(пер. с англ. Ольги Михайловой)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2014
Цель этой статьи – выявить суть вопроса о продолжении материалистической диалектики после структуралистского поворота через своеобразную фигуру повторения пустоты в трех важнейших современных теоретических концепциях – Луи Альтюссера, Алена Бадью и Славоя Жижека. Это возвращает нас к структуре без основания, или так называемому исчезающему основанию структуры, а также к проблеме, как помыслить историческое событие внутри структуры или изменение структуры как таковой. Контуры этой проблемы вырисовались в связи с майскими событиями 1968 года во Франции – протестными выступлениями рабочих и студентов, углубившими разногласия между кругом Альтюссера, группами маоистов и кругом Жака Лакана. С одной стороны, Альтюссер скептически отнесся к неудачной попытке объединения рабочих и студентов, а Лакан критиковал студенческое восстание, предсказывая, что оно закончится истерическим поиском нового Господина. С другой стороны, Ален Бадью в «Красных годах» отстаивал важность этого события, основываясь на теории противоречий Мао Цзэдуна – сначала в рецензии «Le (re)commencement du matérialisme dialectique» (на книги Альтюссера «За Маркса» и «Читать “Капитал”»), а позднее, уже более последовательно, в своей знаменитой работе «Теория субъекта» (1982).
Согласно Бадью, Луи Альтюссер отвергал это событие потому, что не мог помыслить субъект истории в своих работах о сверхдетерминации и противоречии в материалистической диалектике, замыкая субъективность исключительно в рамках идеологии. Таким образом, он не мог представить реальное изменение или трансформацию структуры или события как такового. Это заставило Бадью вернуться к вопросу материалистической диалектики об осмыслении изменений во времени и истории – к вопросу о том, как из старого прорастает новое, к знаменитому вопросу Мао Цзэдуна о Великой пролетарской культурной революции (вопрос этот, согласно Бруно Бостилсу, стал с тех пор постоянным в его работах), – коротко говоря, к вопросу о производстве новой истины. Чтобы избежать тупиков структуралистской ригидности в отношении вопроса об изменении или трансформации, Бадью в «Теории субъекта» поставил две важных задачи: материалистическое прочтение гегелевской диалектики как логики расщепления[1], а также – и это для нас в данном случае особенно важно – материалистическое прочтение работ Лакана, тоже с точки зрения логики расщепления. В интерпретации Бостилса, в отличие от Питера Холуорда, между «Теорией субъекта» и монументальной работой «Бытие и событие» (1988) нет радикального разрыва. Отношение между бытием и событием в трудах Бадью всегда-уже диалектическое, а субъективные процедуры верности всегда-уже основаны на вопросе о том, как и почему элементы внутри ситуации трансформируются и изменяются событием, что наиболее очевидно в его работе «Логики миров» (2009)[2]. Таким образом, можно сказать, что «Теория субъекта» Бадью заключает в себе самую суть теоретического спора мая 1968 года, первую попытку после структуралистского поворота объединить диалектический материализм и лакановский психоанализ. Бостилс упрекает Жижека в том, что в своей общей интерпретации и критике Бадью тот не уделяет достаточного внимания «Теории субъекта»[3]. Однако, похоже, в более поздней работе «Меньше, чем ничто: Гегель и призрак диалектического материализма»[4] Жижек возвращается к самой сути вопроса материалистической диалектики внутри лакановского психоанализа. Там мы находим идеи, продолжающие дискуссию о размышлениях Бадью по тому же вопросу в «Теории субъекта», которые в его книге резюмируются следующим образом: «От реального как причины до реального как закономерности можно проследить траекторию интегрального материализма»[5].
В целом можно сказать, что все современные версии материалистической диалектики вращаются вокруг вопроса о пустоте – так называемого клинамена, события первоначального и спонтанного отклонения атома (столкновения), которое приводит к созданию мира (структуры), а также вопроса о повторении. Главный вопрос досократиков-материалистов можно обнаружить и в поздних работах Альтюссера, и в семинарах Лакана, и в «Теории субъекта» Бадью. В этой связи мы попытаемся показать, как в работах этих трех мыслителей на разный манер проявляется определенный вид материалистической диалектики внутреннего расщепления и повторения пустоты. Вследствие такого повторения возникает дополнительный элемент: объект a как новое знание / истина в Реальном (у Лакана), новая истина (у Бадью) и новый тип эпистемологического знания исторического материализма (у Альтюссера), – что, по-видимому, можно считать своего рода «постоянством реального» в понимании Бадью.
По Бадью, материалистическая диалектика расщепляется на две части, идеалистическую и материалистическую. Материалистический характер диалектики проявляется в процессе разделения между, с одной стороны, логикой мест, которая характеризует структуру мест, и динамикой сил, с другой. Чтобы диалектика оставалась материалистической, необходимо избегать двух тенденций – идеалистического (правого) и материалистического (левого) уклона. Правый уклон просто принимает структуралистскую причинную обусловленность с логикой мест, с пустотой как идеей исчезающего основания: «ничто, кроме места, не будет иметь места», как пишет Малларме. Такой уклон характерен, по Бадью, для круга Альтюссера. В свою очередь, левый уклон видит только материальность диалектически не определенных чистых сил, что характерно для анархистов желания круга Делёза (материализм без понятия пустоты). Основная идея Бадью в «Теории субъекта» состоит в том, что структуралистская диалектика предполагает структурное сочетание мест внутри замкнутой совокупности, но не включает динамику сил и, соответственно, исключает возможность помыслить изменение или трансформацию структуры. В то же время сила, если мыслить ее диалектически, должна быть обусловлена логикой мест. Мы имеем логику диалектики между «splace» (space / place) и «horlieu» («вне места»). Бадью стремится к разделению сложного целого на алгебраическую часть сочетания мест внутри структуры и топологическую часть действия силы: «Каждая сила находится в положении внутреннего исключения по отношению к определяющему ее месту», но «если определение описывает диалектическое положение силы и ее соответственное разделение, тогда целью теории субъекта становится стремление к редкой возможности, что такая сила, хотя она всегда и имеет свое место, иногда может определить определение (determine the determination), будучи снова приложена к тому месту, которое отмечает ее разделенную идентичность»[6]. Таким образом, у нас есть две пустоты: пустота так называемого «splace» и пустота так называемого «horlieu», которые частично совпадают в определенном изгибе или скручивании, обозначающем субъект. Ключевой момент «Теории субъекта» Бадью – этот симптоматический изгиб, скручивание вокруг тупика собственного местоположения в структуре: «Это процесс скручивания, через который сила вновь прилагается к тому, из чего она возникает через конфликт <…>. Все, что не на месте, возвращается к той части себя, что определена ей, чтобы сместить место, определить определение и перейти границу»[7]. Итак, понятиями исторической жизни в материалистической диалектике являются определение и граница. При помощи этих понятий целое утверждает себя, не замыкаясь, и элемент включается в него, не разрушаясь. По мысли Бостилса, первую часть диалектического движения у Бадью можно в целом охарактеризовать следующей фразой Лакана: «Субъект находится, так сказать, во внешней включенности в свой объект»[8]. Главной задачей Бадью было, прежде всего, понять диалектическое отношение внешней включенности субъекта и объекта[9]. Тем не менее, как утверждает Бостилс, теория субъекта Бадью
целиком состоит в противопоставлении этих двух направлений диалектического материализма: одного, для которого акт субъективации остается неразрывно связанным со структурной причинностью нехватки, и второго, стремящегося отобразить субъективный процесс как редкую вероятность возникновения новой структуры, где субъект не только занимает, но и превосходит пустое место, занимаемое им в старой структуре, которая в результате становится неактуальной[10].
В соответствии с идеей структурной диалектики пустоты как исчезающей причины, которую, по мнению Бадью, необходимо преодолеть, чтобы осмыслить материалистическую диалектику между разделенными полюсами структуры и субъекта, мы должны отказаться от идеи бинарного отношения между Одним структуры и Реальным, которая, на его взгляд, все еще присутствует в ранних работах Лакана. Чтобы прийти к настоящей материалистической диалектике, необходимо, как он считает, разделить саму теорию Лакана на две части – структуралистскую (идеалистический полюс) и позднейшую топологическую (материалистический полюс). Рассмотрим с точки зрения Бадью, предложенной в «Теории субъекта», два разных взгляда на Реальное как пустоту в ранних и поздних работах Лакана. Пустота в структурализме раннего Лакана, Лакана времен «бессознательного, структурированного как язык», соответствует «нехватке бытия», Реальному как элементу, образующему структуру. Однако в поздней топологии Лакана Реальное как наслаждение, jouissance, объект aсвязано с вопросом онтологии влечения как «бытия нехватки». Разницу между двумя типами пустоты лучше всего удалось выразить Славою Жижеку: «В этом заключается разница между желанием и влечением: желание основано на конститутивной для него самого нехватке, тогда как влечение циркулирует вокруг дыры, лакуны в порядке бытия»[11]. И далее:
Вслед за Жаком-Аленом Миллером необходимо различать нехватку и дыру: нехватка пространственна, она обозначает пустоту в пространстве, тогда как дыра более радикальна и означает точку, в которой сам этот пространственный порядок распадается (как в случае «черной дыры» в физике)[12].
Если мы рассмотрим творчество Лакана сквозь призму предложенного Бадью материалистического расщепления между ранней логикой желания и поздней логикой влечения, нам придется признать, что последнее как-то вращается вокруг первого. Мы имеем дело с материалистической диалектикой, задействованной в процессе перехода, движения пустоты от нехватки к дыре как следствия повторения и минимального различия между двумя пустотами – пустотой как исчезающей причиной структуры и дырой, с которой структура идентична. Помимо того, что пустота Субъекта и пустота Другого накладываются друг на друга в отчуждении и отделении субъекта бессознательного, можно утверждать, что есть и другой вид расщепления пустоты как объекта Реального в творчестве Лакана. В теории деструкции субъекта из «Теории субъекта» это означает, что действие лакановского Реального как объекта a следует за пустотой как Реальным, которая занимает его место в структуре, что топологически изменяет пространство структуры. Происходит движение от отсутствия к дыре, от небытия к небытию – однако к небытию с прибавочным элементом. Как пишет Бадью: «Тем не менее именно этот зазор между повторением и тем, что еще не актуализовано внутри повторения, определяет локус работы деструкции в “Теории субъекта”»[13]. Однако здесь возвращение пустоты как лакановской дыры обратно к пустоте как отсутствию, заканчивающемуся своего рода повторением, не означает полной деструкции, а производит некий остаток. В другом своем пассаже Жижек подробно объясняет существенную разницу между желанием и влечением в аспекте вопроса о пустоте:
Несмотря на то что, как подчеркивает Лакан, объект a является также объектом влечения, отношение здесь совершенно иное: хотя в обоих случаях связь между объектом и утратой играет решающую роль, в случае объекта a как объекта – причины желания у нас имеется объект, который изначально утрачен, совпадает с собственной утратой, возникает как утраченный, тогда как в случае объекта a как объекта влечения «объектом» является сама утрата – переходя от желания к влечению, мы переходим от утраченного объекта к самой утрате как объекту. Другими словами, странное движение, называемое влечением (drive), не руководствуется «невозможным» поиском утраченного объекта, а стремится напрямую задействовать «утрату» – лакуну, разрыв, промежуток. Нужно, стало быть, провести двойное разграничение: не только между объектом a в его фантазматическом и постфантазматическом статусе, но и внутри самой постфантазматической сферы, между утраченным объектом – причиной желания и объектом – утратой влечения. Вот что Лакан подразумевает под «удовлетворением влечений»: влечение не приносит удовлетворения, потому что его объект – это заменитель Вещи; однако влечение, так сказать, превращает неудачу в триумф: сама неудача в достижении цели, повторение этой неудачи, бесконечное вращение вокруг объекта порождают собственное удовлетворение. Говоря еще более определенно, объект влечения не связан с Вещью как тем, что заполняет пустоту: влечение буквально противонаправлено желанию, оно не стремится к невозможному восполнению, чтобы, будучи вынужденным отвергнуть его, зациклиться на частичном объекте как его остатке, – влечение буквально и есть стремление разрушить Всё непрерывности, которой мы охвачены, внести в нее радикальный дисбаланс, и разница между влечением и желанием заключается именно в том, что в желании этот разрыв, эта фиксация на частичном объекте, так сказать, «трансцендентализируется», замещает пустоту Вещи[14].
В этом повторении пустоты желания и пустоты jouissance, в движении от желания к влечению и осуществляется минимальное различие между нехваткой и дырой, приводя к разрыву пустоты, к расщеплению Реального. Повторение пустоты как переход от нехватки к дыре оставляет нас с особым материальным остатком, который Демокрит как первый материалист назвал den[15]. В связи с вопросом о лакановском субъекте – центральным вопросом «Теории субъекта» – его скручивание производит двойной раскол субъекта. Как пишет Жижек:
Конститутивный раскол субъекта (предшествующий расколу между субъектом и объектом) – это раскол между пустотой, которая «есть» субъект ($) и невозможно-Реальным объектным двойником субъекта, чисто виртуальным объектом a. То, что мы называем «внешней реальностью» (устойчивая сфера положительно существующих объектов), возникает посредством вычитания, т.е. когда нечто изымается из нее: это нечто и есть объект a. Корреляция между субъектом и объектом (объективной реальностью), таким образом, подкрепляется корреляцией между этим же субъектом и его объектным коррелятом, невозможно-Реальным объектомa, и эта вторая корреляция совершенно иного рода: это своего рода негативная корреляция, невозможная связь, не-отношение между двумя моментами, которые никогда не встретятся в одном пространстве (как субъект и объект), не потому, что они слишком далеки друг от друга, а потому, что они – одна и та же сущность на двух разных сторонах ленты Мёбиуса. Этот невозможно-Реальный виртуальный объект не является внешним по отношению к символическому, это его имманентный изъян, искривляющий символическое пространство, точнее, это не что иное, как изгиб символического пространства[16].
Это не-отношение, раскол второго порядка, можно назвать «что» (den), но это так же и клинамен, находящийся в фокусе внимания современных теоретиков материалистической диалектики – Альтюссера, Бадью, Лакана и позднее Жижека. В разрыве и повторении как взаимоналожении одной пустоты на другую или переходе от одной пустоты к другой рождается некий странный элемент. Это, по мысли Жижека, и есть объект a, который, как den Демокрита, «больше, чем нечто, и меньше, чем ничто» и «больше одного, но меньше двух»[17]. Так появляется новый критерий диалектики между Символическим и Реальным у Лакана, и проливается новый свет на вопрос о якобы антидиалектической природе лакановского влечения к смерти. Повторение объекта-причины желания и объекта a как прибавочного наслаждения влечения в работах Лакана предполагает одновременность, совпадение или наложение и на самом деле предотвращает заполнение нехватки нехваткой как объектом. С точки зрения материалистической диалектики как расщепления у Бадью и его идеи, что творчество Лакана распадается на два периода – алгебраический и топологический, период желания и языка и период топологии влечения, – можно сказать, что лакановская проблема перехода от отчуждения к отделению субъекта заключается в понимании параллаксного ви́дения одного и того же объекта, зазора или минимального различия между объектом нехватки и нехваткой как объектом, желанием и влечением, структурой и ее разрушением. Этот разрыв можно понять как «минимальное расстояние между двумя пустотами»[18] (именно так Жижек коротко определяет суть материализма в квантовой физике). В таком случае критика Бостилса в его работе «Бадью без Жижека», касающаяся первичности негативности влечения к смерти как минимального различия, является избыточной, поскольку минимальное различие как den у Жижека можно с тем же успехом трактовать как продукт вычитания, побочный результат материалистического скручивания между объектом a как влечением и объектом – причиной желания. Как пишет Бостилс:
В конечном итоге проблема с этой логикой заключается в ее полной неспособности представить преобразующую силу события иначе, чем как эффект структурного повторения, хотя неопределенное повторение отметки и места и создает некое подобие диалектического движения, которое выглядит более радикальным, чем что бы то ни было: «Можно говорить об “ультра-диалектике”, о такой теории движения, при которой невозможно не только понять, но и более радикально определить само движение». В лучшем случае переход от одного состояния в другое, если они идентичны, ведет только к «сериальной логике», в соответствии с которой есть «одно, а потом другое как минимальное различие». Любая попытка представить это минимальное различие как величайшее откровение философии Бадью должна, по меньшей мере, примириться с этой основательной критикой гегелевской и лакановско-миллеровской логики, которую Жижек по очевидным причинам лишь рад обнаружить в «Le Siècle» Бадью[19].
Случайное событие клинамена как ядро материалистической диалектики, таким образом, является двойным, экспоненциальным разрывом. Или же фигурой неделимой Двойки, минимального различия в онтологии Бадью, которая согласно диалектике Единого и множественного представляет собой расщепление на Единицу и den. В этом чисто диалектическом повторении и рождается den Демокрита, обладающий своим собственным автономным онтологическим статусом. Такова сущность исторического изменения в отношении того, что называется «онтологией незавершенности». Жижек описывает параллаксное ви́дение одного и того же объекта, разделение на волны и частицы в квантовой физике, в соответствии с материалистической онтологией den:
Это подводит нас к другому следствию странной онтологии пересеченной (или зачеркнутой) Единицы: два аспекта параллаксного разрыва (скажем, волна и частица) никогда не бывают симметричны, так как первоначальный разрыв пролегает между (усеченным) нечто и ничто, и дополнительность между двумя аспектами разрыва функционирует таким образом, что сначала у нас есть разрыв между ничем (пустотой) и нечто, и только потом, (логически) во второй раз, – другое нечто, которое заполняет Пустоту, так что мы получаем параллаксный разрыв между двумя нечто[20].
Далее Жижек описывает den как результат перехода от нехватки к дыре, от нехватки бытия к бытию нехватки у Лакана:
В результате «есть нечто, а не ничто»: чтобы прийти к нечто, необходимо изъять из ничто саму его ничтожность, т.е. нужно предположить существование изначальной, существующей до онтологии пропасти «как таковой», как ничто, чтобы в противоположность ничто или на его фоне могло бы возникнуть нечто. То, что предшествует Ничто, меньше, чем ничто, – доонтологическое множество, зовущееся разными именами – отden Демокрита до объекта a Лакана. Место этого доонтологического множества – не между Ничто и Нечто (больше, чем ничто, но меньше, чем нечто); den, напротив, больше, чем Нечто, но меньше, чем Ничто[21].
В заключение, вместо того чтобы углубляться в дальнейшую дискуссию об идееden как минимального различия между желанием и влечением и о ее связи с материалистической диалектикой Лакана, мы обратимся к довольно близкой логике, которая имела место в материалистической диалектике Альтюссера, однако в поздний период творчества мыслителя якобы полностью исчезла, уступив место так называемому «материализму столкновения» как наивной версии онтологии клинамена[22]. Мы полагаем, что диалектическое отношение между эпистемологией и онтологией может быть обнаружено и у позднего Альтюссера, если применить к нему материалистические «ножницы» Бадью, разделив идеалистическую часть (противоречие и сверхдетерминация в работе «За Маркса») и материалистическую, топологическую (идея клинамена и материализм столкновения), кульминацией чего будет своеобразное повторение пустоты и ее расщепления. На раннем этапе творчества Альтюссера мы имеем дело с неуловимой пустотой структуралистской причинности, локусом отсутствующего центра господствующих инстанций сверхдетерминации и их невозможной встречей с экономикой как детерминацией в последней инстанции. Этот этап можно сравнить со структуралистским периодом объекта желания как нехватки бытия у Лакана. Затем у нас имеется объект теории материализма столкновения, или алеаторного материализма, – пустота как клинамен, случайное отклонение атома. Однако эта пустота как клинамен на самом деле появляется как результат повторения и, следовательно, расщепления пустоты в работе «Противоречие и сверхдетерминация», как результат материалистической диалектики – в работе «За Маркса», а в конце концов предстает так называемым den, остатком вторичного разрыва, в результате которого появляется параллаксный объект. Теория алеаторного материализма Альтюссера была призвана повторить его раннюю материалистическую диалектику как своего рода трансцендентальный материализм внутри марксистского исторического материализма, что сродни идее трансцендентального материализма в квантовой физике у Жижека (эта концепция принадлежит Адриану Джонстону[23]). Теория сверхдетерминированного противоречия Альтюссера упирается в параллаксное ви́дение незавершенности, «не-всё» бытия как такового. Центральной же идеей трансцендентального материализма Жижека является идея взаимоналожения пределов нашего знания и пределов, или незавершенности, самого бытия:
Формула исключительно точна: «то, что скрыто от мысли в объекте» (трансцендентное в-себе объекта, недоступное мысли), пересекается с «тем, что скрыто от объекта в мысли» (имманентность субъекта, исключенного из объективной реальности). Это наложение двух «недоступностей» (не смешивать с «форклюзией» Лакана) повторяет основное гегелевско-лакановское движение: само расстояние, отделяющее нас от вещи в себе, имманентно вещи в себе и делает нас (субъект) непостижимым «невозможным» разрывом или лакуной внутри вещи в себе[24].
Den как результат скручивания двух пустот и расщепления пустоты субъекта бессознательного следует, таким образом, признать новым фундаментом современной материалистической диалектики. Что касается известного отношения между историческим материализмом и психоанализом, то их общая основа должна быть поднята на более высокий уровень. Мы уже знаем, что исторический материализм и психоанализ связаны, так как оба они трактуют объект своей деятельности (науки) как уже расколотый, как «не-всё», а предел знания для них всегда включает в себя предельность реального объекта, место субъекта высказывания внутри научного знания (пристрастность)[25] и область Символического как производства означающего. Но если рассматривать теорию Лакана в виде расщепления между нехваткой субъекта и господствующего означающего как узловой точки структуры, с одной стороны, и объектом a, возникающим в процессе отделения объекта от означающего, с другой, то новое основание материалистической диалектики может стать результатом своего рода материалистического вращения последнего вокруг первого. Таким образом, будущая материалистическая диалектика могла бы поставить себе задачу проследить, способен ли этот материальный остаток как параллаксный объект, вращение и двойной изгиб продолжить путь к новому знанию или новой истине. Иными словами, материалистическая диалектика предполагает исторический материализм бессознательного в истории психоанализа, с одной стороны, и исследование бессознательного истории в рамках марксизма, с другой.
Пер. с англ. Ольги Михайловой
[1] См. подробную работу Бадью по материалистическому прочтению гегелевской диалектики: Badiou А. Le Noyeau Rationnel de la Dialectique Hegelienne. Paris: La Découverte, 1978. В английском переводе: Badiou А. The Rational Kernel of the Hegelian Dialectic / Ed. and transl. by Tzuchien Tho. Melbourne: re.press, 2011.
[2] Bosteels B. Alain Badiou’s Theory of the Subject // Lacan: The Silent Partners / Ed. by S. Žižek. London; New York: Verso, 2006.
[3] Bosteels B. Badiou without Žižek // Polygraph: An International Journal of Culture and Politics. 2005. Vol. 17: The Philosophy of Alain Badiou. P. 221–244. Цит. по: mariborchan.si/text/articles/bruno-bosteels/badiou-without-zizek (дата обращения: 26.10.2014).
[4] Žižek S. Less than Nothing: Hegel and the Shadow of Dialectical Materialism. London; New York: Verso, 2012.
[5] Badiou A. Theory of the Subject. London; New York: Continuum. P. 227–228.
[6] Bosteels B. Badiou and Politics. London; Durham: Duke University Press, 2009. P. 81.
[7] Badiou A. Theory of the Subject. P. 12.
[8] Bosteels B. Badiou and Politics. P. 83. (См. также: Lacan J. La Science et la Verité // Cahiers pour l’analyse. 1966. Vol. 1. P. 6–28.)
[9] Bosteels B. Badiou and Politics. P. 83.
[10] Ibid. P. 75.
[11] Žižek S. Op. cit. P. 489.
[12] Ibid. P. 496. См. всю главу «From Repetition to Drive».
[13] Bosteels B. Badiou and Politics. P. 98.
[14] Žižek S. Op. cit. P. 639.
[15] О переводе этого неологизма см. статью Младена Долара в этом же номере.
[16] Žižek S. Op. cit. P. 958, 599.
[17] Ibid.
[18] Ibid.
[19] Bosteels B. Badiou Without Žižek.
[20] Žižek S. Op. cit. P. 929.
[21] Ibid.
[22] См. мою статью: Kolšek K. The Parallax Object of Althusser’s Materialist Philosophy // Encountering Althusser: Politics and Materialism in Contemporary Radical Thought / Ed. by K. Diefenbach, S.R. Farris, G. Kirn, and P.D. Thomas. London: Bloomsbury, 2013. P. 75–88.
[23] Cм.: Johnston A. Zizek’s Ontology: A Transcendental Materialist Theory of Subjectivity. Evanston, IL: Northwestern University Press, 2008.
[24] Žižek S. Op. cit. P. 956.
[25] См.: Žižek S. Hegel in označevalec. Ljubljana: Analecta; DDU Univerzum, 1980.