) на примере работы над книгой «58-я. Неизъятое», а также Александра Поливанова (Международный Мемориал, Москва), чей доклад был посвящен проекту «Топография террора». Во время работы над упомянутой книгой Елена Рачева брала интервью у переживших Гулаг пожилых людей в возрасте от 80 до 101 года в крупных городах и небольших поселениях, прежде всего в Республике Коми. В результате получилась очень интересная картина: практически все жители больших городов смогли пережить травму лагерей и вспоминают Гулаг как нечто очень далекое, в то время как в маленьких городках, прежде всего на Севере, жители до сих пор либо боятся и не рассказывают о лагерном опыте даже собственным детям, либо, наоборот, даже не скрывают того, что были охранниками в Гулаге, считая, что все заключенные сидели за дело. Проект же «Топография террора. Москва», о котором шла речь в докладе Александры Поливановой, ставит перед собой задачу обозначить на карте Москвы все места, имеющие отношение к сталинским репрессиям, — тюрьмы, лагеря, существовавшие в стенах монастырей, здания органов госбезопасности, адреса наиболее известных жертв террора и т.д.
Вторая часть секции больше была посвящена выставкам. Галина Орлова
(РАНХиГС, Москва / Европейский гуманитарный университет, Вильнюс / Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону) выступила с репликой, в которой рассказала о работе в Обнинске, в результате которой было собрано несколько сотен интервью физиков и инженеров. На основе этих интервью в минской галерее «У» была создана экспериментальная выставка с использованием сложных материальных форм. Главный объект выставки назывался «Поверхность данных» и состоял из четырех вращающихся поверхностей куба, благодаря чему посетители могли конструировать другие фигуры. Выставочную тему продолжили Андреас фон Вестфален (Западногерманское радио, Париж) и Йохен Лангнер (Германия), которые представили проект интерактивной звуковой русско-немецкой инсталляции о Второй мировой войне, целью которого являлся диалог России и Германии. Последний доклад был сделан Елизаветой Спиваковской (Группа юбилейного года в Театре на Таганке, Москва) и был посвящен тому, как Театр на Таганке осмыслял собственную историю. История самого театра и биографии крупных фигур, таких как Любимов и Высоцкий, давно написана, поэтому перед участниками Группы юбилейного года стояла немного другая задача — показать обычных людей: тех, кто стоял в очереди за билетом или ходил туда на протяжении нескольких десятилетий. В итоге за год в театре было проведено две выставки, четыре спектакля и фестиваль документальной драматургии «Единица хранения», позволяющие зрителям иначе взглянуть на более чем пятидесятилетнюю историю Театра на Таганке.
Подводил итоги конференции круглый стол, в котором участвовали Вера Дубина, Роман Кончаков (МВШСЭН, Москва), Юлия Лайус (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург) и Галина Янковская. На круглом столе были рассмотрены опыты открытия программ по публичной истории в Москве, Перми и Петербурге, проблема государственных стандартов, необходимый набор обязательных и факультативных курсов и дальнейшие планы развития данной дисциплины.
Спрос на публичную историю в России появился не только благодаря программам по публичной истории в западных университетах, но и благодаря «музейному буму», произошедшему в последние несколько лет. Многие российские музеи стали перестраивать экспозиции и искать другие способы презентации прошлого, благодаря чему появился спрос на людей, умеющих преподнести прошлое для посетителей. Юлия Лайус сформулировала цель программ по публичной истории как «приготовление» прошлого для преодоления проблем современности. Так как работа с прошлым никогда не может быть закончена, публичная история как дисциплина всегда будет находиться в состоянии развития. При этом, как сформулировала Вера Дубина, публичная история — это даже не дисциплина, а угол зрения, перспектива, которая вряд ли когда-нибудь станет строгой наукой.
Владислав Стаф