Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2014
Не важно, идти вперед или назад, мир давно
по-терял линейную примитивную определенность.
Ры Никонова[1]
Необъятное в своем разнообразии и объеме творчество Ры Никоновой 10 марта 2014 года приняло свою завершенную форму. Учитывая интенсив-ность творческой деятельности и многосторонность таланта Никоновой, можно предположить, что на освоение ее наследия уйдет едва ли не больше времени, чем на его создание. Впрочем, сожалеть об этом не стоит — у исто-рика литературы и искусства, как и у читателя, не чуждого в своих пристра-стиях радикальному эксперименту, появится шанс не один раз повторить от-крытие материка Никоновой.
Дань ее памяти хотелось бы отдать попыткой осознать некоторые из тех векторов (термин из инструментария Никоновой), которые, как представ-ляется, определяют очертания ее художественного мира. Слова «Рифмы пер-вых волн», поставленные в заглавие этих заметок, взяты из статьи Ры Нико-новой «Об умении блистать своим отсутствием», опубликованной во втором номере журнала «Транспонанс» (1979, с. 6—7). Никонова — в первую очередь поэт; лирическим началом проникнуты даже те ее произведения, в которых она обходилась без слов (и букв), поэтому кажется уместным поставить в ос-нову ее поэтики именно рифму — в самом широком смысле этого слова. При-менительно к традиционной рифме Никонова писала: «Рифма есть нечто ас-социативное, как бы отблеск, вернее, отплеск одного слова в другом. До сих пор поэты пользовались девятым валом в подобных всплесках, т.е. почти пол-ным консонансом (зубы-губы-дубы), затем сумели овладеть восьмой волной (что-то похожее на рифму: зубы-убыл-любит-тумбы). Пришло время и самых первых, самых незаметных волн, чьё дрожание уже улавливает наш более ост-рый, более профессиональный глаз (ухо). (Зубы — жабы, скамья — скуфья, стелет — колет, мажет — порет.)» (Указ. соч. С. 6). В этом призыве почувство-вать колебание первых волн (слово «волна» здесь следует воспринимать не только как фигуру речи, но и как отсылку к волновой природе звука и света) важны две вещи. Первая — опора профессионального художника на глаз и ухо. К литературному творчеству Никонова подходила в первую очередь с медиальной и семиотической точек зрения, отмечая в более поздней статье: «Чтобы сделать литературу искусством, ее надо разделить на две составляю-щие: визуальную и фонетическую, и развивать их самостоятельно, как раз-делы соответствующих искусств»[2]. В указанных Никоновой примерах рифмы первых волн исключительно визуальны: рифмуются не звуки, а буквы (в случаях «зуБЫ — жаБЫ, мажЕТ — порЕТ» — две последние, «сте-ЛЕТ — коЛЕТ» — три, а в «СКамЬЯ — СКуфЬЯ» мы видим своеобразную кольцевую рифмовку: зарифмованы как начала, так и концы слов). Эти пер-вые волны мотивируют художника к тому, чтобы пуститься в плавание по неизвестному маршруту, ведь как писала Никонова: «Словарь — это плохо обработанный сборник стихотворений»[3]. Тем самым литератор может быть уподоблен также скульптору, извлекающему форму из аморфного камня, и для Никоновой — музыканта по образованию и практикующего художника — была очень важна изоморфность не только различных видов искусств, но и вообще любых форм человеческой деятельности. «Живопись — это всего лишь беспредметная проза», — писала она в одном из томов своего учебника русского языка «Любояз»[4], а в одной из своих наиболее значительных теоре-тических работ («Система») отмечала: «Система есть. Во всем. Везде чув-ствуется одна рука, один божественный взгляд, один негатив (матрица)»[5].
В последовательной разработке этой системы Никонова была одним из наиболее провокативных и радикальных авангардных художников. Оста-новимся лишь на одном примере, иллюстрирующем на основе заявленного волнового принципа как способность Никоновой балансировать на грани ис-кусства и неискусства, так и стороны ее художественного дарования, позво-лившие ей еще во время жизни в СССР, но в особенности после эмиграции стать востребованным художником и признанным классиком новой литера-туры, в первую очередь визуальной поэзии.
В 14-м номере «Транспонанса» (это первый номер за 1983 год) Никонова публикует следующий текст:
В контексте журнала он продолжает сразу несколько линий. Во-первых, тематический контрапункт номера — значимую для исторического авангарда тему почерка, раскрытую мужем Никоновой Сергеем Сигеем в первой же статье номера «Поэзия написаний», в которой он пишет: «Каллиграфия не только обращение к глазу, не только продолжает звучание, она выступает еще обращенной к третьей силе — руке. Есть стихи, которые бессмысленно читать вслух или про себя, бессмысленно разглядывать. Понимание таких стихов может приходить лишь в процессе переписывания. <…> Переписьмо пред-полагает, что текст должен литься, быть связным, переписьмо не терпит дробности и этим резко противостоит визуальной литературе»[6]. Не останавливаясь подробно на важном для транспоэтов концепте переписьма, отметим, что речь идет о фактическом переписывании чужих текстов, причем в обоих значениях этого слова: рукописном копировании текста и одновре-менной его трансформации — процессе, являющемся, по словами Никоновой, общим принципом существования[7] и давшем один из главных импульсов к возникновению журнала «Транспонанс» и впоследствии группы транспоэ-тов (трансфуристов). Сигей приводит в своей статье примеры букв, «способ-ных к линеарному продолжению» — т.е. трансформации, в своем волновом характере совмещающей визуальный и акустический компонент и, более того, по словам Сигея, сводящей «единицу поэтического к единой черте — проекции извилин мозга» (там же, с. 6).
В своем продолжении идеи Сигея Никонова опирается не только на аб-страктную идею каллиграфии, но на конкретное ее исполнение, а именно на каллиграммы Елизаветы Мнацакановой, которым в одиннадцатом номере «Транспонанса» (1982) была посвящена статья Никоновой «Литературное тело Елизаветы Нецковой» (с. 57—62). В отличие от Мнацакановой, Нико-нова в своем исполнении исходит не из эстетической стороны каллиграфии, вносящей в текст гармонизирующую составляющую, а из авангардистского диссонанса, ставящего читателя перед необходимостью каждый раз задавать себе вопрос о правомерности относить этот текст к жанру искусства и вообще о том, считать ли его текстом. В качестве ответа на этот вопрос Никонова со-провождает свое произведение обширным комментарием, вписывающим текст в семиозис ее глобальной системы жанров и должным обосновать ее базовую идею, а именно: «Для меня литература есть работа с местом, где был или может быть знак. Литература, любящая экспериментировать с местом около буквы, внутри буквы и под буквой»[8]. В комментарии Никонова обра-щает внимание на способ размещения записи (она именует его «пакетный стих», то есть данный единым законченным блоком) и на кольцевую форму его «содержания» — или того, что может быть названо содержанием, по-скольку текст начинается и заканчивается буквой «А», которая визуально на-рушает тавтологичность основного корпуса текста, представляющего собой письменную букву «Е», записанную непрерывно по горизонтали, а по верти-кали данную в своем отражении. Возвращаясь от визуальной к фонетической составляющей, отметим, что такие произведения Никонова называла «легатный стих», то есть стихотворение, состоящее из одних гласных и по своей акустической природе стоящее наиболее близко к музыке. В качестве при-мера Никонова приводит в своей статье «Кааба абстракции»[9] стихотворение Альдо Палацески из книги «Ослиный хвост и мишень» 1913 года.
А а а а а
Е е е е е
И и и и и
О о о о о
У у у у у
А Е И О У
Не исключено, что стихотворение Никоновой является исполнением первых строк Палацески, состоящих из букв А и Е. Интересно также и то, что Нико-нова для того, чтобы дистанцироваться от каллиграфии Мнацакановой, вос-пользовалась приемом так называемого «плохописьма» — первоисточник этого стихотворения из книги «Тонежарль» (1981) выглядел гораздо более эффектно:
Однако не одна лишь избыточная красота или, вернее, красивость испол-нения послужила причиной транспонирования текста: если в «Тонежарле» — книге, иллюстрирующей разнообразные приемы системы Никоновой, — художнику было важно подчеркнуть лишь один принцип, а именно транс-формацию музыкального принципа Legato в визуальную плоскость текста, то вариант «Транспонанса» с его способом пакетной организации материала манифестирует тот факт, что перед нами именно стихотворение.
О том, насколько сильно проникнуто поэтическим началом все творчество Никоновой, свидетельствуют ее прозаические и драматические произведе-ния, которые могут быть знакомы читателю по двум «официальным» изда-ниям Никоновой в России[10]. Они демонстрируют также тот факт, что поэти-ческий эксперимент не исчерпывается радикальностью и провокацией: его цель — апробация и дистиллирование приемов, обогащающих арсенал лите-ратуры и позволяющих расширить ее границы в «традиционных» жанрах. Ниже впервые публикуются три текста из архива Никоновой, созданные на разных этапах ее жизни и творчества[11]. В них мы оказываемся с художником лицом к лицу — и убеждаемся в том, что радикальность художественного экс-перимента не исключает интенсивности чувств, поэтологической рефлексии и даже политического высказывания. Ры Никонова во всем шла до конца, в какую бы сторону она ни двигалась. Этот путь продолжается.
[1] Ры Никонова. Литература после живописи. Ейск, 1991. С.32.
[2] Ры Никонова. Литература есть частица вселенной // Транспонанс. 1981. № 8. С. 9.
[3] Ры Никонова. О системной эстетике // Транспонанс. 1980. № 7. С. 18.
[4] Ры Никонова. Любояз. Лубок для чтения вслух. Т. 3. <Б. д.>. С. 22. Отрывки из «Любояза» см.: Russian Literature. 2006. № 59 (II—IV). С. 399—407; Literature and Beyond. Festschrift for Willem G. Weststeijn. Vol. II. Amsterdam, 2008. С. 493—514.
[5] Ры Никонова. Система // Транспонанс. 1981. № 9. С. 6.
[6] Сигей С. Поэзия написаний // Транспонанс.. 1983. № 14. С. 5.
[7] См. статью Никоновой «Система» (Транспонанс. 1981. №9. С. 6—15).
[8] Ры Никонова. Литература после живописи. С. 18.
[9] Ры Никонова. Кааба абстракции // Лабиринт-эксцентр. 1991. № 3. С. 161.
[10] Ры Никонова. Студент Иисус: Упоительные комментарии. М.; Тверь, 2001; Она же. Слушайте ушами: Пьесы, проза и плюгмы 1961 — 1979 гг. М., 2011.
[11] Благодарим С. Сигея за предоставление текстов.